Некоторые изображения были столь странными, что она не могла понять их смысла. Например, тонкая и черная вроде бы палка. Или существа, похожие на собак, но так дурно нарисованных, что нельзя было сказать наверняка. Или нечто одутловатое – то ли свернувшийся червь, то ли улыбающиеся губы. Еще на одном рисунке было что-то темное и бесформенное в окружении неопределенной мертвечины и гниющих листьев. Как будто ребенок пытался нарисовать существо, о котором слышал, но никогда не видел собственными глазами.
И каждая Картинка вызывала невероятные воспоминания. Еще более странным было изображение трех кругов, один в другом, с красной чертой поперек. Оно отчего-то казалось почти болезненно знакомым. Другие были еще хуже: ужасающая сцена, целиком нарисованная белым, другая – черным; уродливая форма, должно быть, роза, но отчего-то с зубами; и дерево, на котором сидит существо, глядит и манит к себе.
Девочка знала, что манит оно ее. Комната начала опрокидываться. Девочка начала соскальзывать, падать, мир завертелся вокруг нее, подтягивая все ближе к ужасной твари на дереве…
Несмотря на головокружение, у нее хватило сил спрятать чудовищные Картинки, сунуть их под стопку старых бумаг. Только потом, едва разбирая дорогу, почти в бреду она спустилась по лестнице.
Когда через несколько минут родственники отыскали лежащего без чувств ребенка на площадке второго этажа, все решили, что она упала. Девочку перенесли в бабушкину спальню и уложили на кровать покойницы. Кое-кто чувствовал себя неуютно, используя комнату столь недавно умершей женщины, и один из младших братьев вслух предположил, что его сестра могла упасть после того, как увидела на чердаке призрак бабки. Но члены Братства были в первую очередь людьми практичными и не придавали значения подобным опасениям. Они знали, что могут не бояться привидений.
Девочка пролежала весь день как заколдованная, от ее слабого дыхания едва колыхалось поднесенное к ноздрям гусиное перо. Лицо превратилось в неподвижную маску. Когда кто-то поднял ей веко, оказалось, что глаз закатился так далеко наверх, что виднеется только белок, как будто ребенок пытался заглянуть внутрь собственного черепа. Семья только что похоронила одну родственницу и теперь боялась за жизнь девочки. Ее родные много часов провели в молитвах, упрашивая Господа удовлетвориться старой благочестивой женщиной, которую Он только что призвал к себе, и пощадить никчемное дитя. Но если небеса услышали их мольбы, они не подали виду.
Беспамятство продлилось всю ночь до утра; в жаркий и безветренный день дом превратился в печку. Члены Братства собрались на первом этаже, вытирали пот со лбов и молились за душу девочки. Многие уже мысленно готовились к новым похоронам. Кое-кто гадал, не наказание ли это всего клана Троэтов за их своеволие.
И так продолжалось до вечера, когда девочка внезапно села в постели с широко распахнутыми глазами и напугала собравшихся вокруг постели людей криком: «Жжется, жжется!» Ее тут же объявили выздоровевшей, а внезапное пробуждение посчитали лишь завершением кошмара. Семья с облегчением обнаружила, что, несмотря на ее слова, жара у девочки нет.
Но она была уверена, что кошмар не был сном. Пока она лежала в бабкиной постели, ее преследовали видения, сцены убийства. Девушка, девочка вроде нее самой вот-вот погибнет где-то совсем рядом с Гилеадом. В видениях были свет, дерево и странный рисунок с кругами…
Путаные рассказы ребенка не отмели немедленно: зная, что Господь время от времени позволяет человеку заглянуть в будущее, Братство очень серьезно относилось к подобным предостережениям. Но в бессвязном лепете трудно было отыскать что-то определенное. Дерево? Всего в полумиле от дома растут тысячи деревьев. Девушка? Это может быть чья угодно сестра или дочь. Что же до рисунка, как вообще разобрать, о чем речь? Едва ли можно было что-то предпринять на основании столь неясного пророчества.
