Хочу открыть тебе маленькую тайну, Робеспьер: скоро ты по прихоти пославшего меня займёшь пост главы Комитета общественного спасения Франции, и я заранее радуюсь твоей столь высокой должности. Но для этого от тебя необходимо лишь одно – продолжать безжалостно уничтожать как своих противников, так и соратников, способных помешать твоему движению вперёд. Помни, под лежачий камень вода не течёт. Знай, ты, став практически единоличным диктатором, фанатичным и жестоким, то есть настоящим, цельным, бескомпромиссным, переживёшь многих из своих идейных товарищей – Марата и Дантона, мэра Парижа Жан-Батиста и Жоржа Кутона, Сен-Жюста и даже – не удивляйся – своего младшего брата.

Тебе непозволительно быть слабым, Максимилиан. Наш господин верит в твою перспективность. Старайся оправдать его надежды. И знай, что никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для ада. Поверь, сатана не только щедр к верным рабам своим, но и скор в наказании ослушавшихся его воли, – угрожающе добавил Сансон, после чего встал из-за стола, низко надвинул на глаза широкополую шляпу и, не попрощавшись, быстро вышел из таверны.

Смерть Марии-Антуанетты

После казни Людовика вдовствующая королева не снимала чёрное траурное платье, скорбела. Сидя в одиночестве в холодной, скудно освещаемой камере, она корила себя за то, что не послушалась мужа, когда он, предчувствуя страшное, в первый раз предложил бежать. Мария-Антуанетта отговаривала его от этого мероприятия изо всех сил, горячо убеждая, что они находятся под защитой того, которому она решилась продать свою душу. Она искренне верила в то, что сатана, пообещавший через посланника своё покровительство, не должен оставить её семью в опасности и что он обязательно всё исправит.

Позже, отчаявшись ждать помощи, поддавшись на уговоры Людовика, она согласилась бежать. Но момент был выбран неудачно, попытка провалилась. Их поймали, лишили привилегированности, разлучили, многократно усилили охрану и ужесточили условия содержания.

После казни любимого мужа пленница совсем сникла. Ей доносили, что на улицах Парижа разрушили все бюсты и статуи короля. Горько и подолгу плакала несчастная женщина, прижимая к груди висящий на её шее портрет сына, с которым её также разлучили. Она вспоминала, как Людовик, узнав о том, что она присягнула на верность сатане, сильно ругал её и, горько сокрушаясь, говорил, что зря она доверилась лжецу, великому манипулятору и совратителю, что для князя земного мира люди – всего лишь инструмент, не имеющий ценности, от которого он, цинично использовав, избавляется безо всякого сожаления.

Оставшись одна, отчаявшаяся вдова пробовала взывать к невидимому вершителю судеб, ломая руки, безутешно рыдая, она кричала в темноту:

– Не оставляй меня, не губи моих детей, спаси, сохрани!

Ответом на её стенания была звенящая тишина тюремных коридоров башни Консьержери. Посланник ада, несмотря на её многочасовые мольбы, больше не пожелал являться к ней.

В страхе за судьбу детей, не находя больше сил на борьбу, опальная королева убедила себя в том, что покойный Людовик был прав. Ей, находящейся в смертельной опасности, нужно прекратить жить надеждой на поддержку бросившего её на произвол судьбы сатаны. Мария-Антуанетта решила навсегда избавиться от документа. Дождавшись прихода доверенного человека ближайшей подруги, графини Дианы де Полиньяк, которая успела своевременно покинуть страну и по которой королева не переставала скучать, одновременно радуясь, что Диана находится в безопасности, королева рассказала ему обо всех обстоятельствах своей тайной истории и попросила, незаметно пробравшись в спальную комнату, забрать документ, обнажающий тайну её души, и передать его Мальзербу, бывшему министру королевского двора, преданному другу семьи. Она искренне надеялась, что после того, как бумага перейдёт в другие руки, неприятности закончатся.

Этим поступком Мария-Антуанетта совершила ещё одну роковую ошибку. Избавление от документа привело её к скорой смерти.

