Если бы он угодил этой массивной штуковиной в голову – точно снес бы половину черепа, но Каукалов, словно бы предугадав, резко нырнул в сторону, уходя за левое плечо тяжеловеса, а тот бил правой рукой через правое плечо, и это спасло Каукалова. «Солекс», тяжело просвистев в воздухе, врезался торцом в заднее стекло машины, превратив его в брызги.

– Илюшка! – отчаянно выкрикнул Каукалов.

Аронов резко дернул вверх рукоять ручного тормоза, машину повело в сторону, будто она катилась по льду. Каукалов чуть отпустил тяжелоатлета, тот всей тушей устремился вперед. Каукалов добавил ему кулаком по массивному плотному затылку – бил что было силы, – и спортсмен, задавленно всхрипнув, всадился головой в переднее стекло машины.

Стекло лопнуло с пистолетным звуком, словно в него выстрелили.

– Тьфу! – Каукалов выругался, добавил к ругани что-то бессвязное, лишенное смысла и заорал что было силы: – Илья!

Аронов выдернул из кармана нож, – не кастет, как ожидал, Каукалов, а нож, – и, зажмурившись, отчаянно побелев лицом, – так, что оно засветилось в темноте, ударил водителя в бок.

Тяжелоатлет лежал на руле и хрипел. Чтобы его убить, требовалось много сил, – все-таки не рассчитал Каукалов, когда сел в эту «шестерку», – да и машина с выбитыми стеклами уже ни на что не годилась.

– Уходим! – скомандовал он Илье.

Тот дико глянул на Каукалова вытаращенными черными глазами, заморгал непонимающе и скорчился в судорожном конвульсивном движении. Сквозь пальцы, прижатые к губам, полезла пузырчатая розовая масса.

– Уходим! – повторил Каукалов, с силой надавил на дверцу «жигуленка» и вывалился наружу.

В глубине улицы показались тусклые, залепленные грязью фары, – к ним шла машина.

– Быстрее! – рявкнул Каукалов на напарника.

Тот скорчился в кабине около хрипящего водителя, его рвало.

Каукалов обежал машину, рывком дернул на себя дверцу и выволок наружу замазавшегося кровью Илью. Потянул его за угол дома.

– Ноги делаем, ноги!

Они оказались в темном дворе. Каукалов с ходу перемахнул через какую-то старую изгородку, сколоченную из штакетника, остановился. Ослабший, грязный Аронов никак не мог перелезть через заборчик.

За первой изгородью одолели вторую, оказались в очередном дворе, как две капли воды похожем на предыдущий, перебежали его и снова очутились перед изгородью.

Каукалов и это препятствие взял, будто на занятиях по физкультуре, а Аронов опять замешкался, и Каукалов с тоской подумал о том, что этот рохля когда-нибудь обязательно погубит его… И зачем, почему, по каким таким особым признакам он выбрал себе в напарники этого тюфяка? Только потому, что Илюшка живет в соседнем подъезде и один взгляд на него вызывает щемящие ностальгические воспоминания? Каукалов едва не застонал от какой-то непонятной обиды, от ощущения опасности.

– Быстрее! – снова подогнал он Аронова. Тот, всхлипывающий, ослабший, испуганный – даже сквозь запаренное дыхание было слышно, как у него стучат зубы, – бежать быстрее не мог.

Кинувшись назад, Каукалов ухватил напарника за воротник, помог перевалиться через забор.

– Ты пойми, если нас сейчас застукают – это каюк! Это называется – взять с поличным, – хрипло, стараясь погасить в себе тяжелое дыхание, проговорил Каукалов. – В машине же остались наши следы! Нож ты, надеюсь, не бросил там, взял с собою?

– Взял, – прохрипел Аронов.

Они перемахнули еще через пару заборов, одолели пару дворов, вынеслись на безлюдную тихую улицу, проскочили ее с ходу, оставили позади еще несколько домов и несколько дворов и поняли: опасности больше нет.

Остановившись, Аронов вдруг увидел в темноте скамейку на чугунных разлапистых ножках, – ее явно приволокли сюда из парка, – дрожащей неровной походкой устремился к ней.

– Давай малость переведем дыхание, – прохрипел, – иначе все… – он стукнул себя кулаком по груди, – иначе все вот здесь лопнет.