И в конце концов она сдалась. Может, правы ее семья и остальные. Может, все это действительно всего лишь кошмар, навеянный найденными Картинками – а их существование девочка старательно скрывала.
Через два дня группа охотников нашла в части леса под названием Закуток Маккини подвешенное на дереве полуобгоревшее тело девушки из соседней деревни.
Девочка чувствовала себя отчасти виноватой в ее гибели. Даже чужак не заслуживал столь чудовищной смерти. Ей было даровано видение, но она ему не вняла. Подобное никогда больше не случится.
Все это произошло в 1939 году. С тех пор миссис Порот много раз перебирала Картинки, изучала их перед сном, сидя в постели, пусть и без особой охоты. Ей уже не нужно было разглядывать все. Достаточно было пристально всмотреться в несколько выбранных наугад. И сны всегда приходили.
Она никогда никому не рассказывала о том, откуда проистекает ее знание. Община ни о чем не подозревала. Братство считало миссис Порот примером благочестия. После того, как первое ее предсказание оказалось истинным, члены общины стали относиться к ней с суеверным почтением – и не без легкого страха – и часто обращались за советом. Миссис Порот сомневалась, что они с пониманием отнеслись бы к Картинкам.
Она сама терпеть не могла отвратительные изображения, потому что знала, какие ужасные видения вдохновляли их создателя. Знала, что это за темное, бесформенное существо и на какие чудовищные деяния оно способно. Поняла смысл символа из трех кругов и его назначение. И узнала – и знала всегда, – кто создал все изображения. Уже в первых снах в доме бабки она видела Картинки в руках своего пропавшего предка, Авессалома Троэта.
Через много лет она смутно начала подозревать, какие наставления мог получить мальчик. И содрогалась при мысли о них. Потому что во всех снах, которые навевали Картинки, присутствовала мрачная уверенность, отравляющая каждую минуту ее жизни; видение будущего, которое, как она знала, будучи девочкой, женщиной и теперь – одинокой вдовой, невозможно изменить или предотвратить.
В то же время она знала, что должна попытаться. Разумеется, именно этого ожидал от нее Господь.
В последние годы миссис Порот реже обращалась к Картинкам – так человек откладывает, не прочитав, письма с дурными известиями. Она даже избегала их и предпочитала засунуть поглубже в большую Библию в кожаном переплете, что лежала на столике рядом с постелью, как будто надеялась их освятить. Ей не нужно было открывать Библию, она помнила каждое слово в книге так же хорошо, как нарисованные Авессаломом изображения.
И ныне чего ожидать мне, Господи? Надежда моя – на Тебя.
Спускаясь к ручью, миссис Порот нахмурилась; что-то в представшей перед ней картине ее тревожило. Тут и там по склону были разбросаны розовые кусты: поздние чайные, ранние дамасские, моховые. Они о чем-то ей напоминали.
Прошлой ночью, зная, что первого мая в их общине появится гость, чужак, – и с ужасом осознавая, что, точно в соответствии с пророчеством, вскоре наступит месяц двух полнолуний, – женщина поддалась любопытству и требованиям совести. Перед сном она раскрыла Библию, вытащила Картинки и наугад вытянула изображения луны, розы и змеи.
Во сне, как припомнила теперь миссис Порот, она оказалась прямо здесь, в саду, рядом с тем кустом моховых роз на полпути к ручью.
К ней начали смутно возвращаться образы из видения.
Она шла по склону, точно как теперь, только во сне стояла жаркая ночь, в небе светила луна. В призрачном свете один лист на кусте моховой розы, один-единственный листок, скрытый в непроглядной тени дамасской розы, выглядел иначе, чем остальные, но зоркие глаза женщины заметили его за несколько ярдов. Самый его кончик казался как будто белесым…
Нет, не только кончик. Приблизившись, она увидела, что весь лист обрамлен белым, и знакомый темно-зеленый окрас отступал, как от инея или невидимого ледяного пламени.
Миссис Порот провела пальцами по поверхности. Она тонко чувствовала растения, они говорили с ней сотней неприметных знаков, и у листка наверняка была какая-то тайна.