В один из пасмурных осенних дней к ней с визитом явился Робеспьер. Увещевал и угрожал, сильно орал, требовал, не стесняясь в выражениях, сейчас же отдать ему документ, обещал содействовать в освобождении и передаче Её Величества австрийскому двору.

Но не поверила королева прямому виновнику убийства Людовика, не поддалась на угрозы и уговоры, гнала прочь, грозя, что, если он ещё раз появится, она, не дождавшись суда, покончит с собой. И лишь в конце разговора, доведённая до отчаяния угрозами о том, что её детей ждут невыносимые по своей тяжести испытания и мучительная смерть, призналась, что передала бумагу Мальзербу.

Громко, со злостью хлопнув тяжёлой дверью, разъярённый неудачей негодяй ушёл.

Дождавшись, когда стихнет топот быстрых тяжёлых шагов, Мария-Антуанетта разрыдалась. Она никогда не узнает о том, что очень скоро стараниями ярого борца со старым порядком, якобинца Робеспьера Кретьен Гийом де Мальзерб, обвинённый в заговоре против республики, будет арестован вместе со всей семьёй, включая ни в чём не повинных внуков.

15 октября 1793 года над Марией-Антуанеттой начался процесс. На весьма далёком от понятия «правосудие» судилище королеве припомнили всё. Сфабрикованные обвинения гласили: измена Франции, сексуальная распущенность, инцест с собственным восьмилетним сыном, сговор с врагами нации, расточительство. И уже ранним утром следующего дня несчастная женщина с королевским спокойствием выслушала приговор – смертная казнь через отсечение головы.

Вскоре после оглашения приговора в тюремную камеру вразвалку, вальяжно вошёл палач Анри Сансон. Усадив приговорённую к смерти на грубо сколоченный табурет, он ловкими движениями стал срезать с её головы пышные волосы, при этом неспешно ведя односторонний диалог с замкнувшейся в мыслях королевой, старающейся не обращать на его слова своё внимание.

– Ваше Величество, волосы я, как заслуженный трофей, забираю себе. Мне они необходимы для некоторых моих, так сказать, ритуалов. Ха-ха-ха, – рассмеялся он низким хриплым голосом. – И да, не вините судьбу, сударыня. Всё вышло именно так потому, что ваш муж оказался тряпкой, но никак не лидером нации, и уж тем более он не был праведником. Считайте, что вам просто не повезло! Да вы и сами, честно говоря, много глупостей позволили себе сделать.

И, Ваше Величество, что уж пенять на судьбу? Вам, впрочем, как и вашему супругу, можно сказать, подфартило, – издевательским тоном, искоса поглядывая на несчастную королеву, монотонно бурчал не скрывающий радости Сансон.

– Всё познаётся в сравнении, – аккуратно запихивая волосы жертвы в грязный мешок, приговаривал палач, – всё в сравнении. Вот возьмём, к примеру, ваших двух подружек-фавориток, с которыми у вас, судя по грязным слухам, имела место быть противоестественная любовь.

Вернёмся на год назад, в начало, так сказать, буйного кровавого времени, когда вы в окне вашей темницы могли лицезреть насаженную на пику очаровательную головку несравненной маркизы Марии-Терезы-Луизы де Ламбаль.

Шарль-Анри вышел из-за спины женщины и впился в неё колючим взглядом.

– Вы ведь о подробностях казни вашей любимицы не осведомлены, не правда ли? – ехидно усмехнулся наслаждающийся превосходством своего положения подлец. – Так я, несомненно, считаю это серьёзным упущением: ничто в государстве не должно быть скрыто от пусть и низложенной, но всё же королевы.

Он положил тяжёлую мозолистую руку на остриженную голову женщины и принялся поглаживать, подобно тому как любящий отец ласкает маленькую дочь, рассказывая ей интересную сказку. Короткие волосы сопротивлялись, издавая противный шуршащий звук, каждое движение руки негодяя отдавалось в голове Марии-Антуанетты крупной дрожью, всё тело покрылось мурашками. Находящийся рядом с ней наглый мужлан, наделённый вновь избранной властью неограниченными полномочиями в том, что касается издевательств над приговорёнными к смерти, вызывал чувство глубокого омерзения. Хотелось сжаться в комок, исчезнуть, раствориться в мерзком спёртом воздухе помещения.