Ленка и Лешка прислушались. В доме часто раздавался стук дверей. Лифт, со страшным скрипом и скрежетом, постоянно двигался вверх-вниз. В подъезде было довольно холодно, но во всяком случае значительно теплее, чем на улице. Оба принялись сортировать собранное, раскладывая по разным пакетам. Собрали и то, что валялось на последнем этаже. Бутылки и банки решили сдать в пункте приема поблизости. Банки Лешка лихо сминал каблуком, когда лифт начинал громыхать. Ленка пару секунд полюбовалась на найденную ею светло-зеленую трикотажную кофточку со слегка распустившимся рукавом. Небрежно забила остальные тряпки в пакет, решив рассмотреть их позже. Подхватила ставшую еще тяжелее сумку с бутылками и два пакета. Посмотрела на мальчишку:
– Пошли. Гуня, наверное, заждался и замерз. Надо жратвы купить и похавать…
Кареглазый молча подхватил оставшиеся три пакета и склоняясь под ними, направился за подружкой вниз. Она шла первой, прикусив губу от тяжести набранного…
Ленка
Лена росла во вполне благополучной семье учителей. Отец, Павел Иванович, преподавал физкультуру, мать, Ирина Анатольевна – историю. С детства она видела, как нежно и трепетно относятся друг к другу мать и отец. Все выходные они проводили вместе. Уезжали на природу, устраивая веселые пикники весной, летом и осенью. Катились на лыжах, коньках и санках зимой. Много смеялись и дурачились. Бродили по всевозможным музеям под открытым воздухом. Благо их в Подмосковье много! Отец с матерью по очереди рассказывали дочери об истории многочисленных усадьб. Ходили в походы и ездили летом на юг, к морю. Когда наступали холодные дни, по выходным бродили по московским музеям, театрам и кинотеатрам.
Очень часто Горбуновы брали с собой подружку дочери – Люсю Савину. Она была на два года старше, но девочки дружили уже несколько лет. Люся часто забегала к ним после школы. Подружки вместе готовили уроки и более любознательная Лена частенько помогала старшей подруге по истории и русскому языку.
Ленка к одиннадцати годам многое знала. Была начитанной девчонкой, прекрасно учившейся и уже мечтавшей стать в будущем, как и родители, учителем. С восьми лет являлась хорошей помощницей матери. Ее не надо было просить что-то сделать. К приходу родителей из школы она успевала прибраться в доме и сготовить на вечер что-то не сложное.
И вдруг, как гром среди ясного неба, грянул медицинский приговор: у Ирины Анатольевны рак желудка. В их семействе смех стал раздаваться все реже и реже. Мать больше не преподавала и ушла из школы. Лекарства и химиотерапия никаких улучшений не дали. Она таяла на глазах, словно свеча. Не было больше походов по музеям и театрам. После лекарств выпали волосы, а кожа пожелтела и стала морщинистой. Глаза ввалились и теперь чуть поблескивали нездоровым блеском из глазниц. Она все реже вставала с постели и почти перестала есть. Грустно улыбалась дочери. Часто плакала, когда Ленки не было в квартире.
Павел Иванович старался проводить у постели жены все свободное время. Рассказывал о происходящем в школе, передавал приветы от школьников и учителей. Старательно делал вид, что все наладится и Ирина скоро поправится. Шутил и смеялся, держа ее руки в своих, поглаживая холодные пальцы. Она улыбалась в ответ и говорила:
– Павлуша, ну, что ты сидишь рядом? Сходи телевизор посмотри, новости потом мне расскажешь.
Он отказывался:
– Да я их уже знаю. В школе постоянно радио в учительской включено…
Все это время Люся Савина постоянно находилась в их квартире, стараясь отвлечь подружку от обрушившейся трагедии. Она помогала Лене готовить и убираться в комнатах. Часто читала вслух для Ирины Анатольевны книги, которые та хотела послушать. Иногда даже ночевала в одной постели с Леной.
Мать умерла через три месяца ранним утром. Ленка проснулась от вскрика отца и горького плача, раздавшегося тут же. Она вбежала в спальню родителей без стука, в короткой ночной сорочке. Павел Иванович, уткнувшись в грудь жены плакал в голос. Он даже не обернулся на стук открывшейся двери. Медсестра, которая в последнее время не отходила от умирающей, стояла в углу, торопливо набирая номер телефона. Ленка все поняла и кинулась к кровати с криком:
– Мамочка!!!
