Орон перелез через поваленный ствол и, дождавшись, пока Ратибор переберётся следом, продолжил:

– Он снуёт по старым развалинам. Руинам замков на окраине мире; городам, затонувшим в болоте. Ищет ценности и продаёт любому, кто предложит достойную цену. Сколько он при этом разорил гробниц и курганов… За такое его должны были возненавидеть и боги, и духи, и собственные предки. Толкуют, что само его имя проклято, поэтому лучше его не произносить. Тем более в стенах дома.

– Так всё же.

– Зовут его Дерок.

– А кто он есть такой? По расе.

– Нандиец.

– Нандиец? – нахмурился Ратибор и замедлил шаг.

– А у тебя особое к ним отношение?

– Туричи три года с ними воевали.

– И ты, стало быть, – Бэюм остановился и поставил руки на пояс, – участвовал в этой войне?

– Мы резали друг друга, как умалишённые. Я убил, наверно, сотню нандийцев. И многих моих товарищей они убили в отместку.

Орон тяжело вздохнул и произнёс:

– В Волчьей деревне живут, в основном, нандийцы.

– Отличная новость.

– Беглецов в деревне немного, но ветераны той войны, думаю, найдутся.

Ратибор проскрежетал зубами и спросил:

– Можешь предложить другой способ добраться до реки?

– Нет.

– Тогда придётся мне идти в Волчью деревню.

– Как знаешь.

Путники двинулись дальше, продираясь сквозь чащу и лавируя между ворчащими в стороне демонами. Бэюм распознавал тварей издалека и вёл Ратибора безопасными маршрутами. До цели добирались медленно, а каждый шаг стоил дорого.

Разговаривали по пути немного, ведь даже шептаться было чревато.

Когда стало вечереть, Бэюм занялся поиском ночлега и выбрал укромное местечко под кедром, зависшим на краю обрыва. Под его корнями можно было устроиться, почти как под крышей. Сушняка вокруг было полно, так что сбор надолго не затянулся. Бэюм разжёг костёр, отогнавший темень и холод.

Подкидывая хворост, охотник вдруг начал напевать что-то под нос. Не прошло и пяти секунд, как певец осёкся и огляделся по сторонам. Ратибор вопросительно уставился на орона.

– Раньше в этих краях говорили на другом языке, – пояснил Бэюм. – Родители научили меня одной песне на этом наречии. Впрочем, я даже смысла её не знаю.

– Ты как будто испугался чего.

– Я иногда напеваю песню про себя. А сейчас вслух вырвалось – нельзя так делать.

– Почему?

– Есть такие демоны – звонкоголосые. Они слышат старый язык за многие вёрсты. Приходят на звук и воруют у говорящего голос. Кого-то делают гнусавым, кого-то заикой, а кого-то вовсе немым. Но я больше мычал, чем пел, так что, думаю, обойдётся.

Покопавшись в сумке, орон достал пару кусков вяленого мяса. Один протянул Ратибору:

– Будешь?

– Спасибо, не откажусь. Что это?

– Оленина, – ответил Бэюм и откусил добрый кусок.

– Не брезгуешь дальними родичами?

– А у вас, что же, телятину не едят?

– Едят, но не все. Простому сословию не зазорно, а у тех, кто статусом выше, считается дурным тоном. Предпочитаем овец и лошадей.

– Как будто у разных зверей разное мясо. По мне так хоть соседа своего сожри. Вопрос только в его родственниках, которые придут мстить.

– Возможно, здесь оно так и есть.

– Везде так. Разве что в Пяти Землях родни больше, и прознаёт она быстрее.

Ратибор не стал продолжать разговор, уходящий чёрт знамо куда. Вместо этого он огляделся, и вскоре заметил белку. Грязно-рыжая зверушка спустилась по стволу и застыла, принюхиваясь. В какой-то момент она встретилась взглядом с туричем. В её глазах мелькнула разумная искорка, а затем… мордочка белки исказилась зубастой улыбкой. Напугав так дюжего воителя, создание уползло вверх по стволу.

– Видел белку? – шепнул Ратибор.

– Нет, а что?

– Она мне улыбнулась. И пасть у неё оказалась, наверное, шире, чем у сома.

– Это дух был, – спокойно сказал Бэюм. – Звать его аука. Любит за охотниками подслушивать, чтобы потом их голоса изображать.

