По пути домой набираю Ирку и благодарю ее за то, что она записала меня. Я даже не знаю, сколько стоит такой прием в их клинике, но предполагаю, что недешево. И я бы точно не смогла себе его позволить.

– Прости этого говнюка, Ника, – отмахивается подруга от благодарностей, – он после тусы в клубе, представляешь? Перенесли всех пациентов, но на следующий раз он обязательно будет, – уверенно заявляет Катя.

– Он точно лучший гинеколог? – смеясь, спрашиваю у подруги.

– Точно. Загулял мужик, Ника, с кем не бывает. Тебя на следующий прием записали?

– Да.

– Ну вот и отлично! Убедишься в его профессиональности.

Я отключаюсь и иду за витаминами, а после возвращаюсь домой и понимаю, что в следующий раз буду волноваться. Каким бы хорошим доктором ни был этот Левицкий, но он мужчина, а я привыкла к женщинам.

Спустя 2 недели (после действий, описанных в прологе)

Я до сих пор не могу поверить своим глазам, ушам и ощущениям. Мой доктор – это совершенно точно тот самый бармен из клуба. Я не сомневаюсь ни на минуту, но, когда стою под его дверью с анализами, сердце в груди готово выпрыгнуть наружу. Мои руки дрожат, а коленки подгибаются, как у сопливой девчонки на концерте любимого исполнителя.

Мне тридцать, а веду себя как подросток. Но и поделать ничего не могу: я же помню его, помню, да. И руки, и губы, и глаза, и голос… господи, мне страшно.

Поэтому вместо того, чтобы зайти в его кабинет, я быстро накидываю пальто, застегиваю пуговицы, хватаю листочки, которые мне выдали, и делаю попытку сбежать. Я почти открываю дверь на улицу и делаю пару спасительных шагов, но меня останавливает вкрадчивый голос:

– Вероника Сергеевна? Справились?

Я замираю. Убираю руку с ручки двери и пропускаю других посетителей, после чего поворачиваюсь к источнику голоса.

– Да, конечно, Матвей Алексеевич, – сбивчиво говорю я. – Вот, хотела воздухом подышать, а потом к вам.

Я вру. Сбежать я собиралась. Да так, чтобы не возвращаться и вообще уйти из этой клиники к своему доктору. Пусть не самому компетентному и вообще не лучшему, но лишь бы не к Левицкому. Это ж двадцать пять недель как минимум видеть его. Я прикидываю в месяцах – почти полгода. Ну не-е-ет, нет. Я просто не смогу.

– Вам плохо? – заботливо спрашивает мужчина и делает шаг ко мне, а я отхожу назад и больно врезаюсь в стену.

– Вероника Сергеевна. – Он подходит почти вплотную, поддерживает меня за локоть и смотрит оценивающим взглядом.

Я не вижу ни капли узнавания или чего-то подобного, но ведь он не может не узнать. Я не сильно изменилась, не набрала десять килограммов, и под моими веками не залегли тени. Да, я не накрасилась, как тогда в клубе, но хотя бы нотки узнавания должны быть? Или нет?

– Вероника! – уже громче говорит он, после чего хватает меня за руку, толкает дверь на улицу и тянет на морозную свежесть.

– Простите, – лепечу я, пытаясь вырвать руку, но он только крепче сжимает ладонь.

– С вами все в порядке? Голова не кружится, не тошнит, в глазах не двоится, не темнеет? – он перечисляет возможные симптомы профессиональным тоном, после чего я мотаю головой. – О таком, Вероника Сергеевна, нужно предупреждать в первую очередь. Что вы сейчас чувствуете? Вам же явно нехорошо! – восклицает он.

И что сказать? Что у меня дыхание перехватывает от него? Что, когда он рядом, учащается сердцебиение, потому что я возбуждаюсь? Вот это весело будет!

“Знаете, Матвей Алексеевич, мы с вами переспали в клубе… вы, конечно, забыли, но ведь было же! Было. И вот теперь я хочу вас. Да-да, вот прямо сейчас трусы намокли”.

Я издаю нервный смешок и замечаю удивленный взгляд мужчины, то, как он приподнимает брови, а уголки его губ вздрагивают от усмешки. Вот что это? Реакция на то, что я усмехнулась? Или он знает? Узнал меня и теперь мучает?

– Просто… стало трудно дышать, – говорю единственное, что приходит на ум, да и в принципе соответствует действительности.

