На роль такой повестки дня претендует «список Мединского», содержащий 12 тем для фильмов, которые готово финансировать государство. К сожалению, министр культуры не огласил всего списка, ограничившись лишь несколькими примерами: столетие Первой мировой войны, борьба с наркоманией и жизнь героев труда.

Не знаю, что получится с героями труда. В Советском Союзе снимались фильмы о трудовых династиях, но все же и тогда население предпочитало смотреть кино про шпионов, про любовь и про симпатичных жуликов. Наркомания – штука скользкая, грань между борьбой и пропагандой так тонка, а Госнаркоконтроль у нас такой бдительный, что не каждый решится и денег на это взять. А вот историческое кино, как с привязкой к юбилеям, так и без таковой – благодатнейшее поле, на распашку которого не жалко никаких средств.

У нас перед глазами есть пример: великая традиция британской костюмированной драмы, в развитии которой немалую роль сыграла и продолжает играть государственная компания ВВС. В результате почти вся британская история экранизирована, причем качественно и с любовью. Нет плохих эпох, нет плохих монархов: и гордая Елизавета I, и безумный Георг III, и безвластные, но такие милые Виндзоры – все они находят свое место на экране и в голове зрителя.

А что у нас? Наша история так слабо отражена в кино, что просто плакать хочется. Несколько лет назад вышел хороший сериал «Раскол». Можно спорить, правильно ли в нем изображен царь Алексей Михайлович, но ведь до этого мы вообще не имели возможности увидеть его на экране! А ведь это огромнейшая и важнейшая эпоха. Ивана Грозного мы можем наблюдать в трех вариантах: в фильме Эйзенштейна, в комедии Гайдая и в недавнем фильме Лунгина. Неужели нам нечего больше сказать об этом времени? А вот англичане о своем Генрихе VIII, по кровавости не уступавшем нашему Ивану, говорить не стесняются. Он и на магнитиках для холодильника, он и в книжках, он и в гламурном сериале «Тюдоры». А великий дед грозного царя – Иван III? Эпоха обретения независимости, эпоха первого приобщения к Европе, строительства кремлевских соборов – и полное молчание в кино.

Министр Мединский, неустанно очищающий российское прошлое от многовековых клевет, просто обязан иметь в голове план киноистории, чуть более широкий, чем производство движущихся картинок к юбилейным торжествам, хотя, к нашему стыду, у нас и про Первую мировую войну было снято меньше фильмов, чем в Турции.

Конечно, существует опасность, что государство будет финансировать только такое историческое кино, которое полностью соответствует содержанию будущего «единого учебника истории», по сути уже сложившегося в головах чиновников. И тут вновь уместно вспомнить пример англичан, которые недавно откопали кости легендарного злодея Ричарда III, а заодно и реабилитировали его, вопреки Шекспиру, как монарха и как красавца мужчину. А наш Лжедмитрий – разве удивительный год его царствования не заслуживает красивого и честного фильма, свободного от исторических штампов?

Есть, правда, еще одна вещь, без которой нельзя делать хорошее кино ни о прошлом, ни о сегодняшнем дне. Я говорю о любви.

В свое время я посмотрел фильм Альмодовара «Возвращение». Фильм и сам по себе хорош, но кое-что в связи с ним меня поразило больше самого фильма. Альмодовар рассказывает в нем о простых испанцах – частью перебравшихся в Мадрид, а частью живущих в родной отсталой деревне. И нельзя сказать, что это идиллические герои; по ходу фильма они творят довольно страшные вещи. Но Альмодовар – эстет, интеллектуал, гомосексуал и богатый человек – этих своих героев любит. Любит просто как соплеменников, людей одной с ним крови.

Такой любви часто не хватает нашим творцам. Вместо нее мы встречаем интеллигентскую спесь, доходящую до социального расизма, и во многом именно это делает провинциальным и наше кино, и любое движение нашей мысли. Лишь полюбив Россию, мы сможем вновь заинтересовать ею весь мир.

