После горячего ужина и сверкающего в хрустальных бокалах шампанского, которым «обмыли» сапоги, меня сморил сон, и, свернувшись калачиком на кровати, я задремала. Алкоголь действовал на мой организм как снотворное, и в этом моя реакция совпадала с маминой, которая даже после глотка вина или обычной домашней настойки вскоре засыпала. Открыв глаза, я решила, что уже утро. Испугавшись за тётю Женю с её больным сердцем и давлением, я обеспокоенно спросила «Который час?» Присев рядом на кровать, мягким голосом Артур прошелестел: «Девять». Он медленно погладил мои волосы, шею и плечи, а я, всё ещё пребывая в полудрёме, таяла в его нежных руках. Прикосновение к груди откликнулось напряжением, вызвав страх и любопытство одновременно. Раньше мы иногда разговаривали на интимные темы, и о том, что у меня ещё не было парня, Артур знал, поэтому старался быть деликатным. В этих вопросах он оказался гораздо опытнее меня – уже встречался с другими девушками, но о своих личных контактах никогда напрямую не говорил. «Не бойся, я обо всём позабочусь», – прошептал он.
Когда мы оделись, Артур был сильно раздражён. Я пыталась понять, в чём дело, что я сделала не так, но он молчал. Обняв его, я хотела поцеловать, но он неожиданно отстранился и резко сказал: «Ты меня обманула». Его слова хлестнули сердце, словно бритва. Не понимая, в чём именно состоял обман и почему у него так резко изменилось отношение ко мне, я схватила пальто, сумочку и, рыдая, выбежала в коридор. Тысячи, тысячи мыслей проносились в моей голове, словно лампочки, включая и выключая вопросы, ответов на которые у меня не было: «Почему? За что? Как же так? Что мне теперь делать? Что со мной будет?», но единственное, что стало очевидным, – так это то, что мной воспользовались, а потом бросили, сделав ещё в чём-то виноватой.
По пути на остановку Артур меня догнал и, не говоря ни слова, пошёл рядом. Моё сердце разрывалось. Я любила его, любила так сильно и так искренне, что отдала себя, и не понимала, действительно не понимала, почему он на меня обижен. На эскалаторе в метро, не выдержав «молчанки», я пристально посмотрела ему в глаза и ещё раз спросила: «Что случилось?» Он не ответил. Пауза затянулась. Его грудь вздымалась, словно он собирался с духом что-то мне сказать.
– Ты меня обманула. Ты сказала, что я у тебя первый, что ты ни с кем ещё не спала, что ты девушка, – выдохнул он.
– Но это правда! – мгновенно выпалила я, и поток возмущения жаром ударил по щекам. – Я ни с кем до тебя не спала. Ты первый! – отчётливо произнесла я, не обращая внимания на оглянувшихся с нижней ступеньки людей. – Ты же видишь, я ничего об этом не знаю! Я даже целоваться не умею!
– Но почему не было признаков невинности? – спросил Артур.
– Не знаю, – тихо ответила я. – Наверное, что-то со мной не так. Может, мне сходить к врачу? – спросила я, робко посмотрев ему в глаза.
– Это уже не поможет, – раздражённо ответил он.
Я пыталась ухватиться за любую соломинку, найти любой аргумент, но ни слов, ни доказательств у меня больше не было. Отчаяние обжигало разум. «Поверь мне», – произнесла я сдавленным голосом и тихонько заплакала. Приближавшийся к платформе поезд заставил встрепенуться, и, прикрывшись нарастающим грохотом, я вдруг выпалила: «Если ты мне не веришь – не провожай меня. Нам незачем больше встречаться». Не понимая, как всё произошло, я заскочила в полупустой вагон и, не оглядываясь, направилась в дальний угол. Если бы вагоны между собой сообщались, я бы убежала в самый конец, спряталась бы от Артура, себя и своего позора, но бежать было некуда.
