– Кто хочет быть пьян, садись подле меня! Кто хочет быть сыт, садись подле Ивана, а кто хочет повеселиться, садись к Лешке, он у нас самый смешливый!
Командир «Ярослава» Федот Митьков тоже был моряк опытный, храбро дрался в последнюю шведскую войну под Барезундом и Выборгом, потом командовал фрегатом «Венусом». О Митькове шла молва, как о человеке вдумчивом и рассудительном, да и артиллеристе отменном.
Командир «Москвы» Егор Гетцен тоже прошел все сражения прошлой шведской войны. Опыта было ему не занимать, а характер имел взрывной и искательства не признавал. Здоровья же был слабого и часто прибаливал, хотя и скрывал свои немочи.
Командир «Венуса» Егор Развозов, как и все, прошел шведскую войну, отличался лихостью, а товарищами был любим за веселый и добрый нрав.
В каждом из своих командиров Сенявин был уверен, как в самом себе, за каждого мог поручиться головой.
Помимо собственных команд на кораблях были офицеры и матросы, предназначенные для комплектации команд легких судов, которые надлежало заполучить для эскадры на Корфу во главе с капитан-лейтенантом Сульменевым. Там же пребывали начальствующие лица будущей портовой администрации Корфу: главный контролер капитан 2 ранга Шельтинг, хозяйственник капитан-лейтенант Лисянский, обер-аудитор Черепанов и их помощники.
В интрюмы, помимо всего прочего, загрузили три тысячи ружей, амуницию, медикаменты.
На выходе бранвахтенный фрегат "Архипелаг" поднял сигнал: "Счастливого плавания" и разогнал дремавших на волнах чаек прощальной салютацией.
Запершись в своем салоне, Сенявин надорвал вензиловые печати секретного пакета. Инструкция гласила: "…Снявшись с якоря и следуя по пути, Вам предлежащему, употребите все меры, морским искусством преподаваемые и от благоразумия и опытной предусмотрительности зависящие, к безопасности плавания вашего и к поспешному достижению в Корфу…" Командующему рекомендовалось избегать портов шведских, прусских и особенно голландских. Пользоваться же портами стран союзных: датскими и английскими.
В течение дня тихий переменный ветер держал эскадру в виду Кронштадта, но перед самым захождением подул, наконец, попутный вест и корабли пошли, имея до восьми узлов. В двадцать часов мичман Броневский заступил на свою первую вахту на "Петре". Вахтенный мичман – первый помощник вахтенного лейтенанта. Его обязанность следить за носовыми мачтами и вести параллельно со штурманом счисление. А потому бегал Володя Броневский от борта к борту, пеленговал пель-компасом приметные места, чертил от них противные румбы. Следил, как матросы бросают с кормы лаг. Каждые полчаса записывал ветер, ход и дрейф.
Илья Андреевич Баратынский
Капитан Баратынский, выйдя на шканцы, подозвал к себе новоявленного офицера.
– Мичман Броневский! – представился тот.
– Ну-с, господин мичман, посмотрим, чему вас учили на "Гаврииле". Говорят, что на флагманских кораблях готовят мичманов с особым тщанием?
– Мы имели ежедневный практик с первым лейтенантом и ежемесячный экзамен с флаг – капитаном.
– У нас такого тщания не имеется, однако и наши мичманы кое-чего стоят. Что же, касается вас, то не скажите ли вы мне преимущества меркаторской проекции над всеми иными?
Володя Броневский призадумался. Надо хотя бы несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
– Я спросил что-то слишком сложное? – саркастически улыбнулся капитан.
Стоявший поодаль вахтенный офицер и капитан-лейтенант явно заинтересованно прислушивались к беседе. От того, как она пройдет, зависело для нового мичмана очень многое, причем, не только в отношении капитана, но и в отношении всех офицеров.
– В меркаторской проекции градусы меридиана уменьшены в той соразмерности, в какой параллельные круги отстоят от экватора. Сама карта представляет земной шар, разогнутый на плоскость.
– Ну, а в чем же, собственно говоря, преимущество? – нетерпеливо напомнил Боратынский.
