– Они решили не выбрасывать в пространство сто пятьдесят миллионов долларов, а вернуть ракеты.

– Возможно, но это еще не факт. – Профессор все еще был хмур.

– Почему, они же отвернули, – Ада.

Я начал понимать опасения профессора.

– А потому, девочка, что мы сейчас идем на трех процентах мощности, но направление – я показал пальцем – «Сверху», над плоскостью эклиптики. Двигатели выключать опасно, нужна хоть какая-то защита от ЭМИ. А с таким ускорением мы рискуем набрать скорость такую, что можем покинуть пределы Солнечной системы. Да и топлива у нас все-таки ограниченное количество.

– Ну что же, Глеб, поздравляю, ты достаточно точно обрисовал ситуацию. Хотя поздравлять не с чем. То, что противник изменил курс, еще ни о чем не говорит. Удар может быть нанесен в любую минуту.

– Малыш, вероятный прогноз атаки.

Ответ не заставил себя ждать.

« Исходя из характера развития событий и модели поведения противника, вероятность атаки – около 30%. При 90% синхронизации залпа корабль будет поврежден на 40%. Выйдут из строя системы управления двигателями, навигации и жизнеобеспечения. На всех контурах есть дублирующие системы. Время переключения дублирующих систем – около трех часов».

– Мы не умрем, но приятного мало, – подвел итог профессор.

– Так что мы будем делать? – Ада уже почти успокоилась.

Я быстро взглянул сначала на нее, потом на профессора.

– Будем спать. Так, Док?

– Да, выключимся и будем спать.

– А если по нам все-таки выстрелят, – Ада никак не могла успокоиться. – Я не смогу уснуть.

– Доченька, все в порядке. Если электроника отключена, электромагнитный импульс не страшен…

– Папа! Я не маленькая, физику и электродинамику мы еще в школе проходили. Ты не сможешь отключить и обесточить ВСЕ системы корабля. Многое работает в фоне.

– Ничего страшного. Выключим все. Навигация нам не нужна, мы в открытом космосе, рискнем. Двигатели тем более. Отключим систему жизнеобеспечения, объем жизненного пространства корабля почти двести кубометров, откроем все двери, кислорода в отсеках хватит. Температура без приборов не повысится. А больше нам ничего не надо. Иди спать. Я когда закончу, нигде не будет света. Возьми фонарик. И сходи умойся.

– Я уже умывалась перед сном. – Она на минуту замолчала. – Папа, все будет хорошо? Мне страшно.

– Все будет хорошо. Иди спать. Мне тоже страшно, так что не переживай. Мы справимся.

– Глеб, ты обещал нас защитить.

Во первых, меня назначили для сопровождения, а не защиты, а во-вторых, никому я ничего не обещал. Говорить я, конечно, ничего такого не стал.

– Не волнуйся, ничего с нами не случится. А если что, я закрою тебя своим телом.

– Ну да, – она фыркнула, – экран нашелся, у тебя, наверное, только член железный.

Вот и поговори с ней. Ада пошла к себе в каюту, мы остались вдвоем.

– Все не так просто? – я глянул на профессора.

– Пятьдесят на пятьдесят. Ада права, все мы не отключим. Можно обесточить важнейшие узлы. Аварийная перезагрузка компьютеров в космосе категорически не рекомендуется. Собьются все важнейшие настройки. Кроме того, мы вышли из плоскости эклиптики, и через несколько часов на такой скорости мы выйдем из зоны действия навигационных и ретрансляционных спутников. Некоторое время мы будем слепые, глухие и заблудившиеся. Но это не страшно. Меня беспокоит, почему прекратилась атака.

– Вам было бы спокойнее на мертвом корабле?

– Нет, но нас пока пугают. Скорее всего, удара не будет. Сейчас. Имея такие средства, нас, вероятно, попытаются перехватить позже. А пока нас заставили изменить курс, выйти в неконтролируемое пространство и обесточить корабль. Но у нас нет другого выхода. Скорее всего, нас видят. Сейчас корабль фонит на полсистемы, во всех диапазонах. И вести нас будут до самого конца, где бы он ни был.

– Визуально? Не радаром! Это какой же должен быть телескоп!

– Это не так сложно. Даже у нас на Матильде было двухсотметровое пленочное зеркало и электрооптическая матрица сверхвысокого разрешения. Мы видели планеты у ближайших звезд. А есть устройства намного солиднее. Так что можешь помахать в иллюминатор дяде ручкой.