Каукалов, ругаясь про себя, последовал за ним. Теперь он на собственной шкуре почувствовал, понял окончательно, что от Илюшки надо избавляться – Илюшка не напарник. Но как от него избавиться, каким способом? Убить? У Каукалова может не подняться рука. Отправить в ссылку куда-нибудь на Канары лет на десять? На это не хватит денег… Каукалов не знал, что делать.

Но это сегодня он не знает, что делать. Завтра же он обязательно что-нибудь придумает.

Нужную машину добыли следующей ночью, она была не хуже той, что они не смогли отнять у тяжелоатлета – новенькая «шестерка» с таким же новым сильным двигателем, на него еще даже не успела сесть дорожная пыль.

– То, что доктор Коган прописал, – сказал Каукалов Арнаутову, когда машину загнали в гараж, и звонко похлопал рукой по крыше автомобиля.

– Посмотрим, посмотрим, – прокряхтел Арнаутов невыразительным голосом и нахлобучил на нос очки.

Придирчиво постукивая пальцем по корпусу, словно бы определяя, есть в железе трещины или нет, он обошел машину кругом, потом хмуро глянул на Каукалова:

– Ну-ка, открой капот!

– Что? Случилось что-нибудь?

– Ничего не случилось. Просто на мотор хочу глянуть. Открой капот!

Каукалов сунулся в салон, дернул на себя рычаг, открывающий капот. Старик Арнаутов склонился над мотором, зачем-то выдернул из гнезда плоскую блестящую спицу масломера, посмотрел на полоску масла, приставшую к верхней риске спицы, и вынес вердикт:

– Машина новая!

– А я о чем говорил?

– Наше дело, как у китайцев, – назидательно произнес старик Арнаутов, – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – он насмешливо сморщился и приказал Каукалову: – Закрывай шарашкину контору! – стянул с носа очки, сунул их в карман своей роскошной шелковой куртки и свел глаза к переносице: – Надеюсь, на этот раз все нормально обошлось?

– Нормально, – подтвердил Каукалов.

– А то вчера вы, как мне сказала Олечка Николаевна, покалечили известного спортсмена…

У Каукалова от этих слов даже перехватило дыхание, лицо сделалось серым.

– А Ольга Николаевна откуда узнала об этом?

– Из оперативной сводки. Ей же каждый день на стол кладут сводку.

– Но там же моя фамилия не указана…

– Олечка Николаевна – женщина умная, она тебя вычислила.

Каукалов с досадой покрутил головой: если вычислила Ольга Николаевна, то могут вычислить и другие. Дышать стало совсем нечем.

– Надеюсь, он остался живой? – кое-как справившись с собой, спросил Каукалов.

– Пока живой, – старик Арнаутов хмыкнул. – Вы ему голову отрезали почти наполовину…

Владельца нынешней «шестерки» Каукалову удалось придушить без особых приключений, тот даже не пикнул, умер тихо, без всякого сопротивления.

Аронов вытащил из кармана нож, хотел было пырнуть заморыша-водителя, но Каукалов, стягивая петлю на кадыке, просипел напарнику:

– Не надо! Кровью сиденье испачкаешь! – Затем зло округлил рот: – Сколько раз говорил тебе: кастет надо иметь, кастет!

– Не могу купить, – пожаловался Аронов, отодвигаясь от дергающегося водителя, – негде.

– Не могу, не могу, – передразнил его Каукалов, выдернул стальку из разрезанного горла водителя, затем, привычно ухватившись за воротник потертой замшевой куртки с широкими отворотами, в которую был одет водитель, резким движением натянул ее мертвецу на голову.

На следующий день, к вечеру, в серых мокротных сумерках – с неба с самого утра падала, не останавливаясь ни на минуту, какая-то липкая, похожая на туман, морось; природа сделалась угрюмой, набрякла холодом и пронизывающей; угрюмость природы незамедлительно передавалась людям, – к боксу старика Арнаутова незнакомые ребята пригнали пахнущую свежим лаком милицейскую «канарейку».

Ключи сунули Арнаутову прямо в ладонь:

– Пользуйся, дед! – Через минуту бравые хлопцы исчезли без следа, словно их и не было совсем.

Каукалов с Ароновым уже находились в гараже, – так было договорено, – старик перекинул ключи от «канарейки» Каукалову: