Ива слушала, не перебивала, замечала, как Ксандор кидает быстрые взгляды на рассказчика, но тоже молчит.

– Добралась! Издалека смотрел – решил, что туча грозовая небо закрыла! И гул такой, будто гром! А потом словно град начался. Хлоп по крыше. Хлоп, хлоп! Я выглянул, чуть богу душу не отдал. Не град вовсе, а те самые жрецы на землю сыпались и бежать сразу во все стороны! А тут моя Жучка на свою беду из конуры вылезла – они к ней. Она одного зубами перекусила, другого, но их уже набежало со всех сторон, как муравьев. Только и взвизгнула моя Жученька разок. Я потом издалека ее косточки видел… Мы все по домам попрятались и сидим. Неужели не помнишь, девонька?

– Память у нее отшибло! – высказался вместо Ивы Ксандор. – Так-то она давно на голову ушибленная. Как схватит иногда нож, как гоняет нас с папкой по дому!

Он притворно вздохнул. Мужик с ужасом воззрился на хрупкую «Василинку», а та в ответ улыбнулась, как блаженная. Что ей оставалось делать? Незаметно ущипнула мерзавца Ксандора за тощую ляжку, тот мстительно лягнулся.

– Мы попрятались, – медленно повторил мужик, с опаской поглядывая на соседку, но потом снова вошел в раж, торопясь досказать историю. – Щели тряпками затыкали. А жрецы так и сыпались с неба, как горох. По стеклам ползали, по стенам – лазейки искали. В чей дом проникли, те уже живыми не вышли. И к нам ползли – по одному, по два. Мы их давили-давили. Весь день давили. А как вечер наступил, эти твари сонные стали, еле ползают. Ну мы и подумали: если бежать, то только сейчас. За ночь до Ломова доедем, глядишь, туча туда не придет. А если придет…

Он замолчал, сделался хмур и долго ничего не говорил.

– Если придет, может, успеем еще что-то придумать… Вот мы покидали на подводы, что под руку подвернулось. Твари-то, хоть сонные, иногда спохватывались и… Филя твой хотел сразу телегу догнать, только решил дом закрыть. Кому он нужен теперь, дом-то…

Иве вдруг стало так жаль неведомого ей Фильку, всех этих несчастных людей, потерявших свои дома и своих близких, что слезы сами потекли по лицу.

– Ничего. Ничего, девка, прорвемся! – буркнул мужик, но Ива чувствовала, что за грубостью он старается скрыть отчаяние.

Ксандор несколько раз быстро обернулся, разглядывая лицо Ивы. Будто слез никогда не видел! Она отвернулась.

– Кто главный в этом Ломове? – услышала она детский голос. – Мне с ним нужно погово… Побеседовать!

У входа в Ломов возник затор из подвод: ворота, хоть и стояли нараспашку, не справлялись с лавиной беженцев. Женщины плакали, дети сидели притихшие, мужчины пытались ругаться со стражниками, но те, хмурые, усталые, и так старались разгрузить поток и не могли сделать большего.

Кто-то пытался перекидывать вещи через городскую стену, сооруженную из заостренных бревен, но тюки застревали на кольях, не долетев до земли.

– Как много людей, – прошептала Ива.

– Видно, на другие села тоже перекинулась эта напасть, – нахмурился рыжебородый мужчина и соскочил с телеги. – Ну, бывай, девка. Может, еще свидимся.

Можно было не надеяться найти место на ночлег в каком-то из домов. Единственный трактир оказался забит под завязку, комнаты, что сдавались на постой, тоже давно заняли. Люди сгоняли подводы на площадь перед городской ратушей и устраивались спать под открытым небом.

Хотя места на площади тоже почти не осталось, Ксандору удалось втиснуть телегу между двумя подводами.

– Вот ушлый малец! – восхитился парень, увидевший его маневр, и подмигнул Иве. – Далеко пойдет твой сынок.

Ива и Ксандор одновременно скривились, оставив комплимент без ответа. Ксандор встал на облучок, вытянул шею, разглядывая живое людское море, что затопило площадь.

– Я должен попасть в латушу!

Услышав свой тонкий детский голос, префект застонал от бессилия.

– Кто станет слушать дитя!

Ива поднялась, встала рядом, глядя в сторону двухэтажного здания управы. Его двери были плотно закрыты, их подпирали стражники, из последних сил сдерживая толпу. Люди, движимые отчаянием, хотели видеть главу города, но тому нечем было обнадежить несчастных.

