Со стороны кажется, что я заботливый малый – обожаю собак. Часто слежу за ними с любопытством. Однако это только со стороны… На самом деле я ненавижу собак. И ненавидел их всегда. Сколько себя помню, эти мохнатые существа вызывали у меня мучительный приступ отвращения. Нет, меня не кусала в детстве собака, как вы решили, и я не стал свидетелем нападения злобной своры на беззащитного человека. Невозможно объяснить сложность той антипатии, которую я испытываю к четвероногим на уровне подсознания. Когда раздаётся неистовый лай, хочется схватить ружьё и уничтожить весь собачий род. Что я и делаю с успехом уже пару лет. Стрелять в собак – истинное блаженство.

Я со своими верными друзьями охочусь за дворнягами, которым не посчастливилось иметь хозяев. Такой у нас спорт. Обычно мы садимся в старый уазик, пропахший табаком и машинным маслом, и колесим по просторам ночного города С. "Мы" – это Димка, получивший прозвище Насос из-за привычки шумно втягивать воздух; Женька Тухлый (и это не из-за запаха, ему просто не повезло с фамилией); и я – Никита Баринов. Неутомимая команда догхантеров. Судьба объединила нас в стрелковом клубе. Мы вообразили, что избавляем общество от болезненных корост, от этих жалких существ, которые становятся источником заразы и агрессии.

Ещё не рассвело, но мы уже были во всеоружии. После вечеринки, случившейся без повода, алкоголь ещё гулял по венам. Однако первые признаки горького похмелья уже подкрадывались ко мне. Гнев требовал выхода.

– Моё приобретение! – Дима достал из кармана телефон и показал его мне.

У меня свело челюсть от непонятного тревожного чувства. Похоже, старуха-зависть заглянула в гости. Это был iPhone X с жидкокристаллическим дисплеем и широкоугольной камерой. "Чёрный оникс".

– Автоматическая стабилизация изображений и съёмка видео 4K. Получаются фотографии высокого разрешения. Моя мечта осуществилась, – Насос закрыл глаза, мурлыча от удовольствия.

Айфон давно сделался пределом мечтаний для него. И для меня тоже.

– И где ты деньги взял? – поинтересовался я.

– Подвернулся один проект, – уклончиво отвечал друг.

Насос занимался строительством домов и слыл одним из лучших архитекторов в нашем городе. К нему иногда обращались солидные клиенты.

Я злился вдвойне. Потому, что уже несколько месяцев мне не удавалось найти работу, хотя бы официантом. Нужно было срочно спустить пар.

– О, вот и наша цель! – объявил Тухлый.

Он пришёл в крайнее возбуждение, особенно после третьей бутылки пива.

Этот пёс с облезлым хвостом был живучим. С виду ему год или два, породу сложно определить. В ярком свете фар, разрезавшем плотное полотно темноты, я видел впалые собачьи бока, обтянутые клочками шкуры бурого цвета. Мы ехали за ним на медленной скорости и загнали в тёмный тупик. Крепкий оказался пёс, чёрт бы его побрал. В конце концов, бежать ему некуда. Пёс забился в угол. Первым, выбравшись из уазика, я подошёл к нему, и ощущая своё господство, направил на него дуло ружья. Сколько власти в моих руках. Я чувствовал, как пламенное торжество разливалось по телу, увлекая разум в чистилище.

Пёс сердито зарычал и бросился в атаку. Я выпустил в него три пули, но чёртов пёс не унимался. Обнажив клыки, дворняга снова рванулась ко мне. Отчаянный порыв животного усмирил Женька Тухлый с помощью лопаты, которая совсем кстати очутилась у него в руках. Заскулив, едва дышавший пёс упал к нашим ногам. Мы добивали его лопатой. После того, как всё закончилось, от мерзкой твари осталось месиво из перебитых костей и органов в собачьей шкуре.

– Вот проклятая псина! – воскликнул Тухлый, оглядывая себя. – Куртку запачкал.

Он схватился за гладкую лысую голову. Двадцатидвухлетний Женька будто состоял из острых углов. Острый, как клюв хищной птицы, нос – это первое, что приковывало внимание. Тонкие губы выдавали в нём скупердяя. Жека скупился не только в денежных вопросах, он не любил показывать эмоции, отчего его лицо иногда казалось равнодушной маской. В его душе никогда не водилось жалости. Серые миндалевидные глаза с хладнокровием смотрели на мёртвое создание.

– Ладно, Тухлый, не ной, – дразнил Насос.

