Гудят двигатели, самолет выруливает на полосу. Шуршат вентиляторы, обдувая лица Насти и Марины. Они сидят рядом.
– Мы уже летим? – спрашивает Настя.
– Нет, что ты. Я тебе скажу, когда.
Двигатели начинают гудеть активнее, набирая обороты.
– Вот сейчас мы взлетаем, чувствуешь? – говорит Марина.
– Да, да, чувствую. Мы летим?
– Летим. Вот уже как высоко, облака красивые.
Насте кажется, что она летит, схватившись за руку Марины, ветер обдувает их лица.
– Хорошо? – спрашивает Марина.
– Очень… Ведь так птицы летают?
– Что? Ну, да, птицы, конечно. Смешная какая ты.
СЦЕНА 17. АЭРОПОРТ. БЕЛОДОНСК. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
С земли видно, как самолет, мигая огнями, поднимается все выше и выше в облака. Отблески сигнальных огней еще какое-то время мерцают, затем пропадают.
СЦЕНА 18. ПАЛАТА КЛИНИКИ В ГЕРМАНИИ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ. СОВМ. С КОМБ. ИНТ.
Темный коридор, очень длинный, похожий на трубу или туннель, в самом конце которого появляется точка света. Она начинает медленно приближаться. Чем ближе к свету, тем яснее становятся слышны голоса на незнакомом Насте немецком языке. Цветовое пятно становится все шире и шире, наконец, оно полностью заполняет собой все пространство. И через эту светящуюся пелену начинает проступать большая белая комната – палата клиники, окно, залитое ярким солнечным светом. Вокруг стоят врачи, улыбаются, что-то говорят по-немецки, обращаясь к Насте.
– Вы хорошо видите меня? – спрашивает доктор по-немецки. Медсестра тут же переводит на русский его вопрос.
– Да. – тихо выдыхает Настя, продолжая изумленно оглядывать всех, стоящих вокруг нее.
Медсестра помогает Насте встать с кресла. Настя идет, опирается на руку медсестры к окну, замирает у окна и словно сама растворяется в бесконечном свете, сиянии дня. Медсестра подводит ее к стене, там висит зеркало, Настя впервые видит свое лицо.
– Это ваше лицо, – говорит доктор по-немецки. Кто-то переводит эту фразу на русский язык.
Настя долго смотрит на отражение, затем резко опускается на колени и начинает шептать благодарственные молитвы, осеняя себя крестным знамением.
Врачи и медсестры растроганно переглядываются.
Когда Настя поднимается, одна из медсестер, говорящая по-русски, берет ее под руку.
– Идемте, – говорит она, – на сегодня хватит. Сейчас пойдем в процедурную, а через три дня вы уже сможете выписаться, – и добавляет, понизив голос, – доктор сказал, что все очень хорошо. Поздравляю вас.
СЦЕНА 19. УЛИЦЫ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКОГО ГОРОДА. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Машина движется по нарядным улицам, залитым светом. Настя, прижавшись к стеклу, не отрываясь, смотрит на этот новый солнечный мир.
– Все иначе… Я представляла себе мир совсем не так, – шепчет Настя.
– А как? – улыбается Марина
– Не знаю, как сказать. Иначе.
СЦЕНА 20. ПЛОЩАДЬ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКОГО ГОРОДА. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Машина останавливается на площади у фонтанов. Настя выходит из машины. Словно движущиеся световые пятна, играют струи воды в большом фонтане на площади. Настя стоит, заворожено изучая эту игру света. Она прикладывает ладонь к поверхности воды, будто желая ее погладить. Все вокруг играет светом: блики на воде, струи фонтана.
Чуть поодаль, возле машины стоит Марина, курит, разговаривает с кем-то по телефону, поглядывает на Настю.
СЦЕНА 21. КАФЕ НА ПЛОЩАДИ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКОГО ГОРОДА. ДЕНЬ. ЭКС.-ИНТ. ОСЕНЬ.
Марина и Настя сидят в открытом кафе на площади. Теплый осенний солнечный день. Насте приносят мороженное. Марина пьет кофе.
– Странно, – улыбается Настя, продолжая разговор. – Я закрываю глаза – и сразу снова в том мире, прежнем. Открываю – уже в этом.
– А какой он, тот мир? Я все-таки не понимаю. Темный? Все в темноте?
