Я был на седьмом небе от счастья. Позже стало приходить осознание. Что же теперь будет? Я воспитан в строгих правилах, распутство не мой конёк. Да, в Европе я не ограничивал себя в удовольствиях, но там было другое. Я покупал любовь за деньги тех, кто готовы были вступить в эту финансовую сделку. Я никому ничего не обещал, о чувствах даже не шла речь. Близость же с Элиз показалась мне стыдной, распутной. Она обязывала меня сделать дальнейшие шаги. Не то, чтобы я был против, но как-то всё неожиданно.

Я обнял Элиз, поцеловал в румяную щёку. Кожа её была тёплой, нежной, слегка пахла молоком, мёдом и чем-то ещё необъяснимым. Она ровно и легко дышала, белая упругая грудь вздымалась. Луна упрямо светила в окно, как будто подглядывала за нами. Звёзды подмигивали и улыбались. Прежние мысли вдруг ушли, стало легко и спокойно. Моя рука скользнула вниз по телу Элиз. Казалось, она спала, но стало заметно, как напряглось тело, соски увеличились, затвердели, дыхание Элиз стало неровным. Я понял, что она готова принять меня снова. Я повторил прежний путь: губы, шея, плечи, соски, живот и мягкое пушистое лоно. Её руки обняли меня нежно, ласково, неторопливо, но вдруг неожиданным резким движением Элиз перевернула меня на спину и прижала к кровати. Её дыхание участилось, пальцы сжали то, что и так готово было сделать её счастливой. Я почти ушёл туда, откуда не хотел возвращаться никогда, тут Элиз, постанывая, помогла мне найти дорогу, своим лоном накрыв мою плоть. Она не дала мне сделать ничего, всё сделала сама. Наши души были где-то далеко, они летали между звезд, слившись в единое целое. Звёзды принимали нас, ласкали, освещали своим холодным светом. Полёт закончился взрывом, как будто космический красный гигант достиг своих максимальных размеров и, превратившись в чёрную дыру, поглотил нас.

Нас встретила холодная ночь, луна опять подсматривала, но звёзды уже не улыбались, а хохотали. Не знаю откуда, но вдруг меня оглушила мысль, что больше ничего не будет, это конец, я потеряю Элиз. Едва удалось справиться с собой, чтобы не закричать и не испугать девушку. Несколько минут мы лежали молча. В комнате стало чуть светлее. Ночь отступала. Рождался новый день, вселялись новые надежды.

– Спасибо за ночь, дорогой. Постарайся забыть, всё будет по-прежнему. Я люблю тебя. Спокойной ночи! – Элиз накинула на себя рубаху, взяла свечу и быстро удалилась.

Я не успел ответить, поблагодарить, остановить её, но неприятная мысль ушла. Я спокойно уснул. Парамон, ты меня прости, что я так подробно тебе это рассказываю. Это единственное светлое пятно в наших отношениях. Мне кажется, что если я чего-то упущу, не доскажу, то умру.

– Ничего, Кузьма, я понимаю. Говори дальше.

– Дальше было так. Следующие несколько дней мы встречались, как и прежде: также сидели в гостиной рядом, касаясь коленями. Только наши взгляды встречались чаще, и во сне я видел звёзды, луну и наши летящие души. Но так не могло больше продолжаться, меня влекло к ней, я хотел близости с ней постоянно. Можно было сойти с ума. Я решил поговорить с отцом. Вечером, зайдя в кабинет, я решительно подошёл к столу, где отец читал какую-то книгу:

– Папа, скажи, как ты отнесёшься к моему желанию жениться?

– Мальчик мой, неужели ты решился наконец-то?

– Что ты имеешь в виду?

– Я уже давно замечаю, что между тобой и Элиз что-то происходит. Это невозможно не заметить.

– Неужели? А я думал, что это только наш мир. Так что ты скажешь?

– Скажи, ты официально берешь моё благословение или просто интересуешься?

– Я не знаю, я хочу знать твоё мнение.

– Сынок, я не против, только надо иметь за душой что-то. Как ты семью будешь кормить? Образование ты получил, надо скопить что-то или дело какое-то в руки получить.

– Но у меня есть дело. Я толмачом подвизаюсь, ты же знаешь.

– Ну, вот и подвизайся пока, денег накопишь, тогда и женись.

