Они поселились в простором таунхаузе, больше похожем на виллу по своим габаритам и виду. Эти дома чаще всего снимали богатые туристы с марта по октябрь в желании вкусить жизни на истинной Ривьере. Зимой они повсеместно пустовали, что в разы снижало цену аренды. Столь бытовые моменты Еву, в принципе, не заботили, но пожилой мужчина, что провёл их в дом, счёл нужным обсудить все вопросы съема жилья в присутствии «мадам Мориарти». Когда за риэлтором захлопнулась дверь и Еву отпустило чувство наигранности, она буквально повалилась на масленый стул в столовой и громко выдохнула. На первом этаже не было стен между комнатами, отчего он казался почти бесконечным. Ева могла видеть, как Джеймс поднимается вверх по винтовой лестнице на другой стороне огромного холла. Здесь всё было белым и чистым, словно небольшой кусочек поднебесной оторвали от облаков и взгромоздили на землю. Слишком светло, — подумалось Еве. Она терялась в сиянии белого кафеля и тонула в бесконечном море мрамора. Это место было чуждо ей, привыкшей ко тьме и уюту.

— Твоя комната на втором этаже, первая справа, — Джеймс возник сзади и прошёл к двери на террасу.

— С видом на море? Мило.

Мориарти так и не вышел на террасу, только и делал, что осматривал окрестности через стеклянную дверь. Едва ли его завораживал алый закат и блеск солнца на морской воде. Как и всегда, Ева видела во всех действиях Джеймса чисто практичный подтекст. Он слишком редко делал что-то без особой надобности или из собственной прихоти (разве что, когда его охватывала невероятная тоска).

— Сегодня ты должна отдохнуть, — сказал он, так и не взглянув на Еву. — Завтра начнётся подготовка.

— А какого рода будет эта подготовка?

— Я очень надеюсь, что ты хоть что-то смыслишь в экономике. Не хотелось бы учить тебя азам.

— Курс экономической теории я прошла. Но это было черт знает, когда. Я больше по части политики…

— Тебе надо знать всё, что должен знать незаурядный современный бизнесмен. Но ещё лучше ты должна быть осведомлена о Ларсе Трумане и о том, чем он занимается. Нужно точно знать, на что давить во время переговоров. В противном случае, или тебя убьет он…

— Или ты, — договорила Ева. — Я помню условия договора.

— Чудно.

— Я в предвкушении «прекрасных» двух недель… — вздохнула она.

Её сон был тревожным и слишком коротким. Ей снились длинные коридоры, что всё никак не кончались. Чувство постоянной опасности вело Еву вперёд, но когда она дошла до конца бетонного лабиринта, то обнаружила лишь тупик. В тот же миг дверь справа от неё со скрипом отворилась. Что было за порогом той тёмной комнаты, Ева так и не узнала. Она проснулась в тот самый момент, когда во сне должна была шагнуть во мрак. Полшестого — старые внутренние часы дают о себе знать. Она всё ещё слишком мало спит.

На кухне было пусто. Дом в предутренней темноте казался куда меньше, чем днём. Еве даже подумалось, что, завесь кто-то все эти огромные окна тёмными шторами, здесь стало бы намного приятнее жить. Ева любила раннее утро. Это было время, когда ты только-только осознаешь начало нового дня и ещё не должен куда-то бежать. Кофе в такое время кажется особенно вкусным. Ева пила крепкий американо за столом, закинув ноги на соседний стул. В одной руке она держала чашку с кофе, а в другой — свой сотовый. За последние несколько дней ей стали приходить зашифрованные сообщения от Морана. Он спрашивал о том, как всё движется и нет ли каких-то проблем. Ева писала, что всё прекрасно, даже не задумываясь, как плохо она врёт. Сейчас она вновь ждала его сообщения, ведь это единственное, что отвлекает, единственное, о чём Ева ещё хочет думать. Но телефон молчал.

Когда часы показали полвосьмого, Ева поднялась и пошла исполнять свою уже привычную утреннюю рутину: приготовила Джеймсу кофе. Она не знала, когда началась эта странная традиция и почему она прижилась. Это было настолько же закономерно, как и рефлексия Мориарти. Джеймс был пунктуальным — это Ева уяснила достаточно быстро. Он не опаздывал не потому, что считал это дурным тоном. Единственное, что ещё имело вес в жизни Мориарти, — это время. Он не разбрасывался свободными минутами и предпочитал следовать точному расписанию, отчего иногда походил на педантичного клерка из огромного офиса. К завтраку Джеймс всегда спускался в восемь часов утра. Ева даже не обращала внимания на то, как он садился за стол, брал в руки телефон или газету и отвлеченно начинал пить кофе. Ещё одной особенностью Джеймса Мориарти было то, что он полностью отказывался от еды. «Не может же он жить на чертовой солнечной энергии», — думала Ева, но потом вспоминала, что большую часть своего времени Джеймс проводил вне дома, где вполне мог пообедать, не обременяя себя её обществом.

— Так, с чего начнётся это обучение? — спросила она у Мориарти, сидя напротив за широким обеденным столом.

— Книги.

— Попросишь меня прочитать целую прорву литературы и написать реферат?

— Это не Кембридж, — укоризненно напомнил Джеймс. — Ты должна не просто на время запоминать, а знать так, словно это все время лежало в твоём уме.

— Насколько я поняла, ты хочешь создать иллюзию того, что я — какой-то гений бизнеса, который знает больше, чем написано во всех книгах и статьях, чтобы Труман поверил мне и решил начать сотрудничество. Я права? — Ева глянула на Мориарти в ожидании хоть какой-то реакции на её вопрос, но Джеймс молчал, и она расценила это, как согласие. — А потом ты подставишь и обанкротишь его, слив все деньги на офшорный счет и втоптав его репутацию в грязь.

— В общих чертах ты мыслишь в правильном направлении.

— На хрена тебе для этого я? Найми любого актера или дай на лапу какому-то ушлому предпринимателю, чтобы он сделал всё это без лишних усилий.

— Я уже говорил: у тебя есть обязанности, что…

— К чёрту обязанности, к чёрту тот договор! — она едва не перешла на крик, вовремя подавив в себе этот порыв. Не пробивная логика Джеймса её выводила. — Ты осознаешь, что моя ошибка будет стоить слишком многого? Я — не экономист, не переговорщик и, уж тем более, я — не изворотливая сука, что умеет красиво играть не свою роль.

— Твои бывшие друзья из MI-6 могли бы с тобой поспорить, — заметил Джеймс. В противовес раздражению, что пропитывало каждое слово из уст Евы, тон Мориарти казался слишком безучастным и спокойным. — Сколько раз ты подставляла кого-то перед руководством, чтобы прикрыть махинации с документами? Если бы ты была плохим оратором, то твоё начальство бы прикончило тебя, поверив словам того парня из отдела связи. Ты прошла пятичасовой допрос…

— Это другое, — возразила Ева. — Я спасала людей. У меня была мотивация, причём, всё впервые не упиралось в деньги. Они ссылали десятки солдат на суицидальные миссии только потому, что это было выгодно правительству. Им нужны были громкие заголовки в «Гардиан». В том случае меня даже не призывали к миссии или, когда мой уровень доступа был достаточным, просили разработать целый сценарий для убийства двадцати парней. Приходилось делать всё, что было возможно, чтобы спасти хоть часть из них. Журналистам все равно плевать: десять или двадцать людей погибли во время рейда. Это лишь цифра на бумаге.

— Не делай из себя героя, Ева.

— Я и не пытаюсь. На десяток спасённых припадали сотни погибших.

В тот же миг Джеймс со стуком поставил чашку на стол, словно обозначая точку в тираде Евы. Он был из тех людей, что всегда имели собственное мнение по любому поводу, и, чаще всего, оно было наиболее рациональным. Сухость и прагматизм смешались в Джеймсе Мориарти с остротой ума и повадками инфантильного психа, что давало на выходе безумно расчётливую и умную личность.

— Невозможно спасти всех, — он говорил это без сожаления, как самый обычный факт, который нужно принять. — Твоя проблема в линейности. MI-6 — зло, что убивает невинных в угоду правительственным интересам, а ты — сопротивление, что идет против укоренившихся законов. Красивые сказки. Подобный сценарий больше подходит к сопливым книгам для подростков, чем к жизни.