– Зачем тебе в ратушу? – прямо спросила Ива. – Разве ты можешь чем-то помочь?

Ксандор покосился на нее с недоверием. Ива уже не в первый раз замечала эти странные взгляды. Префект смотрел так, словно с ним вдруг заговорила ожившая кукла. Любая ее эмоция вызывала его живое удивление: Ксандору нелегко было контролировать детское лицо, и все чувства моментально проступали на нем.

– Да что такое! – взорвалась Ива. – Это простой вопрос! Можешь помочь или нет? А если можешь… Неужели захочешь?

– Могу. Попытаюсь.

– Так. Тогда пошли!

Ива спрыгнула на землю, застыла, закусив губу, глубоко задумавшись над чем-то. Ксандор не торопился следом.

– Как мы минуем… – Он пару мгновений колебался, подыскивая слово, которое не выдало бы его картавости, но махнул рукой. – Стлажу?

– Как я выгляжу? – спросила Ива вместо ответа.

В ее словах не было ни капли женского кокетства, и Ксандор, готовый было презрительно процедить сквозь зубы: «Ведьма – она ведьма и есть», на этот раз сдержался. Он не понял, что задумала Ива, но догадался, что ею движет вовсе не праздный интерес.

– Молодая, не больше двадцати пяти лет, – сухо принялся описывать он внешность Василинки. – Лицо… Миловидное, но обычное. Веснушки. Волосы лусые. Тьфу, плопасть!

– В общем, так себе! – констатировала Ива, сдергивая с головы косынку. – Придется работать с тем, что есть.

– Да что ты…

– Тихо, иди за мной!

Она протянула руку мальчишке, да так и замерла. И он замер, едва не вложив пальцы в ее ладонь. Отдернул, точно обжегся.

«Что мы делаем? – хотела спросить Ива. – Мы, два врага. Действительно собираемся спасать всех этих людей? Вместе, бок о бок?»

Ксандор, видно, подумал о том же.

– Я не воюю с ними, – сказал он. – Я могу помочь. Не вижу повода отказать.

– А если бы воевал? Если бы у тебя был приказ убить всех этих людей? – тихо спросила она. – Убил бы?

– Да, – коротко ответил Ксандор.

– Убийца!

– Ведьма!

Ива, стоя на земле у телеги, как раз сравнялась по росту с мальчишкой, сидевшим на облучке. Их взгляды встретились и буровили друг друга. Ксандор, вероятно, в этот момент сожалел, что не умеет убивать взглядом.

– Ты иная сейчас. Но я все так же вижу в тебе – тебя, ведьма.

Малыш внешне не был похож на того черноволосого воина, но то, как он хмурил брови, то, как холодно смотрел на Иву, то, как складывал руки на груди, – все выдавало в нем жестокого префекта.

– А я в тебе – тебя, – подтвердила Ива. – Но оставим попытки убить друг друга до тех пор, пока не переместимся снова. Согласен?

– Я с ведьмами соглашений не заключаю, – ответил Ксандор.

Спрыгнул и, петляя между телег, заскользил в сторону ратуши.

– Да-а-а, женщина, – протянул чей-то сочувственный голос. – Пороть его некому! Родную мать ведьмой обозвать!

Ива обернулась и увидела парня, еще недавно восхитившегося ловкостью «мальца». Ей как раз хотелось потренироваться на ком-то, прежде чем выйти к страже.

Девушка улыбнулась открыто и мило, чуть наклонив голову, так что редкая челка обычного русого цвета засеребрилась в первых рассветных лучах. И тут же, будто засмущавшись, она оправила платочек на шее так застенчиво-женственно, что молодого мужчину охватили неизвестные ему до этой поры чувства. Ему хотелось защитить девушку, сделаться для нее надежным тылом, стать отцом ее ребенку. И как он сразу не разглядел, какая она нежная да хрупкая?

– А-а… – протянул он, растеряв слова. – Как зовут тебя, лапушка?

Вот только имени он не дождался, а лапушка удовлетворенно кивнула каким-то своим мыслям и юркнула в гущу людей.

Ксандора застигла уже на ступенях ратуши. Паршивец выжидал момент, когда двери приоткроются, чтобы протиснуться внутрь, но его, тщедушного и маленького, то и дело отпихивали, отбрасывали назад, а один из стражников, раздосадованный глупостью селян, – уж сто раз им объяснил, что глава не принимает, а они, тати, все лезут и лезут! – в конце концов подхватил мальца под мышки и хотел ласточкой отправить в полет.