слишком потрясен, осознавая, что что-то могло быть не так. Дверь снова открылась, и вышел еще

один доктор. Мы — единственные оставшиеся ожидающие, и я понимаю, что он идет к нам. На нем

нет окровавленного хирургического костюма как в прошлый раз. Он одет в свежий белый халат, и

его лицо совершенно непроницаемо.

Мы все подходим к нему.

— Николас Уайлдер? — спрашивает он, смотря на меня. Я киваю. — Ваши жена и сын

получили множественные рваные раны головы, шеи и рук. Поскольку их выбросило из автомобиля, у обоих также открылось значительное внутреннее кровотечение, — он замолкает и смотрит на

меня. Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

— Изабелла отстегнула свой ремень безопасности, чтобы покормить грудью Маттиаса, —

шепчу я, пытаясь объяснить.

— Я знаю, — говорит он мрачно, опустив взгляд вниз.

Нет.

— Как они? — спрашивает Сесилия, ее лицо мокрое от слез. Бриа находится у нее на руках и

по-прежнему крепко спит. Какой-то родительский инстинкт просачивается в меня, и я благодарен

той одной секунде, за которую дочка пропустила все это. Нет, в настоящем времени: она

пропускает все это. Разве это не то, что хотят большинство родителей? Пытаются скрыть ужасы

мира от своих детей?

— Мы вынуждены были провести экстренную операцию. У Изабеллы был оттек мозга, мы

сделали, что могли. Маттиас... — качает он головой. — Он был слишком мал…

Я чувствую, как пол уходит из-под ног. Мое сердце разрывается. Слезы застилают глаза.

— И Изабелла? — шепчу я, едва слышно.

Доктор кивает головой.

— Николас, мы пытались. Она была слишком сильно травмирована…

— Нет… — произношу я, хватая его за воротник халата. — Скажите мне, пожалуйста, что

они в порядке, прошу, — хриплю я. — Пожалуйста! — он молчит, и я пытаюсь найти ответы на его

лице.

— Мистер Уайлдер, они ушли. Мне так жаль. Это худшая часть моей работы. Мы сделали

все что было в наших силах…

Остальное я уже не слышу. Я вижу, как доктор протягивает руки к Бриа.

Сесилия падает в объятия Фрэнка. Руки доктора, руки Фрэнка. Сесилия теряет сознание.

Слова доктора становятся далекими и туманными. Кофеин заставляет мое сердце биться

учащенно. Или может быть это не кофеин. Может это Изабелла. Изабелла. Мне надо к ней.

Я бегу.

— Мистер Уайлдер! — кричит доктор мне вслед, пока я бегу через двери в основную часть

больницы.

За стойкой регистрации стоит женщина. Как безумный думаю, что эта женщина сидела

здесь, вероятно, вслепую печатая в компьютере, в то время как моя жена умирала в нескольких

метрах от нее. Она кричит на меня, пытаясь остановить.

В конце коридора я вижу операционную. Я знаю, что Изабелла все еще там. Она будет там

до тех пор, пока они не получат разрешение из морга.

Услышав шаги за спиной, отталкиваю доктора, и вот она лежит на спине, покрытая с ног до

головы тонкой голубой простыней. Я знаю, это она, потому что вижу ее длинные светлые волосы, свисающие с металлического стола.

Ее прекрасные золотистые волосы.

— Изабелла! — кричу я, подходя к ней и потянув простыню с ее лица. Я даже не заметил, как начал плакать, пока не увидел, как мои слезы капают на ее идеальные черты. — Изабелла!

Я падаю возле стола и всхлипываю, чувствую, как мой желудок сжимается, и все

содержимое подходит к горлу, следующее, что понимаю — меня едва не тошнит на пол.

Я знаю, что в операционной этого делать нельзя. Врачи должны будут повторно все сейчас

стерилизовать.

Ко мне подходит доктор и кладет руку на мое плечо. Он обращается ко мне, но я его не

слышу. Я падаю на четвереньки, и у меня начинается рвота. Кто-то поднимает меня с пола, и

прежде чем меня успевают вывести из операционной, я кидаю последний взгляд на лицо моей

прекрасной жены.

— Отпусти меня! — кричу я, вырываясь из рук доктора.

— Ник! — предупреждающе говорит Фрэнк, подходя ко мне. — Давай уйдем.