Двадцатисемилетний Насос был высок и нескладно сложен. Большой живот, свидетельствовавший о любви к обильным возлияниям, шествовал впереди него. Диму трудно было не заметить. Он обладал запоминающейся внешностью – зелёные кошачьи глаза с хитрым прищуром глядели на нас в поисках подвоха; крупный римский нос выдавался на овальном лице; линия губ размыта; на пухлых щеках играл нездоровый румянец. Он только выглядел здоровяком, но отличался слабым иммунитетом. Любой сквозняк укладывал Диму в постель на полмесяца.

– Дай-ка сделаю фото на память, – Дима извлёк новенький телефон и со вспышкой сфотографировал труп пса. – Эх, запостить бы. Представляешь сколько подписчиков я обрету.

– Ещё сторис сними, чтобы нас замели, придурок! – я дал Насосу подзатыльник.

– И что же ты такой нудный? – огрызнулся Насос.

Волна злобы потихоньку улеглась, будто звери, сидевшие внутри нас и требовавшие кровавых жертв, наконец утолили свой голод. Надолго ли? Чем больше мы предавались таким развлечениям, тем больше нам хотелось новых "острых" ощущений. Мы, как шакалы, попробовавшие кровь, готовы были убивать снова и снова, лишь бы почувствовать превосходство над миром. Наша природа настолько подчинилась законам насилия, жестокости и порока, что пути назад уже не было.

– Этим вечером будет занятно. У меня на примете ещё много вариантов, – сообщил Тухлый.

Он всегда готовился к "сафари" заранее.

– Прекрасно! Но я надеюсь, в этот раз будет интересная охота. Обожаю, когда они сопротивляются, – закончив фотографировать, Дима убрал свой телефон в карман.

Когда собаки боролись за жизнь до конца, в нас просыпался особый азарт. Лёгкая победа меньше ценилась.

Предрассветные сумерки развеялись и во всём безобразии перед нами предстало деяние наших рук, разглядев которое, я на миг потерял дар речи от отвращения. Теперь хотелось скорее убраться и не вспоминать об этом. Я всегда ценил красоту во всех её проявлениях, однако то, что мы натворили, было ужасно.

– По коням! – воскликнул я, словно полководец, и постучал по капоту уазика.

Друзья тоже испытывали странную неловкость от собственной безжалостности. Даже острослов Женька как-то притих, поглядев на убитого пса. Но прошло жалкое мгновение, и Женя вновь надел маску саркастичного циника.

Мы сели в машину и несколько минут провели в молчании.

– Барин, ты чего такой хмурый? – нарушив тишину, полюбопытствовал Насос.

– Где мне достать денег на такой же телефон? – задумчиво произнёс я.

Хотя это ложь – меня занимали совсем другие мысли.

– Работать не пробовал? – съязвил Дима.

– Тебе известно, что для обладателей айфонов в аду приготовлены отдельные апартаменты? – поинтересовался я и в шутку ударил Насоса кулаком по плечу, но он ничего не ответил.

Усмехнувшись, Тухлый завёл двигатель, и мы оставили место преступления позади. На высокой скорости старый автомобиль пересекал запутанные переулки тесного городка. Мимо мелькали серые здания, идентичные как близнецы, глыбой нависавшие над растрескавшимися тротуарами. Город С. отличался скудной архитектурой и отсутствием достопримечательностей. Заурядная тоскливая глубинка, откуда хочется вырваться. И вдруг среди мрачных небес мелькнула радуга. Мир заискрился яркими красками.

– Стой! Я выйду здесь! – вскрикнул я, и Тухлый нажал на педаль тормоза.

– Ты свихнулся? – возмутился он, но я уже выбрался из машины, оставив вопрос риторическим.

Что же это за наваждение? Кого я вижу? Виктория! Она часто ходила пешком, даже в дождливую погоду. Мерный стук каблучков разносился по полупустой улице. Тёплый осенний ветер развевал пшеничные локоны. Голубые глаза с интересом изучали редких прохожих. Она погружена в мечты. Я не забыл её, несмотря на то, что после окончания школы прошло больше трёх лет. Мы сидели за одной партой, начиная с первого класса и заканчивая выпускными экзаменами. С ней даже в буре подростковых эмоций я находил покой. Она тот огонёк, что освещал путь. Я помню каждую черту её облика: блестящие глаза с озорными искорками; чётко очерченные алые губы, которые казались красочным пятном на бледном лице; веснушки на вздёрнутом носе дополняли портрет. Волосы она перевязывала на затылке шёлковой лентой. Эта лента, всегда синего цвета, сводила меня с ума. Даже после выпускного бала воспоминания о вещице будоражили моё сознание.