– Молодец, мичман! Матросы с таким энтузиазмом и вдохновением подпевают вам, что их слышно даже в машинном отделении. Я уже не говорю о моей каюте. Вы вносите значительный вклад в воспитание подчинённых в духе патриотизма и любви к военно-морскому флоту.
– Служу Советскому Союзу! – гаркнул Маркушкин, сияя, как начищенная бляха салаги.
Но всё-таки со временем бард стал замечать какой-то странный диссонанс между заслуженным солистом и массовой фоновой подпевкой. В конце концов, правда всплыла на поверхность, как сигнальный буй из терпящей бедствие субмарины. Нашёлся прихвостень, который "настучал" мичману, кто является автором популярных текстовых нововведений. А так как чувство юмора у Маркушкина, почему-то, оказалось значительно ниже среднего уровня, то наши с ним и без того натянутые отношения значительно обострились.
2. Вознесение маэстро.
– И это всё? Больше ты ничем не насолил своему начальнику? – не унимался я.
– Ну, был у меня с мичманом ещё один малюсенький инцидент, – застенчиво улыбнувшись, покаялся Степан. – Даже не инцидент, а скорей всего так, небольшое недоразумение. Накануне дня военно-морского флота я получил из дома посылку. Прихожу в подсобку к Маркушкину за своим ящиком, а тот лежит на столе у мичмана уже вскрытый и распотрошенный. А это мурло держит в руке коробку львовских конфет и, брызгая слюной, истерически кричит:
– Матрос Тягнибеда! Вы можете мне объяснить это форменное безобразие?!
А жена пообещала мне вложить в эту коробку денежки на всякие мелкие расходы. Любаша вместе с моей сестрой осторожно вскрыла коробочку, положили под конфеты банкноты и снова аккуратно запаковала. Моя сестра Света – искусная рукодельница! С первого класса посещала кружки вязания, вышивания, кройки и шитья. Она имела необыкновенный дар и к лепке, и к росписи, и к аппликации, и к прочему тонкому рукоделию. Коробка выглядела, как только сошедшая с конвейера кондитерской фабрики. Только в одном Светлана переусердствовала. Голубую ленточку, которой была перевязана коробка, она украсила шикарным декоративным бантиком. На лицевой стороне, на месте узелка, сестра пустила ленточку по кругу многочисленными петлями, так что со стороны казалось, будто сверху коробки расцвела бесподобная голубенькая хризантема. Цветок получился необычайно красивым и выглядел, словно живой или только-только сорванным с клумбы. Но коробку, которую мичман держал в руках, явно ещё не вскрывали. И как же тогда Маркушкин узнал, что в ней спрятаны деньги? Но лучшая защита – это нападение. И я решительно наехал на нахального прощелыгу:
– И Вам не стыдно, товарищ мичман, рыться в чужих вещах?
Маркушкин просто позеленел от такой наглости:
– Это моя святая обязанность заботиться о безопасности нашего корабля! А вдруг, Вы диверсант и Вам прислали взрывчатку, чтоб потопить наш славный авианосец?! Как писал прославленный советский классик: " Враг не дремлет! В нём звериная злоба! Гляди в оба!"
А здесь внутри, как я ясно вижу, мина замедленного действия!
И мичман обличительно ткнул пальцем в коробку.
– Вишня в шоколаде и с ликёром! Вы что, алкоголик?! – по-ленински склонив голову на бок и прищурив глазки, спросил гроза морей. – Я не потерплю скрытого пьянства на корабле! Пьяница – находка для шпиона!
– Вы же говорили, что болтун – находка для шпиона, – изумлённо возразил я.
– И пьяница тоже!!! – пришёл в неистовство морской волк. – В то время, когда партия и правительство, во главе с нашим президентом, по всей территории нашей необъятной Родины борется с ползучим алкоголизмом, Вы коварно наносите предательский удар в спину нашим беззаветным борцам за трезвый образ жизни.
– Да, Господь с Вами, товарищ мичман! – начал было оправдываться я.
– Что?!! Поповское мракобесие на моём судне?!! Не потерплю!!! – взревел в ярости полиловевший Маркушкин.
– Ой, простите. Я хотел сказать: "Ильич с Вами, товарищ мичман". К тому же, я и понятия не имел, что этот огромный боевой корабль – Ваша личная собственность, – попытался я исправить мою оплошность.