Я понял, что отец прав, но все-таки решил поговорить с Элиз. Я очень боялся, что она откажет. Я оттягивал время для разговора, но тут подвернулся случай. Посыльный принёс письма от моего хозяина. Он срочно вызывал меня к себе. Нам предстояло длительное путешествие в Европу по очередным тайным делам. Поездка обещала продлиться несколько месяцев. Уезжать было жалко, но без этого нельзя. До отъезда надо было обязательно поговорить с Элиз, открыть ей планы, получить её согласие. Это придаст сил, будет воодушевлять меня вдали от дома.

Я улучил момент, когда мы с моей ненаглядной остались одни:

– Элиз, ты знаешь, я уезжаю.

– Да, знаю. Надолго?

– Не знаю, на несколько месяцев. Как получится.

– Я буду писать тебе.

– Элиз, скажи, ты меня будешь ждать? Я вернусь, мы поженимся. Я люблю тебя, я не могу без тебя, Элиз! Что ты молчишь?

– Езжай с Богом, дорогой. Я буду тебя ждать.

Дальше неинтересно. Я уехал. Быстро вернуться не получилось, наша миссия затянулась, мы объехали пол-Европы: Пруссию, Францию, Швецию, Польшу, Италию. Письма от Элиз действительно приходили регулярно, но дальше всё реже. Всё в письмах было хорошо, Элиз описывала жизнь дома, говорила о своих чувствах. Потом письма прекратились. Я объяснял это тем, что мы слишком часто перемещаемся, и письма за нами не успевают. Но однажды в Кракове, где мы только остановились, я получил, наконец, письмо из дома. Правда, оно было от отца. Он что-то рассказывал в нём, вроде ничего особенного, но меня не покидало чувство тревоги. Я перечитал ещё раз, пытаясь отыскать причину. Где-то вскользь отец писал, что мама приболела, но ничего страшного. Это вряд ли могло так сильно расстроить меня. Вдруг меня осенило: отец писал обо всех, о себе, маме, братишке, мсье, горничной Нюре, но ни слова об Элиз. Что случилось? Отец не мог забыть, почему же ничего о ней не пишет? Слава Богу, наша миссия заканчивалась, скоро мы покидали пределы Европы. Скорее бы уже!

Домой я мчался, не щадя лошадей. Последние несколько вёрст я ехал уже ночью, не хотел останавливаться. Уж, лучше быстрей домой, к родным, к Элиз. Я ужасно соскучился, всю дорогу представлял, как мы встретимся. Прямо завтра, не откладывая, обвенчаемся, и она на правах законной супруги переберется из своей девичьей спальни ко мне. Много картинок рисовалось в моей голове, только письмо отца не давало покоя. Мрачная мысль терзала мой мозг.

Я въехал во двор. Парадную дверь на ночь закрывали, а задняя могла быть открыта. Через нее я и вошёл в дом. Было тихо и темно. Пахло домашними пирогами, квашеной капустой и топлёным молоком. Запахи закружили голову. Дом, милый дом! В Европе было хорошо, красиво, вкусно, но такого дома там не было. Там были омары, устрицы, шоколад, но так не хватало простых маминых пирогов. Луна ярко освещала кухню, я снял заслонку с печи, напился молока, взял пирог, хотел закрыть заслонку, но не удержал, и она с грохотом рухнула на пол. Через пару минут на пороге возник силуэт отца, за ним в ночном колпаке стоял мсье. Пламя свечи колыхнулось, в руках мсье блеснуло топорище.

– Отец, мсье, это я, Кузьма.

Отец подошёл ближе, поднёс свечу, узнал меня:

– Сынок. Ты вернулся? Какое счастье!

В кухне возникло оживление, появилась Нюра. Она заохала, взмахнула руками:

– Господи, Матерь Божья, ирод, испужал. Думала, разбойники шалят. Да, положь ужо топор, мусье, енто ж Кузьма, барин наш.

Во всей этой суете я не увидел маму и Элиз.

– Отец, а как мама, где Элиз?

Вдруг воцарилась тишина. Все будто восковые куклы замерли в разных позах. Отец сник, опустил глаза, спрятал суетливые руки.

– Отец, где мама, где Элиз, что случилось?

Нюра запричитала, начала вытирать рукавом нос, полезла в печь, начала собирать на стол.

– Сынок, сядь, – отец собрался с мыслями, – у нас случилось горе. Помнишь, я писал тебе, что мама приболела?

– Конечно, помню.

– Так вот, я врач, но природу хворобы распознать не смог. Два месяца мама болела, я помогал ей, чем мог, но вылечить не смог. Она умерла.

Мир перевернулся для меня: