Ответ на письмо пришел всего через несколько дней. Он был написан тем же девчоночьим почерком на желтой линованной бумаге, явно вырванной из тетради. К письму прилагались три фотографии.
Уважаемый мистер Фрайерс.
Мы с мужем были счастливы получить ваше письмо и с радостью примем вас первого мая и покажем дом. Воскресный автобус прибывает в Гилеад в два с чем-то, водитель высадит вас на улице напротив кооперативного магазина. Магазин будет еще закрыт, но на крыльце есть скамейка, где вы сможете подождать, и мой муж подъедет за вами на машине, как только закончится служба. Ждать долго наверняка не придется, и мы обязательно довезем вас до поселка, чтобы вы успели на обратный автобус.
Гостевой дом организован в одном из подсобных строений. Он недавно отремонтирован, туда проведено электричество, и мы собираемся поставить новые сетки от насекомых на все окна – этого на фотографии не видно. Левую часть здания мы используем под склад, но правой для ваших нужд будет вполне достаточно. Внутри установлена новенькая кровать, шкаф, стеллаж и запасной стол, который вы сможете использовать как письменный. (У вас, судя по всему, очень интересная работа! Когда-то мы с мужем думали заняться преподаванием.)
Мы живем неприхотливо, но я могу обещать вам добротную еду три раза в день, какую едим мы сами. Наша ферма еще не работает в полную силу, но этим летом мы уже надеемся получить кое-какие собственные продукты. Мы с детства состоим в Братстве Искупителя, религиозном движении, известном по всему миру, хотя большинство его членов живет здесь, в Гилеаде, и нескольких поселениях в Пенсильвании и Нью-Йорке. Мы с мужем учились в колледже за пределами общины. Мы рады интересу, который проявляют те, кто не разделяет нашей веры, и не стремимся навязать кому-либо собственные представления.
У нас нет телефона, поэтому, если вы не сможете навестить нас первого мая, пожалуйста, как можно скорее напишите об этом. Не получив от вас известий, мы будем ждать вашего прибытия, и Сарр за вами подъедет. Но я повторяюсь. В заключение, я буду рада встрече и с удовольствием послушаю ваши рассказы о жизни в Нью-Йорке.
С уважением,
(миссис) Дебора Порот.
P.S.: Иеремия – наш пророк, так что ваше имя кажется мне очень добрым знаком!
Фрайерс прочитал письмо в метро по дороге в Колумбийский университет вместе с остальной корреспонденцией. В тоне женщины было что-то очаровательное. Как будто он получил письмо и три необычайные фотографии от приятельницы из другой страны. Но когда Фрайерс начал изучать снимки, поворачивая их так и эдак под яркими лампами в вагоне, он почувствовал смутное беспокойство.
Фотографии были цветными, но, несмотря на это, смотрелись бы к месту в каком-нибудь позабытом альбоме из прошлого. На первой была грунтовая дорога в лесу; бледный зимний свет просачивался сквозь сосновые стволы и голые ветви дубов. На поляне слева стоял небольшой обитый белой вагонкой домик с открытым передним крыльцом почти вровень с дорогой. С одной стороны к нему прижимались бесформенные заросли колючего кустарника. На крыльце было только два узких деревянных стула, один из них пустовал, на втором сидела женщина в длинном черном платье. Ее темные волосы были собраны в узел на затылке, лицо скрывалось в тени. У нее на коленях лежало что-то маленькое и желтое, второй такой же предмет находился у ее ног. Приглядевшись к фотографии, Фрайерс догадался, что это котята. Женщина сидела выпрямившись и смотрела перед собой. От сцены веяло тишиной и неподвижностью, как от картин Эдварда Хоппера [1].
За домом виднелся крошечный огороженный сад, хотя ни цветов, ни овощей не было заметно. Кажется, фотографию сделали зимним днем. Фрайерс надеялся, что теперь ферма выглядит позеленее. За деревьями он сумел разглядеть ровное поле, гладкую поверхность которого нарушали только кочки сорняков и разбросанные тут и там кусты ежевики. По краям рос густой лес из все тех же сосен и дубов.
