***
Полночь разливалась в неприятной тишине пустого сердца. Поверьте, если вы пробуете быть нужным и важным, а у вас отбирают жизнь – ваше сердце тоже опустеет, померкнет под слоем вечной мерзлоты. Все будет по-прежнему, но исчезнет грань между «я» и «ничто».
Но снова был свет, были маски и роли, была боль и темнота. Варя сидела на снегу, а на коленях лежал подаренный режиссером букет из двадцати трех белых розочек. Она прижималась к чьей-то груди в мягком черном пальто и понемногу затихала.
Убежала! « А ведь стояли кучей, обнимались, и какая-то песня, поддаться какой-то песне! – Варя злилась на себя, но не могла сдержать слез. Убежала.
– Они ведь замерзнут, а такие красивые. – Теплый голос притягивал к себе и обволакивал.
– Да. Пойдем, надо… Можно я за тебя возьмусь?
– Конечно. – И в этот вечер не было больше рек из соленой воды и лужиц на полу комнат.
Очень часто и резко меняется наша жизнь. Кажется, только вчера вы сладко сопели на сончасе в детском саду, а сегодня думаете, где достать тысячу до зарплаты. Очень часто так громко кричат о будущем, спорят о значении прошлого, что совершенно не помнят, или не хотят вспоминать, о настоящем. Тем не менее, жизнь – это именно тот поезд, что мчится мимо нас сейчас на полной скорости и уж точно не верит слову «потом» и вашим отговоркам об опоздании.
***
И еще день, наполненный до краев музыкой, светом и аплодисментами, восторженными взглядами зрителя. Но это были последние мгновения, когда школьный актовый зал служил храмом искусства, а абсолютно разные люди чувствовали себя одной семьей. Варя спешила уйти: плакали все, жались к другу, как воробьи в лютые морозы. Плакали от того, что понимали: завтра все они едва кивнут друг другу при встрече.
Это был третий из оставленных Варе дней.
– Ну и куда ты так торопилась?
–Воздух, я хотела на воздух. – Смущение проглядывало сквозь, казалось бы, безобидную ложь. Девушке просто невыносимо было долгое прощание и слезы ребят.
– Ну и вышла бы на улицу.
–Холодно.
– А со мной, значит, тепло?
– С тобой всегда тепло.
Варя изо всех сил прятала слезы и все пыталась смотреть прямо в глаза, точно зарисовывая в памяти до боли родное лицо.
V
Noctu
– Как ты? – Варю подхватили и приобняли знакомые руки. Вечер, он согласился встретиться, куда уж лучше? Но что-то пугало – свежий воздух, которого, кажется, всегда с запасом на улицах в морозную зимнюю пору, совсем не доставался девушке. Она задыхалась.
– Все в порядке, что ты, это пройдет.
А затем они сидели в фойе кинотеатра, и Варя все никак не могла решиться показать свое творение. Она написала «Слово». И если быть честными, писала его как прощальное сочинение. Читать Дане явно не хотелось, но он протянул руку за блокнотом:
– Давай, когда еще. – Эти слова больно кольнули: он уезжал всего на три дня, но, как оказалось, тоже не очень-то верил, что они еще встретятся. Варя, нервничая, отдала ему работу.
Вот, эти долгие три минуты, но он промолчал, как, впрочем, молчал всегда. И Варя, не удивляясь, но слегка обиженно взяла блокнот назад, и завела пустой разговор о новом фильме, трейлер которого мелькал на большом экране. Однако, периодически встречаясь взглядом со своим другом, она видела что-то новое, что тщательно скрывалось под маской улыбчивости и добродушия. Она, было, спросила, но в ответ услышала неизменное:
– Не знаю. Решай сама.
Однако, уже вечер, все спешили по домам. Спешил и он. Варя не знала, почему она хотела встретиться с ним снова: сейчас казалось, что так только больнее. И тут ей в голову пришла «замечательная идея».
– Ну ладно, пока?
– Погоди, Даня! – Девушка вдруг расстегнула ворот куртки и хотела снять что-то с шеи, но помешалась шапка, запутанные волосы лезли в рот, и Варя успела вспомнить все ругательства мира, пока исполнила задуманное. Наконец, она протянула Дане что-то в зажатой руке:
– Возьми.
– Ты чего это выдумала, не возьму.
