А менее чем через год, двадцатого августа 1937 года, Григорий подал прошение на имя Блаженнейшего Сергия, Митрополита Московского и Коломенского, с покорнейшей просьбой, чтобы его удостоили посвящения в сан диакона. Текст этого документа сохранился в архиве семьи.
Его Блаженству, Блаженнейшему Сергию, Митрополиту Московскому и Коломенскому
Псаломщика Вознесенской кладбищенской
г. Невьянска церкви, Свердловской епархии
Григория Александровича Пономарева
Прошение
Я, нижеподписавшийся, родился в 1914 г.; сын протоиерея, образование получил домашнее, в объеме прежней Духовной Семинарии. Будучи 16 лет от роду, возымел крепкое желание посвятить себя на служение Церкви Божией, и с благословения преосвященного Валериана, епископа Шадринского, временно управлявшего Свердловской епархией, стал служить псаломщиком в пределах Свердловской епархии. С указанного времени и по настоящее время служу на православном приходе. В продолжение всего моего служения по милости Божией оставался верным сыном Святой Православной Церкви, не уклоняясь ни в какие церковные течения, как-то: обновленчество, григорианство. Стремясь всем сердцем к тому, чтобы как можно больше приносить пользы Святой Православной Церкви, и памятуя слова Священного Писания: «Благо есть мужу егда возмет ярем свой от юности своей», я желаю посвятить все свои молодые годы и силы Церкви Божией, а потому покорнейше прошу Вас, Блаженнейший Владыка, удостоить меня посвящения в сан диакона, чтобы я в этой новой для меня должности больше бы имел возможности все свои силы и способности проявлять и отдавать на пользу Святой Православной Церкви.
К сему прошению подписуюсь: псаломщик
Григорий Александрович Пономарев, 20 августа 1937 г.
5 сентября 1937 года состоялась поездка Григория и Нины Пономаревых в город Сарапул, в котором временно управляющий Свердловской епархией Высокопреосвященнейший архиепископ Сарапульский Алексий за Божественной Литургией в Георгиевском храме рукоположил псаломщика Пономарева Григория Александровича в сан диакона. Какая радость для молодой семьи! Немного трудновато сегодня Ниночке, которая всегда рядом – она вот-вот должна родить. Думали, что ей надо остаться дома, но разве она может пропустить столь важное событие в их жизни! Ничего. Господь поможет. Радость их безгранична. Они возблагодарили Господа за начало священнического пути отца Григория. А 21 сентября – новые волнения. У них родилась дочка.
Поздравления сыплются на молодую семью. Поздравления с рукоположением в диаконский сан и поздравления с рождением малышки. Как больно, что эту радость не могут разделить с ними родители отца Григория и пребывающий в заключении отец матушки Нины протоиерей Сергий Увицкий…
Чудом сохранилось дошедшее до наших времен письмо отца Григория, написанное им 24 сентября 1937 года в Нижний Тагил маме матушки Нины – Павле Ивановне Увицкой. В нем всё – и радость, вызванная рождением дочери, и нежная любовь к дорогой супруге, и трогательная забота о здоровье обеих…
«Милые и дорогие мои тагильцы!
21/IХ в 2 часа дня моя благоверная благополучно разрешилась от бремени, родилась девочка славная такая, черноволосая и крепкая… Поздравляю вас с новым членом, появившимся в нашей семье. Если Нинусинька будет себя хорошо чувствовать, то ее выпишут из больницы числа 26/IХ. Моя покорнейшая просьба, если только можно, Павла Ивановна, не можете ли Вы приехать к нам к 26 числу? Меня дома совершенно почти не бывает, а на первых порах Нинчинку боюсь оставить одну. Крестить думаем числа 30 октября. Напишите, могут ли приехать Леля и Коля. Потом вот еще. Ниночка у меня все просит яблочков, а последних здесь нет. Если можно, то привезите. Я пока здоров, работы у меня очень и очень много. Пишу и ужасно тороплюсь, потому что много дел.