На второй фотографии был виден другой край поля – сухой клочок красноватой земли и жнивья. На дальнем конце неясно поблескивал ручей. В центре изображения стоял худой бородатый мужчина, немного похожий на Линкольна. Он застыл с граблями в руках, в напряженной позе, как селянин на древней гравюре. У его ног свернулся толстый серый кот и недобро смотрел в камеру. Лицо мужчины над каймой темной бороды было чисто выбритым. Смотрелось это несовременно, но ему вполне подходило. Он был одет в черный жилет, штаны из домотканого полотна и несколько помятую белую рубашку без воротника. На глаз мужчине можно было дать около сорока. Его лицо было бледным и серьезным, но Фрайерсу показалось, что в уголках губ проглядывает улыбка – она, без сомнения, предназначалась тому, кто держал фотоаппарат.
Третья фотография была немного темнее остальных, как будто ее сняли в вечерних сумерках. На краю изображения виднелась задняя стена фермерского дома, а в центре – приземистое серое здание из шлакоблоков, чем-то напоминающее казарму. У него, судя по всему, было два входа: в стене с двух сторон виднелись двери со стеклянными вставками. У Фрайерса возникло подозрение, что когда-то это был курятник.
Из-за крыши выглядывала линия леса. Здание было повернуто задней стеной к деревьям, перед окнами раскинулась лужайка. Трава росла у самого порога, без всякого намека на тропинку, как будто до сих пор ни у кого не было нужды приближаться к дверям. Кладка на передней стене практически скрылась под густой порослью плюща, который уже захватил и оконные рамы. Окна были очень широкими и без занавесок, так что сквозь них можно было заглянуть в окна напротив, свет в которых заслоняли стволы громадных деревьев.
Даже находясь в переполненном вагоне метро, Фрайерс ощутил смутное беспокойство. Он все еще не мог определить, что именно его так тревожит. Но фотографии навевали чувство одиночества и казались напоминанием о более простой и здоровой жизни, удаленной от нынешней во времени и пространстве. Возможно, именно так выглядел быт первых поселенцев – и до сих выглядит глушь где-нибудь в штате Мэн. Трудно поверить, что фотографии были сделаны совсем недавно в Нью-Джерси, в каких-то пятидесяти милях от Нью-Йорка.
Месяц назад знания Фрайерса о Нью-Джерси ограничивались давней поездкой на рок-концерт в Медоулендс, куда его затащила жена, злополучным собеседованием в Ньюарке в голодные годы сразу после выпуска (на место учителя, ни много ни мало, «черного» английского для молодежи в бедном районе) и несколькими поездками в Вашингтон на скоростной электричке, в гости к знакомым Лоры. Весь штат представлялся ему одной огромной посеревшей от болотных испарений и грязного воздуха трущобой, населенной гангстерами и всяким отребьем. И где-то за ней оплотами света маячили монашеское уединение Принстона и тротуары Атлантик-Сити, в котором не было ровным счетом ничего, кроме лотков со сладостями, конференц-залов и казино. На восточной окраине штата, сразу через реку от Нью-Йорка, начиналась поросшая сосной болотистая пустошь с редкими нефтехранилищами и озерами, где до глубокой ночи тут и там горели неверные красноватые огоньки.
На деле все оказалось иначе. Вдохновившись фотографиями, Фрайерс за последние несколько недель многое прочитал о штате. Судя по всему, были там и по-настоящему дикие места, с оленями, лисами, гремучими змеями и даже медведями. Была там местность под названием Пайн-барренс, тысяча квадратных миль болот и заросших соснами песков, где можно проблуждать весь день и не встретить следов цивилизации. Книги рассказывали про закоулки, о которых посторонние люди никогда и не слышали, про крошечные деревеньки, совершенно отрезанные от остального штата; церковь да универсальный магазин с парой бензоколонок перед крыльцом – вот и все поселение. Заброшенные города и поселки с названиями вроде Свиная Лужа или Долгожданье, и города, где люди говорят на собственных диалектах. Некоторых даже не было на карте.
