И вдруг артобстрел прекратился. На мгновение наступила просто оглушающая тишина. Кавтарадзе приподнял голову и пополз к краю воронки. С этого небольшого возвышения ему было прекрасно все видно. Над полем боя стояла мертвая тишина и вдруг ее прорезал человеческий стон, затем еще один и еще. Над, казалось бы, мертвыми окопами вновь начали приподниматься головы, отряхивающие с себя песок и пыль. Комиссара нигде не было видно.
Георгий выволок пулемет на край воронки, быстро разгреб песок лопаткой и установил оружие так, чтоб оно стало не очень заметно. Проверил затвор, вставив последний диск. Оглянулся на шумевший всего в какой-то паре сотен метров белорусский лес, а потом устроился за пулеметом поудобнее, вглядываясь вдаль, где вновь показались немецкие солдаты. На этот раз они шли осторожно. Перебегая от укрытия к укрытию и стреляя во все, что казалось им опасным. Патронов они не жалели.
Пулемет Кавтарадзе заговорил, когда немцы приблизились на сотню метров. Ближе подпускать их Георгий побоялся. Он стрелял прицельно, короткими очередями, стараясь экономить патроны. Пулемет выкинул последнюю пулю и коротко щелкнул. Кавтарадзе вздохнул. Немного стащил оружие вниз. Вмял его в рыхлый песок и осыпал на него песчаную стенку. Пулемет исчез под слоем песка, а он взялся за винтовку. Передернув затвор, прицелился в длинного худого немца с закатанными по локоть рукавами мышастого френча. Нажал на курок. Немец взмахнул руками выпуская автомат и рухнул на землю.
Кавтарадзе поймал еще одного фрица на мушку и снова не промазал. Мордастый откормленный фельдфебель вначале рухнул на колени, а затем растянулся на перепаханной взрывами земле. Выстрелы со стороны русских окопов звучали все реже. Когда немцы вплотную подошли к окопам, чей-то голос крикнул:
– За Родину! За Сталина! Вперед! Ура-а-а!
Остатки полка поднялись в атаку. Георгий, у которого кончились патроны к винтовке, швырнул в приближавшихся фрицев последнюю гранату и тоже пошел в атаку, держа трехлинейку, как дубинку.
Все смешалось. Немцы и русские катались по земле, стараясь убить друг друга. Выстрелов больше не было. Дрались ножами, прикладами, кулаками, вцеплялись пальцами в горло друг другу, кусали зубами. В ход шло все, что попадалось под руку. Над полем звучала русская и немецкая ругань.
Кавтарадзе легко отмахивался сразу от пятерых фрицев, пока винтовку из его руки не выбили. На него тут же насели человек семь фрицев, пытаясь прижать к земле, но он вдруг поднялся во весь свой рост и стряхнул немцев, словно медведь собак. Гимнастерка покрылась дырами, сквозь которые проглядывало смуглое тело. Въехал кулаком в лоб подбежавшего солдата и тот растянулся на песке без движения. Второй немец получил лихой удар в челюсть и тоже отключился.
Кавтарадзе замахнулся для следующего удара, но зашедший за его спину немец врезал ему автоматом по затылку и грузин рухнул на землю. Пилотка упала на землю. Пять оставшихся немцев столпились возле его тела, стирая пот и оглядываясь. Бой давно прекратился. Нескольких легкораненых русских солдат немцы погнали куда-то влево. Тяжелораненых пристрелили. Тут и там раздавались очереди.
Один из столпившихся возле Кавтарадзе немцев начал поднимать автомат, чтоб пристрелить здоровяка, но пожилой солдат остановил:
– Подожди. Смотри, какой здоровый. Он может принести пользу Германии.
Молодой возразил, указав на кудрявые темные волосы Георгия:
– Это же еврей!
Пожилой кивнул головой:
– Ну и что? Я таких здоровенных солдат еще не встречал. К тому же я ни разу не видел, чтобы жиды дрались так. Пусть гауптман Винке сам решит, что с ним делать. Посмотри, он дышит?
