Некоторые матросы сходят на берег с узелками белья, чтобы дать его постирать, иные с раскрашенными балалайками, чтобы гулять, так гулять. Но большинство налегке, чтобы по пьянке ничего не растерять. Кто-то сразу заворачивает в кабак, кто-то в портовый бордель, девок местных за пышности пощупать, а кто- то и просто так пошататься по городу, посмотреть на заморские диковинки, да прикупить подарков.

– Архипыч ты куда? – спрашивает один матрос другого.

– По городу гулять!

– Зайди в лавку, купи мне галстук, али платок цветастый!

– Давай деньги, куплю!

– Не могу Архипыч! Я ж в кабак следую, значит напьюсь. А мне для сего дела деньги во как нужны. Сделай одолженье, купи платок¸ а я деньги потом отдам.

…В кабаке гуляют вперемежку наши и английские матросы. Англичанин что-то лопочет нашему.

– Ты, басурманская твоя харя, говори по-русски, а не лай, что собака! – грозит наш англичанину пальцем. – Что не можешь, али притворяешься?

Англичанин кивает головой и бьет себя пальцем по кадыку. Наш матрос разъясняет ситуацию остальным:

– А ведь понимает меня каналья, бесов сын, Да и я уже начинаю по ихнему марковать. Что говорит? Да выпить предлагает. Ладно, уж согласный я, наливай!

Единственно, что не любили англичане на совместных выпивках, так это когда, напившись, наши лезли целоваться троекратно. За протесты эти свои глупые, англичане частенько от наших по морде и получали. Бились серьезно. Англичане наших «боксами» своими отхаживали, наши же лупили соперников в мах да по лбу. Потом, если силы еще оставались, братались снова.

Вот на причале в ожидании шлюпки стоит, покачиваясь, матрос в синяках и с распухшим носом. Сразу видно, что успел и побрататься, и подраться. Его окружают сослуживцы, спрашивают участливо:

– Митрич, кто тебя так расписал?

– Басурмане одолели. Был бы один. А те сразу втроем навалились вражьи сыновья!

– Свистнул бы нам, мы враз стенкой ломанули!

– Щас поздно, а в следущу очередь ломанем!

– А ты обидчиков то помнишь?

– А на что их помнить-то? – искренне удивляется отлупленный Митрич. – Всех метелить и станем!

– И то дело! – соглашаются дружки. – Ох, и погуляем же на славу, будет, где душе разойтись!

Едва Кронштадт покинула эскадра Сенявина, как на внешний рейд начали вытягиваться главные силы Балтийского флота под началом адмирала Красного флага и командира первой дивизии Тета. Всего собрано было 11 линейных кораблей, 10 фрегатов и почти полторы сотни транспортов. Предстояла переброска корпуса графа Толстого в шведскую Померанию, где объединясь с англичанами и шведами, Толстой должен был нанести удар в спину французской армии.

Несмотря на всю внешнюю дружественность к России Пруссии, адмиралу Тету была дана секретная инструкция, гласившая, что, если бы "обнаружились доселе скрываемые замыслы Пруссии начатием неприязненных противу нас действий" на эскадру возлагалась блокада всего побережья от Штетина до Мемеля, занятие на зиму Данцига и всяческое стеснение прусской морской торговли. Окончательный расклад политических сил на предстоящую компанию был еще совершенно не ясен.

К середине сентября одновременно в Кронштадте, Ревеле и Риге началась погрузка солдат и казаков, артиллерии и имущества. Провожать Тета приехал морской министр. У Чичагова с Тетом дружба старая. Еще совсем недавно (и года не прошло!) состоял контр-адмирал Красного флага Чичагов в дивизии адмирала, а теперь, вознесенный на вершину служебной лестницы, сам стал его начальником.

– Задумка с десантом хорошо, но боюсь, что подведут шведы с англичанами! – честно признался министр командующему. – Как бы, не пришлось весь корпус обратно везти!

– Не будем загадывать! – покачал головой Тет. – Надо еще до Померании без потерь доплыть!

Егор Егорович Тет

Как в воду глядел опытный мореход! Переход к Померании по причине осенних штормов выдался на самом деле невероятно тяжелым. На подходе к острову Рюген флот и транспортный караван попали в настоящую бурю. Суда швыряло, как щепки и каждый теперь был предоставлен сам себе. Транспорта тонули десятками, а люди гибли тысячами. Особенно много погибло в тот страшный день казаков, которых расписали по самым маленьким суденышкам. Смертный час свой сыны Дона встречали с истинно русским хладнокровием. Причащались, прощали сотоварищам былые обиды, а затем, расцеловавшись напоследок друг с другом, и, осенив себя крестным знамением, один за другим уходили под воду, так и не выпустив из рук своих сабель…

За какие-то два-три часа ожесточенного шторма было потеряно три десятка транспортов и катер "Диспач". Погибло в волнах и разбилось о прибрежные камни более четырех тысяч человек…

Несмотря на случившуюся трагедию, Тет все же нашел силы, подошел к Штральзунду и высадил на берег измочаленный десант. После высадки он, согласно высочайшей инструкции, сразу же повернул в обратный путь, где корабли опять сильно потерпели от непогоды.

Увы, огромные жертвы, принесенные на алтарь общего дела, оказались совершенно напрасными. Последовавшее вскоре столкновение при Аустерлице, свело на нет все усилия русских моряков. Узнав о результатах сражения, англичане и шведы не рискнули открыто выступать против французов и наши, как всегда, остались в полном одиночестве. Расположившись на правом берегу реки Везер, Толстой напрасно ждал указаний из Петербурга. О нем словно забыли. А затем пришло указание… прусского короля: немедленно сворачивать свой лагерь и убираться ко всем чертям в Россию!

Так никчемно и безрезультатно закончилась операция, грозившая обернуться новой славой русского оружия.

Возвращаясь мимо Рюгена, на кораблях отслужили панихиду по погибшим сотоварищам. Все также было мрачно небо и яростно свистал ветер в натянутом рангоуте, все также остервенело бились волны о каменные скалы острова. Люди, помните этот страшный Рюген! Помните о тех, кто канул навсегда в здешних глубинах!

Пока наша эскадра, отстаиваясь в Портсмуте, готовилась к переходу в средиземноморские воды, совсем рядом у испанского мыса Трафальгар развернулись события, во многом изменившие весь характер последующей борьбы за обладание морем.

Морские переходы перед Трафальгарским сражением

Началось с того, что французы, договорившись о присоединении к себе немалого испанского флота, решили, что отныне вполне готовы померяться силами с Англией. Наполеон требовал от своих адмиралов обеспечить ему безопасность проливных вод всего лишь на одни сутки (ровно столько времени надо было ему, чтобы перебросить армию на берег Туманного Альбиона и одним ударом поставить гордых англичан на колени) и адмиралы ему эти сутки обещали. Английский флот все еще мотало на якорях на внешнем рейде Портсмута. Корабли спешно заканчивали приемку последних припасов. Флаг вицеадмирала Нельсона развевался над старой, но еще крепкой 100-пушечной "Виктори". 15 сентября 1805 года Нельсон покинул Портсмут. Курс его эскадры был проложен к Кадису, где, по имеемым сведениям, отстаивался французский флот. Там же крейсировали и эскадры вице-адмиралов Катберта Коллингвуда и Роберта Кальдера, которые Нельсону надлежало взять под свое начало.

Катберт Коллингвуд, 1-й барон Коллингвуд

В эти дни Наполеон раздраженно писал своему морскому главнокомандующему: «Наш план состоит в том, что, встретив врага, располагающего меньшими силами, вы должны не колеблясь атаковать его и одержать победу». Но Вильнев все медлил с активными действиями, и император принял решение об его смещении. Только это известие подвигло адмирала к решительным мерам. Только после этого Вильнев решился, наконец, покинуть Кадис и, соединившись с испанцами у Картахены, укрыться в Тулоне, где уже окончательно подготовить объединенную франко-испанскую армаду к решающей битве за обладание морем. Теперь все решали часы, кто кого опередит: Нельсон ли Вильнева, или Вильнев Нельсона?