Киповец Петя, тощий, седой, с болезненно изогнутой спиной, что-то паял у себя за верстаком. Вообще, он не отказывался помочь по мелочи. Или если начальник прикажет. Но сейчас на соль его не вытащишь, нет. И тяжело ему, и работу, видно, делает срочную. У него всегда пропасть работы. Одно – приборы проверять и настраивать. Второе – со всего комбината несут починить: кто утюг, кто мобильный, кто телевизор. И всем чинит – за малую мзду, естественно. Хилый, а копейку жмет верную. Да еще свадьбы снимает, фильмы делает – у него техники ого! Там вообще, говорят, золотой дождь. Недавно вот квадрокоптер купил, хвастался. Ночами не спит, столько работы. Еле ходит – по виду, конечно. Но домину такую выстроил – дворец.

Трудяга, одним словом.

Он Римму не заметил – сильно занят был. Хотя здесь все друг друга замечают, даже если не видят. Замкнутое пространство, каждое движение кожей улавливается. Просто не хотел видеть – знал про соль. И делал вид, что не оторваться от верстака.

Римма молча прошла мимо. На Петю ее власть не распространялась – ни с какой стороны. Как женщиной он ею не интересовался. Уж больно забитым был мужем, чтобы хотя бы пальцем прикоснуться. Хотя глазок на нее косил, как и все, – но с этого много ли возьмешь? Опять же, она вечно просила его что-нибудь починить, и он чинил и ничего не брал! Тут она сама была его вечной должницей. И лезть еще со своей солью – столь дурных манер Римма не позволила бы себе и в более сложных обстоятельствах.

Петя все это понимал, но все равно делал вид, что занят по самое горло. Все-таки был он человеком хорошим, а хороший человек не любит угрызений совести. Потому и гнал их срочной работой, – а кто в этом сомневался?

«И ладно, – подумала Римма, мимоходом глянув на Петину спину, – и так справимся. Валера сейчас подойдет. Михалыч там уже долбит, Костик… С Петей и не развернемся».

Она прошла в лаборантскую, сходу закурила. Надо было поторопиться. Михалыч, делая чужую работу, время нутром отслеживает. Но Римма в себе была уверена. Успеет. В конце концов, мужики они или нет? Не женское это дело, соль долбить. Постыдились бы.

Почувствовав правильное настроение, Римма заодно уж набрала дочку. Подождут. Одна минута ничего не решает.

– Мама, я занята! – отозвалась дочка придушенной скороговоркой. – Говори быстрее.

– Завтра Тимку привезете? – спросила Римма.

Дочку жалела. У той работы действительно было много.

– Да, – прошипела Даша.

– Кто? Ты или Денис?

– Денис.

– Хорошо. Оденьте только его потеплей.

– Да знаю я…

– Сама как? – спросила Римма. – Горло прошло?

– Прошло.

– Ну, ладно, работай, работай.

Дочка работала в сетевом магазине «Электрон». Сидела на приеме возврата товара. Зарабатывала хорошо, но нервов уходило на эту работу – вечно была больна.

А что делать? Копейка легко не дается. А сейчас такое время – костьми надо за эту копейку ложиться. Не повезло молодежи. Раньше легче жилось.

Хотя… Сейчас столько всего – иди и бери. Не то что раньше, когда все «доставали», от гвоздей до мебели. А уж поесть – пустые полки. Одни рыбные консервы штабелями да трехлитровые банки с закатками под ржавыми крышками. Сейчас, конечно, как в сказке. Все есть, что ни загадай. Но на все на это надо заработать. Вот и работают, стараются. И Дашка, и муж ее, Денис. Тот в банке сидит, деньги чужие считает. Но и свои водятся. Повезло дочке. Зато и желания сбываются.

Тьфу-тьфу, хоть бы у них все было хорошо. У них второй намечается, хоть бы не сглазить.

Докурив, Римма плотно замоталась в шерсть и мех, щедро принесенные из дома. Холода она не боялась, женщина была здоровая. Но с таким морозом не шутят. Поэтому завернулась в семь слоев, как матрешка. Еще и бушлат сверху надела от ветра.

Лицо еще с утра было надежно защищено кремом и пудрой. Но Римма все-таки прошлась помадой по губам, усилила защиту.

Теперь готова ко всему…

Интересно, Валера уже там?

Она, хоть и напрягала слух, но лязга дверей внизу не слышала. За ревом котла его и не услышишь. Но все-таки что-то там стукнуло. Наверное, Валера пошел.