– Чтобы с пути сбивать? Как в сказках?

– Ага, из шкуры вон лезет, чтобы заманить кого в дебри. Подобных ему немало: духи обожают следы затаптывать, засечки на деревьях ставить. Лишь бы кто заблудился, утонул в болоте или нарвался на медведя.

– И зачем им это?

Прожевав оленину, орон ответил:

– Они же падальщики. Ты сгинешь, а они сбегутся тебя обгладывать. А иначе что тебе эта белочка сделает?

Бэюм подбросил хвороста и продолжил:

– Но, надо сказать, лесные духи не так опасны. Шкодники, способные погубить разве что ребёнка. Или того, кто впервые в лесу оказался.

– Видел у вас домового.

– Мышей гоняет. Вообще, от них может быть польза. У духов, и даже демонов, свой кодекс чести. Умудришься сделать их своими должниками, отплатят сполна. Так что, вот такие они, духи. Есть они и есть, проще внимания не обращать. Знаю, в Пяти Землях они не водятся.

– Карф с Игуном рассказывали?

Орон кивнул и, прожевав, добавил:

– А профессор каменный даже объяснил, почему. В общем, здесь магический эфир свободно витает. Как ветер. А у вас движется строго от башни до башни. Как струны натянут. Разумным расам не слышно, но такой эфир издаёт звук, от которого духи и демоны бесятся.

Ратибор подобного не слышал даже от туричских волхвов. Хотя общался со многими.

Ночь принесла непроглядную темень. Лишь луна и звёзды виднелись сквозь кроны. Турич решил задать актуальный вопрос:

– На спящих духи не кидаются?

– Украсть что-нибудь могут. Корку хлеба, не больше.

– Значит, спать можем спокойно?

– Я в этом схроне не первый раз ночую. Как видишь, жив до сих пор, – усмехнулся Бэюм.

– Тогда до утра.

Ратибор укрыл щитом торчащие из-под корней ноги. Голову положил на руку. Весь этот нехитрый уют быстро погрузил турича в дремоту. Ратибор даже подивился, что за пару дней выработалась привычка к кишащему звуками лесу. Не понадобилось много времени, чтобы минотавр отошёл ко сну, протянувшемуся ровно до первых лучей.

Переговорив с Бэюмом, Ратибор выяснил, что сон охотника также не был потревожен. Можно было продолжить путь, благо идти осталось немного.

Спустя где-то два часа орон остановил спутника. Ратибор огляделся по сторонам и увидел на соседнем пригорке неизвестного. Тот был облачён в куртку до земли, голову скрывал капюшоном. Опознать путника было невозможно.

Бэюм при этом остался спокойным. Сняв с пояса топор, орон перехватил его ближе к лезвию и поднял рукояткой вверх. Неизвестный изучил жест Бэюма и ответил чем-то подобным со своим копьём. После этого исчез за деревьями.

– Жест охотников, – пояснил Бэюм. – Мы так показываем, что не намерены нападать. Советую им пользоваться, если наткнёшься на кого.

– Это охотник был? Из поселения?

– Думаю, да. Пойдём, скоро ты увидишь кое-что впечатляющее. Вот только поднимемся на вершину холма.

– И что же там?

– Поймёшь, почему Волчья деревня так называется.

Бэюм ускорил шаг, словно попал под чары собственных заверений. Последние аршины он преодолел бегом. Очутившись наверху, охотник раздвинул ветви акации и кивком предложил Ратибору поторопиться. Турич преодолел крутизну склона, а на вершине чуть не грохнулся обратно.

С холма открылся прекрасный вид на округу. В поле зрения попали просторы бескрайнего леса. Но никакого поселения видно не было – вместо него Ратибор узрел скелет, лежащий в пяти вёрстах к востоку. Это были останки исполинского волка, столь громадного, что даже мертвенные кости вызывали ужас. Позвоночник вытянулся на целую версту, сквозь глазницы проросли могучие сосны, а колоссальные рёбра дыбились выше деревьев. Костяные лапы вытянулись сквозь лес подобно крепостным стенам, и даже самый маленький коготь превосходил триумфальные арки Пяти Земель.

От исполинского скелета веяло большей древностью, чем от гор на горизонте. Если волк погиб в схватке, то грохот той битвы должен был сотрясать далёкие острова ангелов, а от предсмертного воя должно было закладывать уши во всех концах мира.