На уроке арифметики у него созрел план: украсть журнал! Он украдёт журнал, а утром его принесёт обратно. За это время он может с этим журналом обойти всех знакомых и незнакомых. Короче говоря, он улучил момент и украл журнал на переменке. Он сунул журнал себе в сумку и сидит как ни в чём не бывало. Только сердце у него отчаянно стучит, что совершенно естественно, поскольку он совершил кражу. Когда учитель вернулся, он так удивился, что журнала нет на месте, что даже ничего не сказал, а стал вдруг какой-то задумчивый. Похоже было, что он сомневался – был журнал на столе или не был, с журналом он приходил или без. Он так и не спросил про журнал; мысль о том, что кто-то из учеников украл его, не пришла ему даже в голову. В его педагогической практике такого случая не было. И он, не дожидаясь звонка, тихо вышел, и видно было, что он здорово расстроен своей забывчивостью.

А Алёша схватил свою сумку и помчался домой. В трамвае он вынул журнал из сумки, нашёл там свою пятёрку и долго глядел на неё. А когда он уже шёл по улице, он вспомнил вдруг, что забыл журнал в трамвае. Когда он это вспомнил, то он прямо чуть не свалился от страха. Он даже сказал «ой!» или что-то в этом роде. Первая мысль, какая пришла ему в голову, – это бежать за трамваем. Но он быстро понял (он был всё-таки сообразительный!), что бежать за трамваем нет смысла, раз он уже уехал. Потом много других мыслей пришло ему в голову. Но это были всё такие незначительные мысли, что о них и говорить не стоит.

У него даже такая мысль появилась: сесть на поезд и уехать на Север.

И поступить там где-нибудь на работу. Почему именно на Север, он не знал, но собирался он именно туда. То есть он даже и не собирался. Он на миг об этом подумал, а потом вспомнил о маме, бабушке, своём отце и бросил эту затею. Потом он подумал, не пойти ли ему в бюро потерянных вещей; вполне возможно, что журнал там. Но вдруг возникнет подозрение? Его наверняка задержат и привлекут к ответственности. А он не хотел привлекаться к ответственности, несмотря на то что этого заслуживал.

Он пришёл домой и даже похудел за один вечер. А всю ночь не мог уснуть и к утру, наверное, ещё больше похудел.

Во-первых, его мучила совесть. Весь класс остался без журнала. Пропали отметки всех друзей. Понятно его волнение. А во-вторых – пятёрка. Одна за всю жизнь и та пропала. Нет, я понимаю его. Правда, мне не совсем понятен его отчаянный поступок, но переживания его мне совершенно понятны.

Итак, он пришёл утром в школу. Волнуется. Нервничает. В горле комок. В глаза не смотрит.

Приходит учитель. Говорит:

– Ребята! Пропал журнал. Какая-то оказия. И куда он мог деться?

Алёша молчит.

Учитель говорит:

– Я вроде бы помню, что я приходил в класс с журналом. Даже видел его на столе. Но в то же время я в этом сомневаюсь. Не мог же я его потерять по дороге, хотя я очень хорошо помню, как взял его в учительской и нёс по коридору.

Некоторые ребята говорят:

– Нет, мы помним, что журнал лежал на столе. Мы видели.

Учитель говорит:

– В таком случае куда он делся?

Тут Алёша не выдержал. Он не мог больше сидеть и молчать. Он встал и говорит:

– Журнал, наверное, в камере потерянных вещей…

Учитель удивился и говорит:

– Где-где?

А в классе засмеялись.

Тогда Алёша, очень волнуясь, говорит:

– Нет, я вам правду говорю, он, наверное, в камере потерянных вещей… он не мог пропасть…

– В какой камере? – говорит учитель.

– Потерянных вещей, – говорит Алёша.

– Ничего не понимаю, – говорит учитель.

Тут Алёша вдруг почему-то испугался, что ему здорово влетит за это дело, если он сознается, и он говорит:

– Я просто хотел посоветовать…

Учитель посмотрел на него и печально так говорит:

– Не надо глупости говорить, слышишь?

В это время открывается дверь и в класс входит какая-то женщина и в руке держит что-то завёрнутое в газету.