Оставшуюся часть пути мы ехали молча. Раз за разом я мысленно возвращалась к событиям сегодняшнего вечера, пытаясь понять, что со мной не так, чем я отличаюсь от других девушек и почему вынуждена оправдываться за то, чего не совершала, но в чём меня обвиняют. «Обвиняют» – это слово щёлкнуло внутри меня, искрой ворвавшись в моё сознание. Сквозь мутные слои памяти проступали расплывчатые картинки из моего далёкого детства – того самого дня, когда что-то нехорошее произошло с шестилетней девочкой в кустах за магазином в Костянце. Пшеничные колоски тоненьких косичек с атласными лентами, фиолетовые колокольчики на платье, игрушечная коляска с куклами и чёрная бабочка с яркими синими кругами на крыльях. Я бегу за бабочкой всё дальше и дальше, прямо к магазину «КООПТОРГ», где мама покупала мне сладкую подтаявшую халву. Из магазина выходят соседские мальчишки, среди них «мой мальчик» Коля. Я его зову, он не слышит, забыв о бабочке, я уже бегу за ним. «Жених и невеста!» – увидев меня, кричат мальчишки. Кусты шевелятся. Коли нет. Губа с молодым пушком прямо возле моего лица… Какой-то мужчина принёс меня маме. Я плачу, что испачкала платье и меня теперь отругают… Последствия, точнее – реакция взрослых испугали сильнее, чем то, что произошло. Все меня в чём-то обвиняли. Клеймо прожгло нежное детское сердце, породив боль и сформировав глубокий комплекс неполноценности. Стремясь упредить эту боль, я заранее надевала на себя вину, а чтобы сгладить её, начинала оправдываться. Я оправдывалась везде и за всё, даже за поступки, которые не совершала. Пытаясь укрыться от этой боли, я загнала её в дальний пласт своей памяти, но от себя спрятаться невозможно. Однажды, набравшись смелости, я спросила об этом у мамы, но она сделала вид, что не знает, о чём я говорю. Ответ на мучивший меня вопрос я так никогда и не узнала. Тогда я была не в состоянии понять, что её чувство вины горше моего. За эти годы она сжилась с этим чувством, приспособилась к нему и вскрывать старую рану не хотела. Возможно, она боялась моих упрёков, а может, боялась себя. Четырнадцать лет спустя эта боль вновь меня настигла, безжалостно пронзив жалом любовь на платформе метро под грохот приближающегося поезда.
Возле калитки Артур молча поцеловал меня в щёчку и, подняв воротник куртки, быстро зашагал обратно. О своих догадках я, конечно, ему ничего не сказала, да и говорить что-либо было слишком поздно. Холодный осенний дождь забивал косой стеной, а я стояла на крыльце, боясь зайти в дом. Ещё утром я уходила девушкой, а вернулась женщиной. Услышав лай Барсика, тётя Женя вышла на улицу. Увидев меня, вымокшую и всхлипывающую, сразу заподозрила неладное. «Что случилось?» – встревоженно спросила она.
Я пыталась скрыть свои чувства, но, похоже, это не получалось. Тысячи оправданий вихрем носились в голове, и вдруг я вспомнила о сапогах. Уцепившись за эту спасительную мысль, я быстро ответила: «Я сегодня купила дорогие сапоги и оставила их в комнате у Артура, чтобы коробка не мешала нам гулять по городу. Вечером мы поссорились и расстались, и теперь я осталась и без сапог, и без Артура», – сказала я и, не сдержав рыданий, побежала в свою комнату. Понимая, что осталась не только без сапог, я весь вечер не осмеливалась поднять глаза, да и вряд ли тётя Женя поверила в мою историю с сапогами: уж очень необычно я себя вела после первой близости и первого расставания.
От одной лишь мысли о том, что мы с Артуром больше не увидимся, в груди всё сжималось, сердце замирало, и я переставала дышать. За эти полтора месяца я настолько к нему привязалась, что не могла и представить, как без него жить. Впервые я влюбилась – влюбилась по-настоящему. Я столько лет этого ждала, так просила судьбу, так мечтала встретить своего парня, того единственного, ради которого пришла в этот мир, ради которого жила все эти годы! Целиком, без остатка я отдалась этому новому чувству, и оно жгучей болью окатило моё сердце. «Неужели все фильмы и книги, неужели всё это о боли?» – терзала я себя, не находя ответа.
Весь следующий день шёл дождь. Я задержалась на работе и, голодная, торопилась домой. Резкий порыв ветра вывернул мой зонт, вылив воду на голову. Я принялась отряхиваться, и вдруг увидела знакомый силуэт с большой коробкой. Подбежав, Артур собрал непослушный зонт и, чуть улыбнувшись, вытер каплю на моем носу. Я тоже улыбнулась. Посмотрев в глаза, он неожиданно поцеловал мою руку и мучительно знакомо прошелестел «Прости». Не дав опомниться, привлёк меня к себе и чувственно поцеловал в губы.