Целую всех вас, любящий вас Гриша. 24/IХ-37 г.».
30 октября, когда маленькой Леле исполнилось 40 дней, счастливые родители принесли ее в храм для Святого Крещения. И в этот же день, октябрьским вечером, молодого диакона Григория Пономарева арестовали, предъявив ему в качестве обвинения действия, означенные в 58 статье УК РСФСР. Он причислялся к категории арестантов как «служитель культа». Его увели. Куда? Вероятно, в СИЗО, а потом… Трудно сказать, что будет потом.
Опять в их жизни октябрь…
Спас Нерукотворный
Сохрани мя Господи из руки грешничи, от человек неправедных изыми мя…
Пс. 139
Ночь прошла в слезах и молитвах. Малышке передавалось состояние матери: она постоянно просыпалась, возилась, долго не успокаивалась. Утром, оставив ребенка у близкого их семье человека – старосты невьянского храма Татьяны Романовны – Ниночка, теперь матушка Нина, побежала в милицию.
Все в одном здании: и милиция, и прокуратура, и следственный отдел. Кругом суета, запах хлорки, клубы табачного дыма. Никто толком ничего не знает о судьбе дорогого матушке человека. По разным кабинетам снуют безразличные к чужой беде люди, которые по большей части просто отмахиваются. Наконец один старик – дежурный или вахтер, узнав, кого она ищет, почти радуясь, ядовито изрек:
– Что, думаешь, он один тут такой? Вот наберем партию вашего брата, ну и еще кого по другим статьям, и отправим в Свердловск, там разберутся. А пока – у нас. Держать-то их есть где, подвалы демидовские…
И на мгновение, поверив в свою значимость, злобный старик осклабился, обнажая гнилые, черные зубы под прокуренными усами; после чего добавил:
– Иди, иди, а то и тебя заберем, тоже ведь враг народа.
И непонятно прозвучала эта угроза: то ли в шутку, то ли всерьез.
Окунувшись в чужую, страшную жизнь, где теперь оказался и ее муж, она, совершенно разбитая, забежала к Татьяне Романовне покормить малышку и поспешила в храм.
В маленьком городке слухи распространяются моментально. Уже все знали, что увели отца диакона. Почти одновременно прошел леденящий слух о том, что где-то в области на днях забрали из дома молодого священника, а к вечеру двое в штатском пришли за его беременной женой. Через пару дней ее мертвое поруганное тело нашли в овраге за огородами.
Еще утром матушка Нина отправила в Нижний Тагил письмо о тяжелых событиях в их семье. Она просила брата Николая приехать в ближайший выходной в Невьянск и забрать их с малышкой. Но, посоветовавшись с Татьяной Романовной, она решила не дожидаться воскресенья и в эту же ночь с соседней станции уехать к маме в Тагил. Но до ночи еще надо было дожить.
Татьяна Романовна пошла проводить Нину домой… Распахнутые настежь ворота их домика раскачивал ветер. В собачьей конурке, где жила прибившаяся к ним прошлой осенью дворняжка, – тишина. В глубине конуры, к которой ведет кровавый след, – мертвое тельце собаки. Что им стоит? Ткнули в бедное животное поленом – и все. Кухонное окно дома разбито, но висячий замок на входных дверях на месте. Или спугнул кто? Внутри, кажется, ничего не тронуто, но волна ужаса охватила обеих женщин… Они вдруг осознали, что до ночного поезда Нине с ребенком спрятаться негде. Первой, у кого начнут искать, будет Татьяна Романовна, да и городишко так мал, что все на виду, не скрыться.
Они собрали самое дорогое: венчальные иконы, венчальные свечи и фату, Евангелие маленького формата, принадлежащее архимандриту Ардалиону, детские вещи. Набрался небольшой узелок: его – в одну руку, малышку – в другую. Все остальное: церковные книги, иконы, фотографии – унесет к себе Татьяна Романовна и спрячет до лучших времен.