– Только не надо р-р-разыгрывать из себя дешёвого клоуна из гастр-р-ролтр-р-рующего шапито! – прорычал взбешенный наставник молодых матросов.
– Тысячи извинений! Я ведь и не подозревал, что это почётное место в нашем цирке уже кем-то заслуженно занято, – продолжал лукавый с азартом дёргать меня за язык.
– Интересно! А Вы просто дурак или искусно им прикидываетесь? – недобро и подозрительно уставился на меня начальник.
Я понял, что немного перегнул палку и поспешно пошёл на попятную:
– Ну, что Вы! Да разве ли с нашим простецким матросским умом хитрить, прикидываться и притворяться?! Если бы я умел это делать, то, наверняка, уже имел бы чин ничуть не ниже Вашего. А на счёт скрытного пьянства, Вы глубоко, глубоко ошибаетесь. Я спиртные напитки и в рот не беру, и, вообще, эту мерзкую гадость с младенчества не употребляю.
– А почему от Вас-с-с, матрос-с-с, с-с-спиртным попахивает? – злорадно прошипел мичман, принюхиваясь к моему дыханию.
– Да это я был у наших электриков в щитовой! – невинно заклипал я глазками. – Они как раз силовые контакты на плановом техобслуживании промывали. Вот я, помимо воли, и пропитался запахом испарившегося спирта.
– После промывки контактов хорошенько закусывать надо и желательно зажёвывать мускатным орехом, – лицемерно посоветовал Маркушкин.
Нахмуренный мичман встал с табурета, подошел ко мне почти что впритык, да как заорёт визгливым поросячьим голосочком:
– Да я, вот таких беспринципных, проспиртованных выпивох, без рентгена даже через броню крейсера насквозь вижу!!!
– Ну, видите, так видите, – попытался я успокоить расходившегося неврастеника. – Но зачем же так истерически в мой пупок кричать? Он у меня ведь такой нервный и впечатлительный!
Маркушкин задрал свой скошенный подбородок вверх, встал на цыпочки и попытался заглянуть в мои бесхитростные светлые очи. Но разность в росте так и не позволила грозному начальнику испепелить меня своими пылающими от ярости глазами. Тогда он сделал несколько мелких шажков назад, презрительно смерил меня взглядом от самой макушки до пяточек и с ядовитым сарказмом излил свою жёлчь:
– Ах, да! Я чуть не позабыл, что в этом помещении находится один ненормальный, нестандартный, мутирующий выродок!
– Иван Федорович! – взволновано молвил я, исполненный чувством жалости и сострадания. – Я думаю, не стоит Вам так горестно убиваться и заниматься ранящим душу самобичеванием! То, что сотворила с Вами Природа, увы, исправить Вам теперь уже не под силу. Примите себя таким, как Вы есть!
Маркушкин побагровел, затем полиловел, потом позеленел и, наконец, кожа его лица приобрела приятный мертвенно-землянистый оттенок. Он, как выброшенная на берег рыба, беззвучно шлепал губами, пытаясь выразить переполнявшие его неоднозначные эмоции.
Понадобилось не менее четверти часа, чтоб мой прямой начальник смог кое-как обрести дар связной речи.
– А чтоб Вас морской черт побрал! Убирайтесь отсюда! – болезненно прохрипел обычно чересчур громогласный командир. – А посылку я Вам всё равно не отдам. Сначала проконсультируюсь с соответствующими органами, а потом уже сообщу Вам о моём решении.
Но, по словам бывалых матросов, эти консультации могли длиться так долго, что срока моей воинской службы на это попросту б не хватило. Поэтому я и решился обратиться сразу же напрямик к капитану. А тот без каких-либо проволочек приказал мичману выдать мне незаслуженно арестованную им посылку.
Уже перед торжественным построением по случаю праздника я сидел в каюте и разбирал подарки моих родственников. Деньги из конфет я вытащил и думаю: коробка симпатичная. Буду сюда письма от любимой супруги складывать. А хризантему наклею сверху на крышку, чтобы та напоминала мне о моей горячо обожаемой сестричке. Был у нас на корабле спецклей "Спрут 5М". Железо приклеишь – не оторвёшь. Не дай Бог эта липучка между пальцами попадёт! Скальпелем кожу резать придется! Обрезал я аккуратно ленточку и осторожно намазал клей снизу на хризантему.