Что касается Сенявина, то он время от времени поднимался из своей каюты наверх, чтобы оглядеть походный ордер эскадры и передать капитанам необходимые сигналы. Обедал вице-адмирал в шесть часов вечера. Сам не слишком жаловавший спиртное, он всегда имел на столе несколько бутылок хорошего вина. С адмиралом всегда обедал и командир флагманского "Ярослава" Митьков, исполнявший одновременно и обязанности флаг-капитана командующего. Кроме него Сенявин всегда приглашал к своему столу свободного от службы вахтенного начальника и кого-нибудь из мичманов. А потому обед имел помимо всего своей целью и дело воспитательное. По воскресеньям командующего офицеры приглашали отобедывать к себе в кают- компанию. От приглашения этого Сенявин никогда не отказывался, придавая большое значение общению с подчиненными в неслужебной и весьма непринужденной обстановке, каковая обычно складывалась за обеденным столом.

Когда зыбь улеглась, усмотрен был вдалеке мыс Сан-Винцент. Немедленно взято было обсервованное место. К удовольствию штурманов невязка оказалась небольшой.

Спустя сутки, слева на траверзе российской эскадры из тумана медленно выплыла мрачная Гибралтарская скала.

– Ну, кажется, Атлантика позади! – перекрестились на кораблях.

Весь маневр отрыва от неприятеля был проделан столь мастерски, что французы хватились пропажи только спустя неделю. Это была первая бескровная победа нашего флота в только еще начинавшейся морской войне.

И вот, наконец, знаменитые Геркулесовы столпы, которыми означался предел древнего мира. Высоченная утесистая скала, кажется, готова вот-вот обрушиться на проходящие мимо парусные корабли. На вершине ее среди облаков телеграф, то англичане зорко следят за возможной опасностью. К северу зеленый берег Андалузии, касается узким песчаным перешейком гранитной глыбы Гибралтара. На севере синели горы андалузские, на юге за проливом африканские, и пугала своей мрачностью величайшая из них – Абилла.

Пока корабли входили в местную бухту, мичман Броневский, верный своей привычке, помечал в записной тетрадке увиденное.

– К чему тебе это, Володька! – окликнул его державший младшую вахту Ртищев.

– Все равно академиком не станешь! Не по той дорожке пошел!

– А я для себя помечаю, чтобы на старости лет хладных было что вспомнить! – ответил тот, не отрываясь от карандаша.

– До лет хладных еще добраться надо, что с нашим делом моряцким весьма сумнительно! – вздохнул Ртищев философски, но более уже с расспросами не приставал.

Сгрудившись на палубе, рассматривали российские мореходы главную английскую цитадель на путях торговых. Бухта Гибралтарская поражала своими размерами. Была она верст шестьдесят, а может и того более. На пушечный выстрел от Гибралтара видны испанские крепости Сант-Филлип и Сант-Рока, против них еще одна Алжезирас, в гавани которого постоянно несколько французских корсаров стерегут возможную добычу, которую не бояться уводить даже из-под гибралтарских пушек. Таким образом, не только англичане сторожили французов с испанцами, но и те, в свою очередь, неусыпно денно и нощно сторожили англичан. Скала гибралтарская со стороны берега неприступна, а поэтому чтобы исключить возможность нападения со стороны моря, англичане выстроили дополнительно еще несколько фортов. Теперь для того, чтобы овладеть Гибралтаром, надобно положить под ним несколько армий и флотов.

Гибралтарская скала

Русские корабли положили становые якоря под берегом и защитой британских фортов. К всеобщему облегчению на рейде стояли ранее разминувшиеся с эскадрой "Селафаил" с "Уриилом". Обменялись визитами вежливости с местным начальством. Главный командир Гибралтара вице-адмирал Кейт был вежлив и предельно предупредителен.

– Всем, чем только могу, помогу непременно! – говорил, почесывая тяжелый подбородок.

Кейт уже имел инструкцию всемерно способствовать русским, которых надо было, как можно крепче втянуть в войну на Средиземноморье. Для этого Кейту велено было не жалеть нечего!

Наши осмотрелись, дух перевели. Открыли верхние порты и прочистили пушки холостыми выстрелами на тот случай, если у французов еще раз появиться желание испытать судьбу. Но такого не появилось. Несколько маячавших под африканским берегом фрегатов, предпочли удалиться.

