Литмир - Электронная Библиотека
A
A

   Тень прошлого

   Негаданное провидение, роковой знакомой прикинувшись, просочилось к Василию нежданной гостьей.

   - Я на секундочку.

   - Я столько, Раечка, яблочко мое наливное, не проживу. Чашечку кофе, а?- усмехнулся мужчина, открывая дверь, - как уважаешь, с голубой солью. Ему-то ее замашки не знать? Давненько юркнула незвано в его судьбу.

   - Не надо, я попрощаться зашла.

   - Вот те раз!

  - Достал ты меня, миленок.

   В денечки горячие страстью пылала. Чародейка узрела молодку, не смеющую другой переступить дорожку.

   - Погадаю, красоточка, суженного покажу, правду поведаю. Кудри русые, подобно овсу восковой спелости, с зарей летней целующимся, а зеницы изменчивые: серые, блеска стали буланой, а меняются по настроению до переливов изумруда драгоценного. Синие, меж ними, бирюзой чудесной. Копейки не возьму, малости не потребую.

   Научила ее гадалка, как обидчицу от ненаглядного отодвинуть. Удалось, но ему близкая воздыхательница безразлична.

   - Как-то я, дорогуша, соловьев курских знаменитых заслушался, в близком лесу распевающих. Солидной компанией слетелись, руладами хвастаться. Распелись так, что сойку, мирно спящую, разбудили. Та по пению не ахти, но пересмешница известная, выпендриваться принялась, артистов передразнивая. Соловушки животики надорвали от смеха и улетели. Очень старалась, трели глася, их заменить, но не задалось. Так и меж нами, милашка, - ненастоящее.

   Потихоньку снижался накал вожделения. Отношения все более дружеские напоминать стали.

   - Держи в подарок. На розовой узкой ладошке кошечка розовая в красный горошек фарфоровая. Мелкая киска лапкой приветственно машет. Была у него похожая, только крупней и грубей сделанная, из керамики. Копилка для мелочи в детстве.

  - Японская статуэтка, удачу приманивает.

  Скрипнули петли входной двери. Белоснежный котенок, с ушком левым, словно сажей вымазанным, скользнул в прихожую. Огляделся наглыми, с дерзким прищуром голубенькими зенками. Не ждали?

   Худой до изумления. Как не броситься скорей от голодной кончины страдальца избавить? Девушка к холодильнику за молоком, а мужчина миску шарить принялся в кухонном столе соответствующего размера. Котенок ее за ванную посчитал, вольготно разместившись четырьмя мохнатыми лапками и, шустро орудуя розовым язычком, взбил небольшую горку молочной пены. Похоже, что с эдакой вкуснятиной дикарю знаться не случалось.

   - Ты не лопнешь, кроха? Вот еще? Взор презрительный в направлении надоеды, а чашку эмалированную желтую категорически покидать отказался, но надо же его искупать. Геркулеса достойное деяние, но все-равно, благодарность глубокая гостю нечаянному что момент растянул, людей признав радение.

   Растопился в сердцах жгучий лед расставания, во влагу обратившись прозрачную чистой памяти. Даже кофе выпили по чашечке, как им обоим по вкусу, с голубой солью, пока обсыхал найденыш, в полотенце махровое завернутый. Вместе прозвище придумали: Васька, а попроще Авоська или Авось. Лежанку сообразили из байкового одеяла, но спать звереныш не намеревался, не привык сачковать по сытости.

  Как на выход девушка, так провожать ее резво кинулся. Тормознешь?

   - Не получается, малыш. Помни.

   - Уходи навсегда, отпусти на свободу.

   - Ты не нужен мне, но не выпущу. Не в моей воле.

  Сквозь слезинку легкую напела зазноба горькая историю из давнего прошлого.

   На керосинке вонючей в горшке закопченном тягучее варево пузырями булькало. Возле него старица затрапезного вида в драном ватном халате, и платком бязевым, по свалявшимся космам повязанная, жесткий напев бормочет под крючковатый нос.

   Красотка, в платьице коротком, шелка пестрого, еле коленки прикрывающим, с испугом, прячущимся за презрительной усмешкой, полог отбросив и в темь вглядевшись, пакетик передала, из газеты сложенный, с несколькими волосками. Старуха их в тигель затолкала. Черепок каменный над пламенем коптилки подержала и растолкла пестиком в порошок обугленные нити. В котелок с отваром его всыпала, а после взболтала хорошенько в посуде деревянной ложкой, резьбой украшенной, и иглу, дар мудрых, умевшую в любой материал втыкаться без затруднений, намочила в жидкости, что в кровь ее окрасило.

   Иголку на полнолуние в тут воткни, в ствол - усмехнулась, намотав на палец бурый завиток, вьющийся на трясущемся подбородке, на немое удивление, - начинай смело, а как проглотит плоть древа амулет заколдованный, то съесть возлюбленный должен черный тутовый плод из твоей ладони.

   Прислонилась красавица лбом к стволу могучему, разгоряченная грезами девичьими о любимом своем - Как прекрасен, милый, блеском жгучим зениц, цвета неба на рассвете дня ясного, сердечко мое поразивших неопытное, истомой влечения сладостной. Затрепетал лениво зелененькими майскими листьями тутовник, свежим ветерком балуясь, жаром солнечным обогретым. Нравится древнему мысли кружить молодкам и красотка, возбужденная приятна, оглянувшаяся воровато, сумочку открыв. Достала коробок картонный, а из него иголку длинную и в кору ее вонзила.

   - Навсегда мой! - прошептала и поспешила навстречу подружкам, - развлечемся сегодня, девчата?

   - Я в кинотеатр, - покраснела почему-то Ира,- мальчики вернулись.

   Норов бури

   Нахмурился слегка Василий, припомнив, как вернулся с друзьями из пустыни - Черти водили.

  Тяжело им эта короткая экспедиция далась, а завязалось все со странной местности, которую они выбрали для своей стоянки.

   Песок здесь, на внешний вид обыкновенный, капризничал. Как почувствует поступь человеческую, так после ритмичного скрипа растревоженного дивана с разбитыми пружинами, покрикивал беспокойно, глубоким голосом - о...о... Беспокоился их начальник, мужчина уже в возрасте, лет за тридцать, успевший выучить нрав знойных краев.

1
{"b":"689525","o":1}