Если бы не гул, исходящий от блока питания, можно было сказать, что в лаборатории воцарилась гнетущая тишина. Периферийным зрением я поглядывал на экран системного монитора, в котором отражались все параметры работы установки - частота задающего генератора, мощность поляризатора, температура раствора и другие, менее важные. Но основное внимание всё равно было приковано к опутанной проводами пластиковой ванне с бурой жидкостью и погруженной в неё металлической болванке. В уставшей от томительного ожидания голове мерно тикал ритм, отсчитывающий время работы устройства. Казалось, секунды какие-то слишком медленные, и они специально подтормаживают, накаляя и без того нервозную обстановку. На пятнадцатой минуте по лабораторным часам автомат щёлкнул, поднимая мощность ещё на двадцать процентов. Гул усилился, и какой-то предательский нерв на моём лице вдруг вошёл с ним в резонанс. Чтобы скрыть дрожь в щеке, я напряг мускулы, пытаясь изобразить беззаботную улыбку. Судя по реакции Вадимыча - заведующего лабораторией, неожиданно посмотревшего на меня - получилось нечто противоположное. Удивительно, но нервный тик прекратился. Я смущённо пожал плечами и перевёл взгляд на Пашу - молодого практиканта, недавно влившегося в наш научный коллектив.
"Этот точно ни капельки не переживает, - подумал я, - мне бы такой пофигизм, как у него. С другой стороны - какой с него спрос? Ему сказали - он сделал, а вот по моей части сюрпризы вполне возможны...".
Прошло ещё пять минут. В тот момент, когда я решил - пора бы и расслабиться, подсознание тихонько шепнуло - что-то не так. Приборы на мониторе указывали обратное - температура, частота основного излучателя, вибрация жидкости в ванне - всё в норме. В общем - паранойя, не иначе. Я снова посмотрел на Вадимыча. Похоже, у него те же предчувствия, что и у меня - пальцами теребит мочку уха, а это уже тревожный признак - за шесть лет работы под его чутким руководством я научился различать малейшие нюансы в поведении своего научного руководителя.
Тишину в лаборатории разорвал звон бьющегося стекла. Я вздрогнул, Сергей Вадимыч недоумённо огляделся по сторонам, и только Пашкино лицо источало полное спокойствие. Он протянул руку к карману куртки, которая висела на спинке его стула. В следующий момент звук повторился, точно такой, что и мгновение назад. Практикант достал телефон, нажал кнопку и произнёс: "Да, слушаю".
Лицо Вадимыча побагровело, но он промолчал. В то же время я отметил, что сердце, ещё секунду назад пытавшееся выскочить из моей грудной клетки, вновь входит в привычный ритм. Пара ничего не значащих для меня фраз, и практикант быстрым движением отправил телефон обратно в недра своей куртки, висящей на стуле.
- Предупреждать нужно, - сухо произнёс начальник лаборатории, и демонстративно отвернулся, вновь обратив свой взор на системный монитор.
- Идиотский сигнал, - добавил я. - Замени его, иначе кто-то из нас двоих однажды станет трупом.
- Больше не буду, - примирительным тоном произнёс Паша, но на его физиономии можно было легко прочитать: - "Буду, и не раз!".
В лаборатории опять воцарилась обстановка сосредоточенного ожидания, будто бы минуту назад ничего не произошло.
"Ещё сорок пять секунд, и автомат переключит поляризатор на полную мощность, - пронеслось в моей голове. - Вот мы, наконец, и узнаем: наш Вадимыч - упорствующий в своём упрямстве безумец, или всё-таки - гений?!".
Стоило мне об этом подумать, как из той части силового модуля, в которой располагался тиристорный блок, послышалось шипение, затем появилась тонкая струйка белого дыма, пара совершенно неэффектных искр, щелчок пакетника, аварийно отключившего электричество, и тишина...
Лицо практиканта как бы говорило: "Это не я!", и мне стоило немалых усилий, чтобы не рассмеяться во весь голос - настолько нелепо это выглядело. Похоже, нервы Вадимыча оказались намного крепче моих. С нейтральным выражением лица он встал с кресла, подошёл к ванне с утопленным в ней "опытным образцом", пожал плечами и сказал:
- На сегодня достаточно. Завтра ровно в девять - "разбор полётов".
- Действительно, поздно уже, - скромно добавил Пашка, украдкой посмотрев на часы.
- Угу, - кивнул я, как бы соглашаясь с мнением большинства. С ненавистью посмотрев на блок, который собственноручно испытывал многократно, подвергая самым изощрённым электротехническим пыткам, а он - зараза - подвёл в самый ответственный момент, я поплёлся к выходу из лаборатории.
Выйдя из здания родного института, я сразу направился к моему боливару, то есть, к видавшему виды "Фольксвагену", терпеливо ожидающему на краю стоянки.
"Да уж, что-то мы сегодня заработались намного дольше положенного, - подумал я, посмотрев на звёздное небо над головой. - Только бы жена не начала свою старую щенячью песенку о "нормальных мужьях", которые приходят в шесть, помогают своей "половинке" по хозяйству и бла-бла-бла. Что - вот ведь - угораздило её связаться с инженеришкой, мнящим себя большим учёным в забытой богом провинции!".
Недолгая прогулка по гладкому асфальту, а в голове всё те же невесёлые мысли:
"Конечно, жена терпит мои частые заседания на работе, иногда соглашается, что может, я действительно не так бездарен, как кажется, но и её терпение не безгранично. Однажды приду домой, а на кухонном столе вместо привычных плошек-чашек - записка с примерно таким содержанием:
"Милый, я от тебя ушла. Домой больше не вернусь. Ты мне всю жизнь испортил, а я ещё хочу пожить нормально, по-человечески. У тебя только работа на уме, ты меня совсем не замечаешь. Прямо как жена-декабристка, вроде и замужем, а всё равно одна. Моё терпение не безгранично. Всё, баста! Работай хоть круглые сутки, а меня не ищи. Подлец и трудоголик. Твоя Бывшая Жена".
Нет, такой поворот меня совсем не устраивает. Лямку тянуть нужно не только на работе, но и дома. Жену тоже можно понять. Деньги, это конечно, хорошо, но так и жизнь пройдёт. Скоро меня из лаборатории сможет вытащить только бригада опытных психиатров, специализирующаяся на возвращении трудоголиков-рецидивистов обратно в семью. Действительно, нужно как-то научиться совмещать работу, дом, отдых...".