Ублюдок даже не плачет. Его собственная дочь лежит мертвая в пяти шагах, а он даже не

плачет.

— Где Маттиас? — кричу я.

— Он уже в морге, — отвечает доктор.

Я падаю на пол, закрываю лицо руками и начинаю плакать. Сесилия, неся Бриа на руках, быстро идет к нам.

— Дайте мне минуту, — говорю я заплетающимся языком, встаю и иду в операционную, закрыв за собой дверь. На этот раз доктор меня не останавливает.

Изабелла выглядит такой умиротворенной. Так всегда говорят о мертвых. Я слышал ее крик, когда мы врезались в дерево. Я помню, как она громко кричала, как они вылетели через лобовое

стекло. Я удивлен, что она не выглядит взволнованной. Она всегда волновалась по любому поводу.

Смотря на нее, я начинаю все понимать. Я чувствую себя счастливым, что она, скорее всего, не страдала. Злюсь, что ушла от меня, когда она была для меня всем. Мне грустно за дальнейшую

жизнь моей дочери. И тогда я чувствую вину — самую сильную эмоцию из всех.

Это целиком и полностью моя вина.

Моя жена и сын мертвы из-за меня.

Потому что я, идиот, позволил ей кормить грудью на переднем сиденье.

Потому что шел дождь, и нас занесло на мокрой дороге.

Потому что они умерли.

Они мертвы.

Мертвы.

Я стою возле Изабеллы и убираю волосы с ее лба.

— Из, я так сожалею, — шепчу я, — это все похоже на сон, будто это неправда, и я молю

Бога, чтобы, когда завтра проснусь, все это оказалось ужасным кошмаром.

Если это так, то ты будешь убаюкивать меня в своих объятиях, говоря, что все будет хорошо.

Может быть, мы займемся любовью. Возможно, я принесу тебе завтрак в постель, или мы будем

смеяться, потому что Бриа будет шуметь и бегать в своей комнате, и мы зададимся вопросом, засыпает ли она когда-нибудь раньше нас.

Я поглаживаю ее лицо, слезы градом капают из глаз. Приседаю и смотрю на нее.

— Из, это не может быть концом. Потому что мы должны растить наших детей, вместе

состариться и уехать во Флориду. Ты не можешь оставить меня. Врачи говорят, что тебя больше

нет. Тебя больше нет, — говорю я, хватаясь за край стола.

Меня трясет, и я рыдаю. Она нужна мне. Она нужна мне здесь, чтобы утешить, но ее нет.

Изабеллы больше нет.

— А как же Бриа? Как я скажу ей, что ушли ее два любимых человека, — мой голос

ломается, и я продолжаю плакать над безжизненным телом.

— Из, ты нужна мне. — От рыданий мне становится трудно дышать. Чувствую, как паника

нарастает внутри меня, это все реально. Это не сон, и она действительно ушла. Она моя

единственная. Я не знаю, как без нее жить. — Я люблю тебя.

Я не перестаю говорить жене о своей любви. Снова и снова, пока мой голос не становится

хриплым, я чувствую, как Фрэнк выводит меня из комнаты.

— Твоя дочь проснулась, — говорит он тихо, — тебе нужно поговорить с ней.

Я не упускаю тот факт, что он не называет мою дочь по имени. Моя дочь. Это касается

только ее и меня. Мое дыхание учащается. Я только сформулировал слова в своей голове и теперь

должен все рассказать ей. Как?

— Ради Бриа, — Фрэнк напоминает мне.

Я выхожу и быстро вытираю лицо рукавом своей рубашки. Я не хочу, чтобы она видела, как

я плачу. Пока нет. Не сейчас.

Ради Бриа.

Беру себя в руки насколько могу, мой маленький ангелочек с любопытством смотрит на

меня.

— Мамочка ушла, — шепчу я, присев на корточки, ровняясь с ней. Я чувствую, как дрожат

мои губы.

— Когда она вернется? — спрашивает дочь наивно, ее детский голос пронзает мое сердце.

— Она не вернется, — говорю я изо всех сил, — Маттиас пошел с мамой, — склоняю голову

и плачу.

Бриа бежит в мои объятия, плачет, очевидно, осознавая, что все произошедшее сегодня

вечером было очень серьезно, и что ее мама и брат ушли навсегда.

— Ты тоже уйдешь? — спрашивает она приглушенным голосом.