Случилось то, чего многие с надеждой ждали, иные же опасались. Марат Гельман уволен с поста директора Музея современного искусства PERMM, созданного им же почти пять лет назад.

В последнее время Гельман терпит поражение за поражением. В позапрошлом году он был изгнан из Твери, где пытался воспроизвести свой пермский опыт, преобразив в музей еще один речной вокзал. Неудачным оказался завоевательный поход на Краснодар: город приветствовал культуртрегера потасовками и плевками. И вот теперь Марата Александровича разлучили с его любимым пермским детищем. Отныне и весь большой региональный проект Гельмана можно считать закрытым.

На одинокую борьбу Гельмана за окультуривание российских просторов поначалу нельзя было смотреть без сочувствия, как на всякое безнадежное предприятие. У нас в России столицы легко всасывают талантливых людей и с большим скрипом их отдают. В различные времена наиболее действенными механизмами для переноса культуры из столиц в провинцию были каторга, ссылка и эвакуация. Например, именно благодаря эвакуации в той же Перми возникла серьезная балетная школа. Но что делать, если у нас нет ни войны, ни репрессий? Как заставить Москву поделиться с губернскими городами хотя бы малой частью накопленных ею культурных ресурсов? Гельману показалось, что он нашел блестящий способ: просто прийти к губернатору и попросить денег из вечно бедствующего областного бюджета.

Это было нагло, но по-своему эффективно; примерно в той же манере действовал похотливый поручик Ржевский: девять девушек отхлещут по щекам, но одна все-таки согласится. В нашем случае согласились Пермь и – ненадолго – Тверь, что уже неплохо. Как же Гельману удалось обаять этих русских красавиц?

Сам Марат Александрович любит подчеркивать свой демонизм и магнетизм, представлять себя чуть ли не Березовским культурного фронта. В свое время он даже проводил в интернете конкурс стихов на тему «Чорный Гельман». На самом деле его успехи на ниве «джи-ара» (взаимодействия с государственными органами) имеют под собой здравую материальную основу. Он не предлагал властям региона разориться на культуру; напротив, он предлагал сэкономить на ее производстве. Он показывал: современная культура может и должна быть дешевой – недаром история музея PERMM начиналась с выставки «Русское бедное». Фьють! – и лучшие художники слетятся в ваш город. Щелк! – и лучшие дизайнеры приедут, чтобы его украсить. Красная буква «П» на въезде в город стоит недорого. Красные безголовые человечки, тут и там расставленные на улицах, не стоят почти ничего. Но зато – узнаваемый фирменный стиль! Зато – непрерывная суета фестивалей, брызги фуршетного шампанского, вся та столичная движуха, которой так не хватало угрюмому промышленному городу-миллионнику.

Эта перспектива дешевой культуры, готовой культуры, которую не нужно выращивать годами, а можно просто сорвать с московской грядки и отправить в рот, более того – не какой-то там посконной и доморощенной, а идущей в ногу с мировыми трендами, была настолько притягательна для прогрессивного губернатора Олега Чиркунова, что он и не думал обращать внимание ни на проклятия православных патриотов, требовавших изгнать посланца сатаны, ни на жалобы представителей местной, догельмановской культуры, голосом которых стал писатель Алексей Иванов. Более того, и новому губернатору Виктору Басаргину, сменившему Чиркунова, сперва нечего было возразить против логики гельмановского проекта.

Впрочем, возражения нашлись, и тоже вовсе не мистического, а вполне земного свойства. Бюджет гельмановского фестиваля «Белые ночи» – 250 млн рублей – показался краевым депутатам чересчур жирным. Выходит, что на культуру, столь дешевую в изготовлении, списывались вовсе не маленькие деньги и этот факт, вполне возможно, еще больше убеждал прежнее руководство области в эстетической правоте московского культуртрегера. Но теперь скептики, которых Марат Александрович посрамлял все эти годы с невозмутимостью циркового дрессировщика, могут торжествовать.