— Скорей! Вставай скорей!
Я вздрогнул и широко открыл глаза.
В комнате не было совсем темно. Тяжелые драпировки, повешенные Ольгой на моем окне, были немного раздвинуты, и сквозь щель между ними прорывался узкой полосой свет луны.
Около моей кровати, частью в полумраке комнаты, частью оставаясь в полосе лунного света, стоял призрак еврейки.
Те же длинные, спускавшиеся до полу одежды, то же накинутое на голову и свисающее с плеч покрывало, те же черты дивно красивого молодого лица, только в глазах его уже не было мучительного выражения мольбы и упрека.
Я смотрел на нее в каком-то оцепенении, и, как это ни странно, на этот раз нисколько ее не испугался.
И вдруг опять, не в ушах, а где-то внутри меня, властно зазвучал знакомый мне голос.
— Скорей! Не теряй ни одной минуты!
Я вскочил с кровати. Мне показалось, что я проснулся во второй раз. Предо мной никого не было, только полоса лунного света тянулась через мою комнату, но луна светила как-то не ровно, а точно вспыхивая и потухая.
Я окончательно очнулся. Первое, что я ощутил, это был сильный запах гари. Я сорвался с постели и, подбежав к окну, раздвинул портьеру.
Стоящие в стороне перед домом деревья были облиты красным заревом огня, а мимо стекол моего окна медленно поднимались клубы густого дыма.
«Пожар!» — мелькнуло у меня в голове.
Я распахнул окно. Нижний этаж в сторону рогового крыльца горел, и пламя огромными языками уже вырывалось из окон. Если не считать шума и треска огня, кругом стояла ничем не нарушаемая тишина.
Стараясь ни на минуту не терять самообладания, я вбежал в комнату Ольги.
— Скорей вставай, Оля! — кричал я и, схватив ее за плечи, я поднял и посадил ее на кровати.
— Скорей! — крикнул я опять. — Пожар! Наш дом горит! Надевай, что попало; нужно спасаться!
Убедившись, что Ольга окончательно проснулась, я, натаскивая на себя по пути одежду, бросился в комнату девушек.
От моего крика они уже пробудились и, перепуганные, не то визжа, не то плача, метались по комнате.
— Не кричите и не бойтесь! — крикнул я им. — Идите за мной!
Я снова вбежал к Ольге. Она уже оделась и дрожащими руками надевала на себя пальто.
— Идем! — Я схватил ее за руку и потащил, захватив другой рукой со своей кровати пальто.
Мы выбежали на площадку лестницы. Нам в лицо пахнуло горячим дымом, и я с ужасом заметил, что нижняя часть ступенек и перила уже были объяты с одной стороны огнем.
Задыхаясь от едкого дыма, я накинул Ольге на голову свое пальто, крепко обхватил ее за талию и бросился вниз по лестнице, прямо в огонь.
Ольга громко вскрикнула, и я почувствовал, что она вдруг сделалась очень тяжелой: она лишилась сознания.
Крепко прижимая ее к себе и хватаясь свободной рукой за местами еще целые, но уже горячие перила, я в несколько прыжков сбежал по лестнице.
Цепляясь за меня и спотыкаясь, с криком и слезами, успели спрыгнуть и обе девушки.
Внизу дым был так густ и горяч, что я чуть не задыхался. Проникнуть вдоль коридора на роговое крыльцо было невозможно: там все уже было в огне.
Не выпуская из рук бесчувственную Ольгу, я кинулся в дверь, ведущую в пустую комнату, рядом с нашим прежним помещением. Здесь дыма было много, но дышать все же было легче; огня еще не было, но в комнате было уже жарко.
Спасаться через виноградную террасу я не рискнул. Голова у меня кружилась, в ушах звенело, и я сам каждую минуту мог лишиться сознания.
Я бросился к окну, сильным ударом выбил всю раму, перекинул через подоконник Ольгу, выпрыгнул через нее в сад и, снова взяв ее на руки, отбежал с ней подальше от горящего дома и, раскинув на мокрую от холодной росы траву свое пальто, бережно положил на него сестру.
Следом за мной, вскрикивая и всхлипывая, бежала Варя.
— Где Параска? — спросил я ее, но она ничего мне не ответила и только тряслась всем телом.
Я бросился опять к выбитому мною окну.