– Не совсем. Вот сама темнота, слово это, или слово свет. Я представляла, как сущность. как. Объяснить трудно. Все как бы изнутри. все предметы, хотя я знала форму их, названия. Вот даже солнце. Я ощущала отдельные лучи, думала так и есть. – Настя помолчала, задумалась, будто вспоминая что-то. – Я Бога чувствовала… все время, рядом… Правда. Будто он вот тут, у плеча. А теперь нет. Тут я одна, в этом мире.
– Почему одна? Тут я и Михаил Александрович. И вообще. Жизнь вокруг, какая красивая, разве не так? Ну, веселей, Настя! Все замечательно у тебя складывается, такой день. такие события.
– Да, конечно, – виновато улыбнулась Настя.
Раздается сигнал телефона. Марина смотрит на экран.
– А вот, Михаил Александрович эсэмэску прислал. Он уже прилетел. Ждет нас через час в отеле.
СЦЕНА 22. ГОСТИНИЦА В ГЕРМАНИИ. ВХОД. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
К главному входу пятизвездочного отеля подъезжает такси. Из него выходят Марина и Настя и идут ко входу.
СЦЕНА 23. ГОСТИНИЦА В ГЕРМАНИИ. ХОЛЛ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Настя удивленно и растерянно осматривает дорогие интерьеры, нарядных людей, стоящих возле ресепшн, пересекающих холл, сидящих в креслах. Никто из них не обращает внимание на вошедших.
– Подожди здесь, – говорит Марина, достает телефон и отходит в сторону. – Мы уже приехали, – негромко говорит она в трубку. – Что, что? А где эта галерея? Хорошо. Сейчас будем.
Марина отключает телефон и возвращается к Насте. Улыбается.
– Волнуешься?
Настя кивает.
– Немного. Вообще всё как во сне сегодня.
СЦЕНА 24. ГАЛЕРЕЯ ОТЕЛЯ В ГЕРМАНИИ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Галерея вела ко входу в ресторан. Она была пуста. Вдоль стен стояли цветы, какие-то диковинные растения, висели картины. В полутьме длинного коридора, в конце его четко выделялся небольшой зал ресторана, но столики все были убраны. Единственный стол, изысканно сервированный, находился в самом центре зала. У стола стояли два стула, похоже, старинной работы, с высокими спинками, словно троны. Вокруг стола, очерчивая его, стояли цветы. Чуть поодаль замерли, не шевелясь, две шеренги официантов. У стены стояли пульты с нотами для музыкантов, но их еще не было.
У стола, но чуть отодвинувшись от него, спиной к Насте сидел грузный мужчина. За его спиной стоял немолодой Китаец и очень плавно массировал ему виски своими длинными пальцами. Заслышав шаги в гулком коридоре галереи, сидящий не обернулся. Он также продолжал сидеть, то ли глядя куда-то перед собой, то ли закрыв глаза.
– Ну, иди же, – тихо шепнула Марина и чуть подтолкнула Настю вперед, – иди к нему.
Настя шагнула вперед, но чуть замялась, не решаясь идти дальше, не понимая, что происходит.
– Ладно, пойдем вместе, – тихо сказала Марина и взяла Настю под локоть.
Как только они вошли в галерею, несколько молодых людей в черных костюмах подошли к проходу и повесили табличку «CLOSED». Один из охранников тихо сказал в переговорник: – Я закрываю вход, они прошли.
СЦЕНА 25. РЕСТОРАН ОТЕЛЯ В ГЕРМАНИИ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Настя и Марина пересекли зал и подошли к столу. Теперь Настя увидела лицо сидящего человека. Это был крупный высокий мужчина лет пятидесяти, очень коротко стриженный, с четко очерченным царственным профилем. Его глаза все также были закрыты. Похоже, он спал. Китаец продолжал свои странные манипуляции. Замерев, словно каменные, продолжали стоять официанты. Впрочем, Марину все происходящее, похоже, ничуть не смутило. Она, очень тихо ступая, подвела Настю к столу.
– Садись, – шепнула она. – Сейчас они закончат…
Тут же один из официантов бесшумно пододвинул стул, помогая Насте сесть. Марина чуть махнула рукой и также неслышно ушла.
Между тем в полном молчании продолжалась странная процедура. Наконец, китаец медленно отвел свои руки, подождал немного, затем вышел неслышно из зала.