Или не пошел? Или это в трубах стучит?

Поди разбери в таком грохоте.

Если Валера пошел, то Костик должен назад прибежать. Котел нельзя оставлять без присмотра, кто-то из операторов обязан неотлучно при нем находиться.

Но Костик не бежал.

А может, пока с Дашкой разговаривала, проскочил? Он шустрый, этот заморыш.

Заморыш, а вот живет же с девицей. И девица такая ничего, Римма видела, даже симпатичная. Мелкая, правда, но все при ней. Когда надо будет, родит как миленькая. А Костик жадный, на лишнее не потратится. Этот своего добьется. Вот и говори потом – заморыш.

Опять же Петя. Тоже не богатырь. А дом полная чаша, жене – счастье. Так что неизвестно, что важнее. Сила или… или что другое.

Вон, Валера как два Пети. И что? Только и умеет, что пить да телевизор смотреть. Столько мог бы работы провернуть, силы же – немерено. А сидит в котельной сидьмя, не стронуть его. Хотя, конечно, хорошо, что сидит. Он как-то пробовал ерепениться, мужики с собой в Москву тянули, там бы он заработал. Но сама же Римма и отговорила. Мол, тут бросишь, а назад не возьмут, будешь потом мыкаться. А сама в ужасе была: хоть бы не уехал! Не уехал, она уломала. Потом, когда ссорились, он тоже грозился, уйду, мол, брошу котельную (и тебя заодно). Но Римма уже не боялась, знала: никуда он от нее не уйдет. Время привязало его крепко, не вырваться. Да он и сам не хотел.

Мужики – они как коты. Прикорми, приласкай, и все, будет ходить кругами, в глаза смотреть. Может, конечно, нагадить мелко, на это они мастера. Но только мелко. Его за холку потрепи, потом погладь, дай вкусненького – и все, он опять мурлычет, о ноги трется. Слабая порода. Но все-таки нужная.

А Валера – он нужный. Он на вид только страшный. Кто не знает, пугается. Еще бы, такой громила. В десанте, где служил, первым в строю стоял. Когда генералы в часть приезжали, его всегда в штаб дневальным ставили для вида. Краса и гордость. До сих пор этим хвастает, сто раз спьяна рассказывал, отчего Римма и запомнила: часть, дневальный, штаб… Да, здоров был парень. И красив. Был. Сейчас огрузнел, подбородок полшеи захватил, глаза заплыли. Но вид имеет. За собой следит, этого у него не отнять. Обнову купит, джинсы там, рубашку, из обуви что. Не запускает себя. Еще бы, знает, что красавец. На него охотниц нашлось бы – только помани.

Но он не манил. Он Римме вроде как верен. Хотя ни о чем таком они не договаривались. Не муж и не жена. Подумать – чужие люди. Но он был ей верен, Римма знала. Таскался к друзьям, к родственникам – пить. Но там ни с кем ничего такого не заводил. Она бы узнала, если что, тут бы он ее не провел. Но он всегда к ней тянулся. Сильно тянулся, уже сколько лет.

И тяга его не ослабевала.

Вспомнив вдруг обморочно тяжелое тело Валеры, его густой, теплый запах, Римма затуманилась не вовремя и в этом сладком тумане выплыла из лаборантской.

От настила второго этажа обрывом тянулось вниз громадное чрево котельной – как полтора школьных спортзала. Три котла, каждый величиной с паровоз, стояли друг за другом, скрывая дальнюю дверь. Ближе к Римме сбились в кучу ее фильтры, – шесть синих двухметровых цилиндра, поставленных стоймя, – словно гигантские колпачки от ручки. За ними виднелась круглая, вся в мокрой, золотистой ржавчине, бочка соленаполнителя, в который и требовалось засыпать соль.

Дело плевое в обычное время, тем более что и соль лежала рядом, ее регулярно завозили бульдозером из сарая. Но сейчас ее всю выбрали, а в сарае, на улице, она от мороза взялась камнем, – вот отчего и все мучение.

Каждый раз это мучение, когда морозы! И ничего придумать не могут. Долби, как в каменном веке. И все ломается, как всегда, все ломается!

Римма снова прошла мимо Пети, уже на него не глядя. Хотя видела – работает. Может, и правда, что важное. Он даже глаз не подымал, изогнулся над верстаком кренделем. Пусть работает.