– Преимущество же меркаторское состоит в том, – не моргнув глазом, уже лихо чеканил "гавриловский" мичман. – Что сии карты в отличии от всех прочих могут употребляемы во всех широтах и больших пространствах, ибо в разогнутой плоскости расстояния и положения сохраняются в том же виде, что и на земле!
– Для начала неплохо даже для мичмана с флагманского корабля! – улыбнулся капитан и отошел прочь.
Род Баратынских на флоте российском известный. Служат они верой и правдой еще с петровских времен. Так уж повелось, что все в роду – моряки. Да и впоследствии лишь один решит избрать себе иную стезю, став великим поэтом России. Поэту Баратынскому командир "Святого Петра" будет родным дядей, не потому ли в поэзии племянника будет столько много морской стихии?
Самого Илью Андреевича на флоте любили и офицеры, и матросы. Был он требователен, но не придирчив к офицерству, а к младшим чинам и вовсе имел сострадание. В шведскую войну, будучи при Гогландском сражении еще лейтенантом, был Баратынский тяжело ранен и валялся на палубе без признаков жизни. Хотели было выбросить его матросы за борт с остальными погибшими, но, любя, решили еще раз поверить: жив ли. Расстегнули мундир и, приложив ухо к груди, услышали, как едва, но все же бьется сердце. Так Баратынский остался жив. С тех пор был он матросам вообще, что добрый отец. Служилось, по этой причине, на "Святом Петре" легче и веселее, чем на многих иных кораблях.
Итак, первое испытание, кажется, было уже позади. Командир, да и остальные кажется, остались его ответами довольны! Это Броневский понял, уловив краем глаза, как, показывая на него что-то, говорил вахтенному офицеру капитан- лейтенант, а тот согласно кивал головой. На каждом корабле флота свои собственные порядки. На одних мичмана варились в своей среде, на "Петре" их иногда приглашали за лейтенантский стол, чтобы последние приобщались к разговорам умным.
Вечером после вахты Броневский представился в кают-компании по всей форме при накрытом столе, выпивке и закусках. Лейтенанты водку оценили, как хорошую, а закуску, как сносную. После ужина мичмана пригласили в лейтенантскую выгородку, где ему было объявлено:
– По знаниям ты вполне достоин служить на "Петре", что же касается практики, то для этого скоро будет свой случай! Считай, что отныне ты в нашу "петровскую" семью ты уже принят! Чти старших, дружи с равными, а службу бди неослабно! Понял ли?
– Все понял, господа лейтенанты! – кивнул мичман. – Не сомневайтесь!
– Мы и не сомневаемся! – ответил за всех лейтенант Акимов – Мы воспитываем! К ночи попутный ветер усилился, и корабля взяли ход. По старому морскому поверью коки выбрасывали свои с наветренного борта в море свои колпаки на удачу!
Старинные шканечные журналы… Сколько неповторимого аромата давно канувшей в небытие эпохи старого парусного флота доносят они до нас! Вчитайтесь в скупые и лаконичные строки, полистайте пожелтелые страницы и сразу окунетесь в совершенно иной мир, мир мореплаватель кануна девятнадцатого века. Возможно, это поможет нам лучше понять их. Из записей в шканечном журнале линейного корабля "Уриил" за 13 сентября 1805 года: "…После 9-ти часов утра, следуя флагману, эскадра наша вступила под паруса, начав лавировать при посредственном от юго-востока ветре. В исходе 12 часа утра прошли мы на перпендикуляр курса Наргинскую красную веху, видимую нами к NtW в антретном (т. е. измеренном – В. Ш.) расстоянии 1-й итальянской мили, а в начале 1 часа пополудни – Мидель-Грундскую белую веху, на румбе S 1/2 0 в антретном расстоянии 1 1/2 кабельтова от нас отстоявшую. В исходе сего же часа катер "Нептун" прошел мимо нас с Ревельского рейда к западу, а в 5 часу пополудни же пришед мы со всей эскадрой на Ревельский рейд, по сделанному от флагмана сигналу, стали на якорь по способности каждого. На рейде в сие время находились также на якоре: брандвахтенный фрегат "Нарва", катер "Стрела" и до 7 разных наций купеческих судов".