– Как вы сейчас себя чувствуете? – участливо спрашивает он, а я ощущаю, как мою ладонь сжимают горячие мужские пальцы.

Я смотрю на него и удивляюсь: на улице минимум минус пять, он в одном свитере крупной вязки и в медицинском костюме, а его руки как кипяток. Или это только мне кажется?

– Отпустите, пожалуйста. – Я дергаю руку и освобождаюсь от его захвата.

– Извините, я думал, вам нехорошо, и предложил свою помощь. Вам уже лучше? Сможете зайти, чтобы я посмотрел ваши анализы и дал рекомендации?

– Да.

Он кивает, открывает мне дверь и жестом просит зайти. У кабинета я снова снимаю пальто и оставляю его на кресле, но мужчина забирает его и вешает на стойку для одежды, размещенную в углу.

Матвей пропускает меня в кабинет первой, заходит следом, забирает из моих рук листочки и садится в кресло.

– Вероника Сергеевна, сядьте, пожалуйста. Мне не очень комфортно работать, когда я сижу, а женщина стоит, – поясняет он, бросая на меня короткий взгляд, после которого он снова утыкается в карточку.

Я сажусь на кушетку рядом, складываю руки на коленях и думаю, как быть. Вот он – отец моего второго ребенка. Я все еще не могу поверить в реальность происходящего. Кажется, что я героиня какого-то дикого фильма, комедии, где возможно практически все. Но это реальность, которая мелкими фрагментами доходит до меня.

– Анализы у вас в норме, гемоглобин неплохой, вижу, вам ранее прописывали лекарства. Вы все еще пьете их?

– Нет, отменили.

– Отлично. – Он перелистывает карту, берет ручку и что-то записывает дальше, а я сижу и смотрю на его длинные пальцы, на то, как он двигает кистью, как на мгновение его рука замирает, а после он продолжает писать дальше.

Все ли со мной в порядке? Видимо, нет, раз я сижу и рассматриваю своего доктора, пытаясь запомнить его лицо, движения, фигуру при свете дня. Это ведь ненормально – реагировать так на мужчину, которого видишь второй раз в жизни.

Нет, это точно кино. Или скрытая камера. Не может все это быть реальностью. Скажите, где скрытая камера, куда помахать? Или как проснуться?

– Вероника Сергеевна, у вас очень необычный случай. – Мужчина кладет шариковую ручку на стол и разворачивается ко мне, сгибая одну руку и упираясь ею в спинку кресла. – Но я не заметил никаких патологий, угрозы выкидыша, отслойки плаценты или чего-то, что может повредить вашим детям. Этот случай уникален хотя бы потому, что таких людей очень мало. И всех, кто забеременел уже будучи беременными, не более десяти человек. Это из известных, зарегистрированных случаев. У вас все осложнено процедурой ЭКО, что еще удивительней и интересней, но это реальность, и мы будем ее наблюдать.

– Это опасно для малышей?

– Риск есть, не буду его отрицать, но при правильном подходе и тщательном наблюдении нам удастся сохранить оба плода. И еще, – он делает небольшую паузу и смотрит мне в глаза, – вам нужно найти возможного отца второго ребенка. Нам просто необходимо провести анализы, чтобы понять, что отец здоров и его ребенок не станет угрозой для первого плода, понимаете?

И смотрит так… спокойно, расслаблено, профессионально. Ни грамма возможного узнавания или намека, ни капельки насмешки или еще чего-то, что выдало бы его. Ничего. Он просто доктор, а я пациент. За единственным исключением: мы спали, и он отец моего ребенка.

– А вы только здесь работаете? – с моих уст срывается вопрос, от которого я хочу шлепнуть себя по губам.

Ну молчала бы, молчала. Какой ребенок? Неизвестно, как он отреагирует, тем более что я слышала от Ирки о партнере Олега не очень положительные вещи. Например, то, что он бабник, ловелас, гуляка, у него практически никогда не бывает постоянной девушки, только партнерши на одну ночь.

Ну все сходится же!

Отсюда и то, что он меня не узнал. Или это был все же не он? Может, просто похожи? Или у него есть брат-близнец, который находится в тени своего успешного родственника и покоряет по ночам барную стойку и красоток? А я просто на гормонах, поэтому так реагирую. Ведь и тогда сразу такая реакция – желание, восхищение, возбуждение.