Когда я бежал к нему, я взглянул на верхний этаж. Обращенные в эту сторону окна комнаты, где жили девушки, были ярко освещены. Там уже горело.
И вдруг в моей памяти опять пронеслись слова: «Скорей, не теряй ни одной минуты».
Пробудись я этой минутой позже, и мы, быть может, уже задохлись бы в дыму и пламени верхнего этажа, лишенные возможности спастись по горящей лестнице.
Но и теперь нужно было спешить: и Параска, и Варельян оставались еще в доме.
Я подбежал к выбитому окну. Благодаря образовавшейся тяге из него валил густой дым, но, к счастью, шел как-то поверху.
Набрав побольше воздуха, я вскочил в комнату и сразу же наткнулся ногами на лежащее на полу тело. Это была Параска. И от дыма и от страха бедная девочка лишилась чувств.
Я начал вытаскивать ее из окна, сам едва не задыхаясь.
— Варя, Варя! — кричал я.
Немного пришедшая в себя на свежем воздухе Варя показалась под окном. Я опустил с подоконника тело Параски, но Варя была не в силах его удержать, и оно упало на землю, как мешок.
Варя уцепилась за руки своей подруги и стала тащить ее волоком через грядки Ольгиного цветника.
Варельян! Где был Варельян?
Он спал в коридоре под лестницей. Неужели он задыхался там в огне и дыму, когда мы пробегали мимо? И у меня до боли сжалось сердце. Варельян погиб! В те минуты я, спасая сестру и себя, совершенно забыл про бедного мальчика.
Все эти мысли как вихрь неслись в моей голове, пока я стоял, нагнувшись как можно ниже, где воздух был менее насыщен дымом.
Вдруг я услышал какой-то стон. Мне показалось, что он доносился из прежней Ольгиной комнаты.
Стараясь не выпрямляться, я вбежал в эту комнату. От зарева пожара там было светло; дыма было много, но дышалось сравнительно легко.
У одной из стен комнаты, разметавшись на постланном на полу матраце, лежал Варельян. Я подбежал к нему и стал его тормошить. Мальчик тихо стонал, но не пробуждался.
Сквозь неплотно закрытую дверцу печки, около которой лежал Варельян, из-под пепла мелькнул горячий уголек.
Мне сразу все стало ясно. Варельян был в состоянии тяжелого угара.
Очевидно, сильно промерзавший по ночам мальчик, никого не спросясь, переселился в бывшую комнату Ольги, и, потихоньку протопив на ночь печку, закрыл ее раньше времени с угаром. Сквозь дымоход, не осматривавшийся и не ремонтировавшийся в течение долгого ряда лет, пламя где-то прорвалось и подожгло дом.
Боясь возвращаться в соседнюю пустую комнату, я быстро открыл окно в сад и, с помощью подбежавшей Вари, вытащил сквозь него Варельяна, а затем мы общими силами перенесли его к Ольге, к которой Варя уж успела дотащить и Параску.
Все это медленно рассказывается, но все это делалось с ужасающей быстротой, и действительно, медлить было некогда.
Вся солнечная сторона дома и верхний этаж его уже были в огне, который быстро перекидывался на остальные части дома; только угол с портретом еврейки еще чернел на ярком фоне зарева, хотя и был весь окутан клубами густого дыма.
«Еще не все спасены», — подумал я и побежал в сторону этого угла.
В порыве благодарности мне хотелось вырвать из власти огня портрет той, которая, вовремя разбудив меня, спасла нас с Ольгой от верной смерти.
Я попытался проникнуть в дом через виноградную террасу, но дверь была закрыта изнутри, а сквозь щели ее валил дым.
Я побежал к окну, выходящему в сторону липовой аллеи, и попробовал открыть его снаружи, но ухватиться было не за что. Вся комната была полна дыма и в ней было темно.
Я нажал локтем на нижнее стекло. Оно треснуло и со звоном посыпалось на пол.
Прямо в лицо мне пахнуло горячим дымом. Откуда-то в комнату ворвался целый сноп огня, и при свете его я на одну какую-нибудь секунду увидел портрет.
Еврейка смотрела мне прямо в глаза; ни мольбы, ни упрека в этом взоре не было, и мне даже показалось, что по лицу ее скользнула едва заметная ласковая улыбка, но все это длилось, повторяю, не более одной секунды.
У меня закружилась голова и я, тихо опустившись на мокрую от росы траву, отполз по земле в сторону.