Молодой опустил автомат. Наклонился и с брезгливой миной на лице дотронулся до шеи Георгия. Кивнул:
– Дышит…
Отбросил как можно дальше русскую винтовку и даже крышку от разбитого ящика. Потрогал пальцами роскошный набухающий фингал под глазом и поморщился. Посмотрел на товарищей – все имели синяки. С невольным уважением поглядел на распростертое у ног тело. Пятеро немцев достали сигареты. Стояли и ждали, когда Кавтарадзе очнется…
Остатки пехотной роты, в которую входил Петр Чернопятов умудрилась оторваться от немцев и скрыться в белорусских непроходимых болотах. Осталось не больше двух взводов. Они тащились по болоту поминутно спотыкаясь. По пояс мокрые и грязные. Тащили с собой несколько носилок, на которых лежали трое тяжелораненых. Двигались с трудом, еле вытаскивая ботинки с обмотками из вязкого месива.
С трудом выбрались на крошечный бугорок суши и попадали кто где. Минут через пятнадцать сержант Веселов поднял голову и хрипло спросил:
– Никто не отстал?
Солдаты начали переглядываться. Широкоплечий кряжистый мужик ответил:
– Вроде нет. Как шло двадцатеро, так и осталось…
Веселов попросил:
– Мужики, подсчитайте, сколько боезапаса имеется…
Чернопятов спросил:
– Товарищ сержант и немецкие считать?
Веселов удивленно обернулся на него:
– А откуда немецкое-то появилось? Мы вроде в рукопашной не участвовали…
Петр помялся:
– А я участвовал. Когда отходил на трех фрицев нарвался. Так я им гранату, а потом два автомата исправных забрал и три полных рожка нашел…
Сержант внимательно посмотрел в измазанное грязью юное лицо:
– Запамятовал, как тебя там…
Чернопятов вскочил на ноги и доложил по всей форме:
– Рядовой Петр Чернопятов!
Кто-то одернул его:
– Да потише ты! Немцев накличешь… Вот идиот!
Веселов решительно заступился:
– Отставить разговорчики! Молодец, рядовой! Ну-ка, покажи, что у тебя…
Петр с готовностью протянул оба немецких автомата и все три рожка. Невольно похвастался, снимая вещмешок и доставая из него одну за другой шесть немецких гранат-толкушек:
– Вот еще что нашел и еды немного…
Вытащил из того же мешка пару немецких фляжек, два круга домашней белорусской колбасы, кусок сала в газете и несколько больших ломтей хлеба, аккуратно завернутого все в те же газеты. Сержант скомандовал:
– Провизию разделить между всеми. Боеприпасы тоже всем поровну, кроме раненых…
Пожилой солдат сразу занялся провизией. Трое солдат помладше принялись делить боезапас и оружие, спрашивая каждого:
– У тебя чего сохранилось?
Люди отвечали вполголоса. Потом кто-то тихо сказал:
– Помер капитан Инарин…
Все оглянулись на эти слова. Веселов вздохнул:
– Придется здесь хоронить. Выройте могилу…
Тот же голос возразил:
– Невозможно. Вода не даст.
Веселов снова вздохнул:
– Как сможем, а похоронить надо. Раз уж вынесли его, то и похоронить должны по-человечески. После войны перезахороним. Там документы остались?
Грязная рука протянула командирскую планшетку и документы командира:
– Вот… Все, что нашли…
Несколько солдат отправились на самую высокую точку островка и принялись рыть могилу. Сержант, не глядя, забил документы в нагрудный карман гимнастерки. Открыв командирский планшет, развернул карту, пытаясь сориентироваться. Поняв, что не сможет, сделал серьезное лицо и объявил:
– Вот что, пойдем к линии фронта. На звук, как говорится. Сейчас карта бесполезна. Не ясно, где находятся немцы. Авось прорвемся…
Но прорваться не удалось. Когда выходили из болота, маленький отряд попал в плотное кольцо немцев. Они приняли неравный бой, залегши на крошечной полоске суши. Уже через пятнадцать минут от двадцати бойцов осталось всего пятеро, совершенно безоружных солдат. Погиб сержант Веселов. Переглянувшись, пятеро подняли руки. Петр Чернопятов попал в плен легкораненым в руку…
Юрий Макагонов попал служить в пехоту и отличился в первом же бою. Когда немцы попытались обойти наши окопы с левого фланга, он один умудрился отогнать их гранатами и не дать зайти в спину.
Пули свистели над головой, рвались гранаты, но он старался не обращать внимания. Пригибался к земле, ругался вполголоса и… молился, вспоминая полузабытое и перескакивая с пятого на десятое:
