Понравилось ли Петру это купанье — я не знаю; но мне оно вовсе не понравилось.

Вода была холодна, как лед; к счастью, я умею плавать не хуже бобра; я скоро выплыл на берег и, хорошенько встряхнувшись, пошел дальше, как ни в чем не бывало.

После моей холодной ванны я совсем забыл о Петре; а когда я о нем вспомнил, то его не было уже видно. Я думаю, что он тоже доплыл до берега, только постарался не попадаться мне на глаза. Наверно, он, дрожа всем телом, пробрался до своего дома и не захотел больше в этот день охотится на медведя.

Медвежонок

то было прошлою зимою. Мы жили в деревне, где устроена была большая охота. Охотники уехали рано утром в лес, а мы ждали их к ужину. Стол был накрыт в ярко освещенной комнате. Под окнами, наконец, заскрипели сани, послышались голоса, и охотники пошли мыться и одеваться.

— А вот что папа прислал детям, — сказал вошедший лесник, подавая старый байковый платок, в котором было что-то завязано.

— Что это такое? — закричал Володя, а Ниночка присела на пол и стала развязывать узел.

— Бабушка, — проговорила она, — там что-то мягкое и теплое.

— Верно, курочка.

— Нет, верно, щенок.

— Собака! Собака! — закричала Ниночка.

На развязанном платке сидел медвежонок и с удивлением озирался. Все для него было ново: и люди, и голоса, и яркий свет, и тепло. Медвежонок был слишком мал и еще не знал страха.

— Кажется, это медвежонок, — проговорил Володя.

— Медвежонок, — отвечала я, удерживая Ниночку, которая собиралась вскочить на стул. — Он ничего не сделает: он крошечный.

Дети прыгали около него и спорили, кому взять его на руки.

— Его надо напоить, — сказал лесник, — он у нас с утра в узле.

В столовую набралась вся прислуга смотреть на зверя.

Медвежонку поставили блюдечко с молоком, но с блюдечка есть он не умел, а поймав мой палец, начал его сильно сосать.

Я тотчас же послала в деревню за соской, которую мы приделали к бутылке. К этому времени охотники собрались в столовую и сели ужинать.

Няня же и дети напоили медвежонка, и тот, очень довольный, развалился на спину и собрался кататься.

— Дети, восемь часов, спать пора! — сказала няня.

— А медвежонок-то как же? — спросили дети.

— Ну, берите его пока с собой и там уложите, — сказал папа.

В детской в этот вечер дольше обыкновенного слышались голоса. Медвежонок, положенный в углу, напился молока сам и уснул раньше детей.

Ятов-Бахвалов

саду на зеленой скамейке сидели два мальчика лет шести и, болтая ногами, разговаривали.

— Папа мне говорил, что летом волки вовсе не страшны, — рассказывал Володя, белокурый здоровый мальчик, — так что, когда я заблудился, я не очень струсил.

— Есть чего бояться! — важно проговорил Юра, черненький красивый мальчик, читавший уже книги.

— Волка-то? И ты бы не испугался?

— Я-то? Да я его нисколько бы не испугался. Я тигра бы не испугался. Пальнул бы в него — вот и все… Я-то?..

— Да разве ты умеешь стрелять?

— Я-то?..

Юра замолчал. Он не только не умел стрелять, но даже боялся заряженного ружья…

— Ну, все равно, — сказал он, — можно и не умея стрелять.

— Это правда, — проговорил Володя.

В этот день вечером, перед тем, как ложиться спать, Юра вспомнил, что оставил в саду книгу, и так как погода была пасмурная, и мог пойти дождь, то он и пошел в сад, чтобы взять ее. Что было в саду — неизвестно, но только Юра несся домой, как стрела, и, задыхаясь, кричал:

— Пантера! Пантера!

В это время прислуга только что поужинала и вышла посидеть на дворе, на лавочке. Услыхав крик Юры, все бросились в сад.

— Что такое? — спрашивал Гаврила.

— Пантера! Большой, черный, страшный зверь, — задыхаясь говорил Юра.

— Где?

— В цветнике у скамейки.

— Сейчас возьму ружье, — проговорил Гаврила.

— Не надо, не надо, — со страхом вскричал Юра, — возьми палку!

Гаврила в сопровождении трех женщин смело двинулся на страшного зверя. Из комнат вышла Юрина мама и пошла тоже туда. Держась за ее юбку, двинулся и Юра. В цветнике между тем послышался громкий хохот. Всех громче хохотал Онька, сын Гаврилы, ровесник Юры.

— Зверь-то Чернушкин черный кот Васька! Ай да страшный зверь! — говорил Гаврила. — Кота барин испугался! А, небось, как днем заведете речь, так все я… то… я… то!

— Ятов, — тихо прибавил Онька.

На другой день Володя уже знал, что Юра черного кота принял за пантеру, и с усмешкой говорил ему:

— Как это ты кота-то принял за пантеру?

— Да ведь темно было…

— И испугался?

— Я-то?..

Юра вдруг вспомнил, что Онька назвал его Ятовым и замолчал.

— Ведь самые знаменитые охотники, — сказал он наконец, — пугались своих первых зверей. Когда я буду большой, я буду непременно охотиться на крокодилов. Уж я-то их не испугаюсь… я… то…

— И какой же ты хвастушка, — сказал работавший тут Гаврила, — по-нашему, по-русскому, мы таких людей зовем бахвалами…

— Оно и кстати, — исподтишка прибавил Онька, — Ятов-Бахвалов и выйдет.

Тут даже добродушный Володя не мог удержаться и засмеялся.

В этот вечер Юра пошел гулять по саду и мечтал об охоте. Вечер был теплый, но темный. Спустившись к пруду, Юра стал немного тревожиться: там были высокие деревья и кусты. Кругом все было тихо. Вдруг что-то тяжелое шлепнулось в воду, и затем послышалось несколько ударов.

— Крокодил! Крокодил! — не своим голосом кричал Юра, стрелой вбегая на гору. — Аа! Ай! Гаврила! Гаврила! Скорее!

На этот крик сбежалась и направилась к пруду целая толпа.

^{К пруду направилась целая толпа.}

— Куда вы! Куда вы! — в страхе кричала птичница. — У меня там утка сидит на яйцах!

— Крокодил! Крокодил! — шептал Юра.

Лишь только все подошли к пруду, как утка спрыгнула в воду и несколько раз ударила по воде крыльями.

Юра покраснел. Утка-крокодил также шлепнулась в воду.

— Напрасно только изволили потревожить нас, господин Ятов-Бахвалов, — сказал Гаврила.