Просушили трюма. В море, несмотря на парусиновые виндзейли, пропущенные сверху в открытые люки для притока свежего воздуха в нижние палубы, в трюме все равно всегда стоит тяжелый запах сырости, смолы, человеческих тел, затхлой воды и крысиного помета. Немного ослабить тяжкий дух – уже радость! Сушили горящими угольями в закрытых жаровнях, курили благовонные травы и древесную смолу. Затем отправили шлюпки за свежей водой и зеленью.

Пользуясь возможностью, свободные от вахты офицеры запросились на берег. Сенявин разрешил. Гулять в Гибралтаре особенно негде, да и не по карману. А то, что по горам полазят да укрепления осмотрят, то только на пользу пойдет. Ржевский идти на берег отказался.

– Еще я по горам коленки свои не обдирал! – отмахнулся. – Что мне надо я отсель погляжу в трубу зрительную!

Броневский, разумеется, с первой же оказией на берег съехал и находился до того, что с непривычки ноги в мозоли кровавые истер.

– Ну и пошто сие надобно! – ухмылялся Ртищев, глядя, как хромает по палубе его сотоварищ.

– Зато впечатлительств много имею не в пример тебе! – гордо ответил хромающий.

– Пропадешь ты когда-нибудь со своими впечатлительствами! – зевнул в кулак Ртищев и отправился на кубрик соснуть еще пару-тройку часов перед вахтой стояночной.

А Броневский, меж тем, о лазаньях своих по горам рассказывал, да столь увлеченно и руками размахивая, что подошел незаметно и заслушался даже капитан Борятинский. Лазил мичман со "Святого Петра" вместе с несколькими такими же любопытными мичманами с других кораблей, из тех, кому никогда на одном месте не сидится.

Сам городок гибралтарский всего в несколько кривых улочек под скалой. Цены в лавках таковы, что отбивают всякую охоту даже к ним подходить. В предгорном овраге прыгали по терновнику ободранные обезьяны, промышляющие на местных помойках. Скала Гибралтарская поражала своею мощью и высотой. В глубине скалы пещера Святого Михаила, увенчанная гроздями прозрачных сталактитов. На вершине скалы выстроены ворота с надписью: "Проход из Океана в Средиземное море". По одну сторону видна Атлантика, по вторую далеко внизу бьются уже волны средиземноморские. Камни снизу доверху исписаны надписями всех языков и народов. Нашлась и своя родная: "Здесь был Василий сын Иванов, родом из города Костромы и плевал я с сей скалы на всея, а в кого не попал, тому мое почтение". Слова душевные сразу мичманов российских столь порадовали, что плюнули все они разом со скалы в волны далекие и тут же дружно взялись за свои кортики, чтобы оставить потомкам напоминание и о себе…

Пополнив припасы, Сенявин, не задерживаясь ни дня более, дал команду выбирать якоря. Заскрипели шпили, выхаживая канаты, матросы натужно наваливались грудью на отполированные ладонями вымбовки, пели:

Из шканечного журнала линейного корабля "Уриил": "16-го числа декабря в 7 часов утра сделанным на корабль "Ярослав" сигналом, велено было всей дивизии поднять по одному якорю, а в половине 8 часа бриг "Феникс" вступил под паруса. В исходе сего же часа поднятым на флагманском корабле сигналом велено кораблю "Селафаил" сняться с якоря, который сие выполнил в начале следующего часа. Вскоре после сего на вице-адмиральском корабле "Ярослав" деланы были сигналы, но нам за отданным на нем крюйселем, рассмотреть оных было невозможно; после чего регат "Кильдюин" вступил под паруса. В 10 часов корабль "Селафаил" стал на якорь, уповательно по причине бывшего в сие время безветрия, а между тем, так как в половине 11 часа сделался от северо- запада тихий ветер, то на исходе сего часа на вице-адмиральском корабле "Ярослав", сигналом велено было всей дивизии вступить под паруса, почему в начале 12 часа корабль "Святой Петр" снялся с якоря, а в половине 1 часа пополудни и корабль "Селафаил" так же вступил под паруса, отправился к востоку. В исходе сего же часа, следуя флагману, закрепили у нас отданные марсели… В 3 часа, вывертев мы якорь, вступили под паруса…"