Отец оторвался от жены и поймал дочь. Притиснул к себе, утыкаясь в детскую шею. Сквозь рыдания раздалось:
– Вот и осиротели мы с тобой, доча…
Ленка из всего последующего помнила только кладбище с засыпанными желтой листвой дорожками. Лица одноклассников, учителей, учеников других классов, каких-то дальних родственников, которых почти не знала, плачущую Люську рядом и вырытую могилу. Холмики песка со всех сторон. И как сноровисто четверо полупьяных мужиков в драной и грязной одежде опустили гроб с телом ее любимой мамы вниз, а потом, после того, как все кинули по горсти песку на гроб, торопливо принялись закидывать яму. И как повалился вдруг отец на холмик, заваленный венками. Обхватил руками, плача вновь в голос. Не стесняясь никого. И она, Ленка, потянувшая его за руку, опередив кинувшуюся с какими-то пузыречками медсестру. Сказала тихо:
– Папочка, не надо! Пойдем домой…
Павел Иванович послушался. Встал на дрожащие ноги и прикрывая красное от слез лицо платком, направился с ней к главной аллее, опираясь на плечо дочери. Люся, немного подумав, подошла с другой стороны и взяла Павла Ивановича за другую руку. Вот так они и шли, под сочувственными взглядами друзей и знакомых…
Многие учителя боялись, что после смерти жены Павел Иванович сопьется, но этого не произошло. Мужчина жил ради дочери. В висках появилась ранняя седина, хотя ему было чуть за сорок. Ленка много раз заставала отца перед висевшим на стене портретом улыбающейся матери. Его лицо было грустно. На щеках очень часто виднелись светлые полоски. Он торопливо стирал их ладонью и уходил чаще всего к окну. Делал вид, что разглядывает что-то за стеклом, а сам старался успокоиться. Девочка подходила и прижималась к нему, обхватывая руками за пояс. Устроив голову на широкой отцовской груди, спрашивала:
– Пойдем в театр сходим? На Малой Бронной «Неугомонный дух» ставят. Я могу за билетами сейчас смотаться…
Павел Иванович иногда соглашался и отец с дочерью отправлялись вечером на спектакль. От этих походов мужчина не испытывал радости. Все напоминало ему Ирину. Он практически не прислушивался к тому, что творится на сцене. Он вспоминал, как точно так же сидел здесь с женой и она часто оборачивалась к нему. Как сияли ее глаза в полумраке партера…
Прошел год. Потом второй. Учителя-женщины, которых в школе было большинство, советовали Павлу Ивановичу жениться, подбирали кандидатуры из ближайших одиноких подруг. Пытались познакомить, якобы «случайно». Он все видел, но не реагировал. Ленке шел четырнадцатый год. Люся по-прежнему часто бывала у них. Ей шел шестнадцатый. Девчонки продолжали дружить. Теперь они обе все меньше напоминали угловатых подростков, превращаясь в симпатичных девушек. Отец с грустью и какой-то щемящей радостью в душе наблюдал, как дочь все больше становится похожей на жену.
Люся превратилась к шестнадцати годам в настоящую красавицу. Павел Иванович, преподававший в школе физкультуру в старших классах, с удивлением замечал, как начинают сиять синие глаза при виде его. Стройная фигурка девчонки, обтянутая спортивным костюмом, невольно привлекала внимание. Длинные русые волосы на его уроках Люся сплетала в косу и закалывала ее в пучок на затылке. Легкие завитки оставались на шее и когда девчонка подходила к окну, золотились под солнцем. Однажды учитель поймал себя на мысли, что хотел бы прикоснуться ладонью к этому завитку. Отогнал крамольные мысли, сказав себе мысленно:
– Ты не имеешь права! Она тебе в дочери годится.
И все же ревниво смотрел, как увиваются за Люсей ее одноклассники. А однажды весной, совершенно случайно, подслушал разговор между Савиной и красавцем Игорем Востряковым из одиннадцатого класса, о котором вздыхали многие девчонки. Они стояли в закутке у физкультурного зала. Учитель не видел их и собирался пройти мимо, но голос Люси остановил:
