– Он писал… страшные вещи. На стенах. Возможно, у него помутился рассудок после вторжения Наполеона в Испанию и расстрелов мирных граждан.

Демьян Андреевич сделал мне знак садиться.

– Мы говорим о тех, кого свела с ума собственная деятельность. Искусство, раз уж наш предмет его касается. Война и искусство – не одно и то же, Леснов. Или вы можете со мной поспорить?

Я совершенно не понимал, чего он от меня хочет и к чему клонит, нравится ему мой ответ или нет.

– Нет, – буркнул я, уже жалея, что открыл рот.

– Не думайте, Леснов, что я хочу вас завалить. Просто интересно. Всегда интересно побеседовать с умным человеком. – Демьян Андреевич склонился над журналом группы и нашёл мою фамилию. – М – это Михаил?

– Мстислав, – отозвался я.

– Прекрасное имя. Вот что, Мстислав. Я рад, что вы заговорили о Гойе. Но расстроен, что заговорили о том, в чём мало смыслите. Подготовьте к следующему занятию доклад о чёрной живописи Гойи, мы с удовольствием послушаем.

Он улыбнулся мне – наверное, эта улыбка должна была ободрить меня, но я, наоборот, приуныл. Мишка сочувствующе похлопал меня по плечу и зашептал:

– Ну вот, довыпендривался, ботан? Теперь придётся отдуваться.

Я ничего не ответил. Мне не казалось таким уж сложным заданием подготовить доклад, просто не хотелось выступать перед всей группой. Хотя, всегда можно прогулять… Чёрт, что это со мной? Уже начинаю думать, как свинтить с пар, хотя сам убеждал Мишку, что не стоит этого делать.

Демьян Андреевич провёл свою лекцию до конца – довольно интересную, между прочим, хоть я и рисовал всю пару в скетчбуке, стараясь не встречаться с преподом взглядами и не нарываться снова.

– А теперь – домашнее задание, – громко произнёс он, когда до звонка осталось минут пять. Я невольно оторвался от блокнота, и Демьян Андреевич перехватил мой взгляд, будто только и ждал, когда я отвлекусь. – Да, Леснов, вас это тоже касается. Сделаете два задания, засчитаю вам контрольную точку. Задание необычное. Я попрошу вас сходить погулять. Пройдитесь по городу, наверняка заметите много интересного. И, поскольку вы живописцы, попрошу вас зарисовать что-то, что вам больше всего запомнится. Памятник, красивое здание, что угодно, лишь бы представляло культурную ценность. Зарисуйте и расскажите, чем вас привлёк этот объект. Уверен, получится очень информативный семинар.

– Я знаю, что нарисую! – сообщил Мишка, когда мы вышли из аудитории. – Фонтан на площади, там, в центре, помнишь? Там русалки держат чашу в виде ракушки, а из неё бьют струи.

– Да помню я.

Наверное, я слегка обиделся на Мишку за то, что он первый вспомнил про тот фонтан, а самому мне ничего не шло в голову.

Я решил, что успею придумать. В групповой чат уже приходили сообщения, где все забивали выбранные городские постройки. Мне не хотелось рисовать какую-нибудь банальщину вроде вокзала или театра, надо было найти что-то действительно интересное и порыться в интернете, чтобы выступить достойно. Хотя кого я обманываю? Снова собирался выпендриться.

***

Дома всё было хорошо. Ну, как хорошо. Любой нормальный человек сказал бы, что у нас бардак и сумасшедший дом, но мне нравилось, я привык.

Мать забрала те самые картины, за которыми я так и не доехал и зачем-то приволокла их домой. Весь коридор был заставлен холстами с психоделическими кровавыми маками, бешено-фиолетовым виноградом и шизоидно-шафрановыми подсолнухами. Я вошёл и тут же споткнулся о свои новые кроссовки. Кто-то поставил их прямо на проходе, так, что не включив свет и не заметишь. Ирка что-то вопила, я слышал её беспокойные шаги в комнате.

– Ма-ам, – позвал я, разуваясь. – Чего тут мои кроссы делают?

– А ты понюхай, – бодро отозвалась мать из кухни.

Я сразу заподозрил неладное, поднял осторожно один кроссовок и сразу понял, в чём дело.

– Умка! Ах ты, скотина!

Кот, услышав своё имя, выскочил мне навстречу и довольно замурчал, обтираясь об ноги.

– Сволочь мохнатая, зачем кроссовки обоссал?