Но раздосадованная неудачей Варя, (в ее идее все было гораздо красивее, быстрее и романтичнее) вдруг ляпнула:
– Бери! А то в рот запихаю! – И сунула ему в руку свою «идею». Затем добавила уже мягче – Сохрани это, ладно?
И они разошлись. Не зная на сколько, не зная, возможна ли будет встреча. Варя растерянно сидела у подъезда, ожидая подругу, и иногда, вдруг вспоминая что-то, проводила рукой по шее. Она отдала свой кулон из лунного камня, и ситуация, и человек стоили этого, но было пусто на душе, как было пусто на шее. Когда вы отдаете самое дорогое, что у вас есть, даже если это просто капля на ниточке, подаренная подругой много лет назад, всегда кажется, что этого уже не вернешь, что вы отдали последнее, а вышло так смешно и нелепо. Но иногда, отдавая, человек лишь освобождает место для новых, гораздо более дорогих приобретений.
Ночь пролетела незаметно, день – тоже. Ей постоянно писала Лера, позвонил Данил, и вообще начинало казаться, что все происходившее ранее, вся эта странная фраза про три оставшихся дня и слабое сердце – лишь дурной сон. И точно, сердце было в порядке, а вот из легких потекла вода.
Варя в панике лежала в больничной палате и смотрела на равномерно гудящий аппарат, на трубки, которыми было оплетено тело, на багрового цвета жидкость, которой они были заполнены. Воздух, которого так не хватало в последнее время, теперь непрерывно старался пробиться из баллона в легкие сквозь толщу жидкости, но удавалось не очень. А девушка боялась не этого – она боялась остаться одна и все звонила кому-то. Но трубку никто не брал, почему-то в моменты, когда люди больше всего нуждаются в обществе, оно так ненавязчиво ускользает, что остается только развести руками.
Но за долгие три дня дышать Варя научилась заново, получила на руки заветный кислородный аппарат, встретилась с вернувшимися из поездки друзьями и постепенно возвращалась к жизни. Но из прошлых радостей, театра, танцев и прогулок, оставались лишь прогулки. И появилась новая жизнь и новая необходимость.
Отныне каждый вечер, или начиная с самого утра, Варвара выходила на улицу и шла. Человеку, даже если он заядлый домосед или офисная крыса, нужно, чтобы всегда было куда пойти. Не задумываясь, куда и зачем – она просто шла, рисовала следами на снегу, пряталась в тишине парковых аллей. Встречала Настю из школы и иногда сама заглядывала на уроки. Все были рады видеть ее, но девушке казалось, что все это лишнее, и она снова бродила по городу, знакомясь с самыми темными его уголками. Вечерами девушка боялась пропустить звонок, да и маршрут приобретал определенность – в ожидании встречи с Данилом, Варя нередко оставалась на улице дольше, чем следовало, стараясь не чувствовать боли, не плакать и быть веселой, и это помогало. Порой она срывалась, убегала в лес, и сбивала костяшки на кулаках о ни в чем неповинные деревья. Она-то ждала, но далеко не всегда реальность соответствовала мечте. А Настя только злилась:
– Ты болеешь, так болеешь, что должна лежать сутками! А ты наплевала на все, где-то бродишь целыми днями, отказываешься от лечения и прочих радостей больных. Зачем ты привязываешься к человеку, если знаешь, что вы оба рано или поздно сделаете друг другу больно: ты – если… – здесь Настя запнулась. – В общем если заболеешь сильнее, а он успеет к тебе привыкнуть. А он! Сутки через трое ты начинаешь реветь только из-за него! Поверь, никому неприятно видеть слезы на твоем лице, все ищут Варю, которая дарила солнечные лучи своими улыбками.
– Неправда, он не виноват в моих слезах. Я давным-давно изменилась, Насть. Я не хочу быть в глазах людей тем, кем не являюсь в данную секунду. – Прошептала Варя. А все вокруг думали с точностью, да наоборот: уж слишком часто менялись лоскутки, которые девушка соглашалась показывать миру.
***
Декабрь пролетел с первой космической скоростью. В предпоследний его день Варя снова гуляла с самого утра, ожидая звонка. Она успела помочь одноклассникам в закупках к Новому году (иногда полезно выглядеть на двадцать с лишним лет), искала варианты, где самой можно остаться на новогоднюю ночь, ничего не находила и только ждала звонка. И он пришел.