Я показал в иллюминатор средний палец.

Профессор опять развернул пульт, сохраняя данные и отключая корабль. Гудение в рубке постепенно смолкало. Просто удивительно, как много звуков, когда на них не обращаешь внимание. Мне делать пока было нечего.

– Профессор, а как Ваш Малыш генерирует изображение? У нас только два электроионных пульта, у Вас и у меня, – я указал на два ребристых конуса на панели между россыпью приборов и экранов. Но эти буквы не были похожи на ЭИ, они были почти непрозрачны.

Я еще раз глянул на призрачный пульт в руках профессора.

– Тоже ЭИ, но лучшего качества.

– А где мониторы?

– Не твое дело.

Я заткнулся, посидел пять минут молча.

– Так, Глеб. Двигатели отключаем последними. Иди в конец коридора, возле шлюза распределительный щиток. Управление силовыми линиями не по волокнам, а по проводам. Их отключить надо будет вручную, в самую последнюю очередь, после двигателей. Когда я крикну, отключай все восемь тумблеров последовательно, сверху вниз, понял?

– Понял.

Ничего сложного. Восемь тумблеров.

Распределительный щит я нашел без труда. Крышка была сдвинута в сторону, наверно управлялась централизованно. В глубине – восемь маленьких тумблеров.

– Я готов.

В тот же миг я почувствовал, как вибрация прекратилась, наступила полная невесомость, свет погас. В кромешной темноте я попытался нащупать рукой тумблеры, но меня закрутило в невесомости, и я окончательно потерял ориентацию. Чертыхаясь и матерясь про себя, я шарил рукой по стене, пытаясь нащупать проклятый щиток. Но рука везде скользила по гладкой стене. Я даже не мог предположить, в каком положении я нахожусь.

– Выключай быстрей, – донесся раздраженный голос.

– Не могу нащупать. Я потерял ориентацию.

– !!!

Я даже не предполагал, что профессор знает такие выражения.

– Держи!

В темноте блеснули проблески мерцающего света, – ко мне, вращаясь, через коридор летел фонарик. Справа. Значит, я висел вниз головой. Фонарик еще не долетел, но я уже сориентировался и успел заметить провал щитка. Подтянувшись, я защелкал тумблерами. Вот теперь в корабле наступила по-настоящему ватная тишина.

– Все в порядке. Я все выключил.

Нащупав фонарик, я полетел в рубку.

При свете профессор, наверное, испепелил бы меня взглядом. Так что я был благодарен темноте.

– Все, теперь спать. Кислорода в помещении не очень много, но на троих спящих хватит. Кто первый проснется, будит остальных. Но не раньше шести часов. Если не можешь уснуть, могу дать таблетку.

– Да нет, спасибо. Я вырублюсь и так.

– Молодой. А я без таблеток уже уснуть не могу. – Он уже удалялся.

Я разместился в кресле и попытался уснуть. Но сон не шел. Был или не было удара, мы сможем узнать только завтра, когда будем опять включать корабль. Я посмотрел в иллюминатор. Опять захотелось показать палец невидимому наблюдателю, но я сдержался. Видит он нас или нет? Наверное, да, хоть мы и обесточены, но корпус освещает солнце. Я-то вижу в иллюминатор кусочек антенны. В высокий и загнутый кверху иллюминатор из бронестекла заглядывали звезды. Им было абсолютно наплевать на трех букашек, потерявшихся в бескрайней дали космоса. И если завтра корабль будет по-прежнему мертвый и тихий, ни одна из них ни на йоту не потускнеет. Даже если эти самые букашки, проявляя чудеса отваги и находчивости, доковыляют до своей планетки, они все равно останутся такие же мертвыми и равнодушными, как миллиарды лет до нас и миллиарды лет после.

С этими безрадостными мыслями я заснул. У меня был очень трудный день.

* * *

Человек сидел за столом. На обычном плоском экране в бездонном пространстве космоса висел мертвый космический корабль. Изображение иногда подергивалось рябью, теряло четкость, когда аппаратура слежения корректировала наводку. Он был темным, от носа до двигателей, кольцом опоясывающих кормовую часть. Ни габаритных огней, ни освещения салона, ни инфракрасного излучения горячих двигателей, ни радаров навигации. Корабль молчал. Молчал он уже почти пять с половиной часов.