Я замочил несчастные кроссы в тазу, вымыл руки и завалился на кухню. Пахло котлетами, индюшачьими с брокколи. Значит, у матери снова пошёл заскок насчёт полезной пищи.

– Осень, надо налегать на витамины, – пояснила мать, накладывая мне морковный салат. Я пожал плечами, особо и не возражая. – Ирочка, кушать иди!

Ирка прибежала и плюхнулась за стол, злая и растрёпанная.

– Чего? – спросил я.

– Китайцы уроды, – буркнула она, расковыривая свою котлету. – На картинке одно, а прислали другое.

– Так не в первый же раз такой косяк, – вспомнил я.

– Угу. Но пусть не думают, бабки я с них всё-таки стащу.

Иркин «бизнес» был бесхитростен. Заказывала побрякушки из Китая за копейки, а продавала по нормальной цене. Навешивала бирки из модного крафта, клеила наклейки с акварельными цветочками и названием своего магазинчика – «Айриш крим». Выкладывала на сайт и ждала продаж. Дела шли нормально, у неё покупали те, кто не был готов ждать свои посылки месяцами. Да и Ирка не дура, не заказывала ерунду, подбирала качественные вещи. В её комнату страшно было заглянуть, всюду коробки с товаром и упаковкой. Родители намекали, что ей неплохо было бы снять помещение для небольшого склада, а самой – переехать, но Ирка мастерски делала вид, что не понимает намёков. Я не сразу поверил в её предпринимательские способности, а оказалось, зря. Сестра оказалась неплохим дельцом, и даже отец со временем перестал на неё ворчать.

– А чего ты картины домой привезла, мам? – спросил я, быстро разделавшись с первой котлетой.

– Торговый центр закрыли на два дня, у них какие-то проблемы с пожарной безопасностью, – всплеснула руками мать. Она у нас с Иркой была красивая, стройная и моложавая, незнакомые люди часто думали, что она наша старшая сестра. – А в мастерской очень просили забрать, чтоб место не занимали. Я и так задержала их.

Мама укоризненно посмотрела на меня, но я по Иркиному примеру сделал вид, что не понял намёка. Ну что я, разве виноват, что у меня телефон вытащили?

Я поел и застирал свои несчастные кроссовки. Умка ненавидел новую обувь, дуралей мохнатый. Вечно метил и жевал шнурки, пока обувь от долгой носки не впитывала человеческий (или от действий Умки – кошачий) запах.

Отец вернулся, как всегда, поздно. Я успел нарисовать и отослать пару заказов, бесцельно позависать в соцсетях и раз десять проверить сообщения, в тайне надеясь, что, может, мне напишет Ленка. Мы с отцом поужинали, поговорили немного, а потом я решил заглянуть к Ирке в комнату, спросить, как там дела. Постучался, она буркнула в ответ. Я прошёл в комнату, заставленную коробками. Ирка, скрючившись, сидела у компа, а специальная лампа для растений, подвешенная на окне, бросала на неё чудной фиолетово-пунцовый свет. Краплак? Бордо? Карминовый? Что-то среднее.

– Ну что, как там твои китайцы?

– Ничего, – ответила сестра, жуя бутерброд и не отрываясь от компьютера. У неё была открыта вкладка с электронной почтой – наверное, как раз вела деловую переписку. Сколько там у них, интересно, времени? Не поздновато?

– Упёрлись?

– Да не, вроде адекватные, хоть и хитрые, гады. Тут знаешь, как бывает, прокатывает с кем-то. Но не со мной. – Она широко ухмыльнулась, посмотрев на меня через плечо. – Потому я и держусь на плаву. И зарабатываю на кофий с эклерчиками.

– А покажи, что прислали хоть.

Ирка с готовностью встала и достала мне из коробки несколько прозрачных пластиковых пакетиков с металлическими брошками. Я повернул их на свет. Брошки в виде маски чумного доктора – ну, такое себе украшение. Сделаны они были топорно, это даже я, не большой специалист по женским украшениям, заметил.

– А такие должны быть, – сообщила Ирка и развернула монитор так, чтобы я видел картинку с похожими брошками. Похожими, да только совсем не такими, как пришли.

– Ну да, на фотке посимпатичнее, – согласился я.

– Ещё б. О! Согласились. Деньги вернут.

Ирка просияла, бойко набирая ответное сообщение. А я всё крутил странные брошки в руках, недоумевая.