– Я кондуктор, – говорит она, – прошу прощения. У меня сегодня свободный день – и вот я нашла вашу школу и класс, и в таком случае возьмите ваш журнал.

В классе сразу поднялся шум, а учитель говорит:

– Как так? Вот это номер! Каким образом наш классный журнал оказался у кондуктора? Нет, этого не может быть! Может быть, это не наш журнал?

Кондукторша лукаво улыбается и говорит:

– Нет, это ваш журнал.

Тогда учитель хватает у кондуктора журнал и быстро листает.

– Да! Да! Да! – кричит он. – Это наш журнал! Я же помню, что нёс его по коридору…

Кондукторша говорит:

– А потом забыли в трамвае?

Учитель смотрит на неё широко раскрытыми глазами. А она, широко улыбаясь, говорит:

– Ну конечно! Вы забыли его в трамвае.

Тогда учитель хватается за голову и говорит:

– Господи! Что-то со мной происходит. Как я мог забыть журнал в трамвае? Это ведь просто немыслимо! Хотя я помню, что нёс его по коридору… Может, мне уходить из школы? Я чувствую, мне всё труднее становится преподавать…

Кондукторша прощается с классом, и весь класс ей кричит «спасибо», и она с улыбкой уходит. А на прощание она говорит учителю:

– В другой раз будьте внимательней.

Учитель сидит за столом, обхватив голову руками, в очень мрачном настроении. Потом он, подперев руками щёки, сидит и смотрит в одну точку. Тогда встаёт Алёша и срывающимся голосом говорит:

– Я украл журнал.

Но учитель молчит.

Тогда Алёша опять говорит:

– Это я украл журнал. Поймите…

Учитель вяло говорит:

– Да… да… я понимаю тебя… этот твой благородный поступок… но это делать ни к чему… ты хочешь помочь… я знаю… взять вину на себя… Но зачем это делать, мой милый?..

Алёша, чуть не плача, говорит:

– Нет, я вам правду говорю…

Учитель говорит:

– Вы смотрите, он ещё настаивает… какой упорный мальчишка… нет, это удивительно благородный мальчишка… Я это ценю, милый, но… раз… такие вещи со мной случаются… нужно подумать об уходе… оставить на время преподавание…

Алёша говорит сквозь слёзы:

– Я… вам… правду… говорю…

Учитель резко встаёт со своего места, хлопает по столу кулаком и кричит хрипло:

– Не надо!

После этого он вытирает слёзы платком и быстро уходит.

А как быть Алёше?

Он остаётся весь в слезах. Пробует объяснить классу, но ему никто не верит.

Он чувствует себя в сто раз хуже, чем если бы был жестоко наказан. Он не может ни есть, ни спать.

Он едет к учителю на дом. И всё ему объясняет. И он убеждает учителя. Учитель гладит его по голове и говорит:

– Это значит, что ты ещё не совсем потерянный человек и в тебе есть совесть.

И учитель провожает Алёшу до угла и читает ему нотацию.

Этот мальчик был так закутан, что на него нельзя было смотреть без смеха. Поверх всего он был обмотан большим шерстяным платком. Из сплошного клубка одежды торчали лишь нос и два глаза.

– Как ты на коньках катаешься? – спросил я.

– Никак.

– И на лыжах не катаешься?

– Не катаюсь.

– Вот так и стоишь у стены без движения?

– А зачем мне движение?

– Так ты бы лучше дома сидел.

– Я вышел воздухом подышать.

– Научить тебя на коньках кататься?

– Не надо.

– Тебе одежда мешает? Так ты разденься.

– Мне холодно будет.

– На коньках холодно не бывает.

– Мне и так тепло.

– Вот чудак! Ну и стой возле стенки, только смешно смотреть на тебя. Как чучело.

– А вот и нет.

– Как же нет, когда вон ты какой смешной!

– Не смей смеяться, я тебя стукну!

– Как же ты стукнешь? Тебе и руку поднять невозможно.

Я побежал кататься.

Закутанный мальчик очень обиделся, побежал за мной, но сейчас же упал. Он встал, сделал шаг и опять упал.

– Поставьте его у стены, – сказал кто-то, – а то он так будет всё время падать.

Настал первый день каникул. Вожатый и октябрята собрались в школе. Вожатый сказал: