– Я иду.

– Вот и отлично.

– Почему ты мне помогаешь? – неразборчиво спрашиваю я и поднимаю взгляд на девушку. – Ты же одна из них, зачем тебе проблемы?

– Не задавай лишних вопросов, Лия.

– Знаешь моё имя?

– Лия, – открывается дверь машины, и мне становится тепло. – Никаких вопросов.

ГЛАВА 2. АДРЕНАЛИН В МОЕЙ КРОВИ.

Как хорошо, что некоторым вещам приходит конец.

Я медленно открываю глаза, чувствуя запах родного дома. Мои духи. Моя комната. Мне всего лишь приснился кошмар, и он закончился.

Я вытягиваю перед собой руки и вдруг резко сворачиваюсь клубком на кровати. Ядовитая, тягучая боль пронзает тело от кончиков пальцев до головы. Словно маленькие взрывы, во мне то и дело пульсируют синяки, отеки. Я вдыхаю глубже и понимаю, что с запахом духов смешался запах крови, и тогда до меня доходит: это был не сон. Это был не кошмар! Я сжимаю одеяло и ощущаю подступившие к глазам слезы. Лицемерие на свой счет исчезло. Раньше я думала, что я сильная. Я ошибалась.

Собравшись, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек. Он синий, желтый, оранжевый, просто радуга. Я сжимаю крепко зубы и поднимаюсь с кровати. Тут же взвывают ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.

В мою комнату стучат, и я как можно скорей пытаюсь добраться до шкафчика. Прикрыть синяки от родителей: пожалуй, самая важная задача на данный момент.

Но когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала, больная, если бы не знала истинную причину вялости.

– Привет, – неуверенно шепчет она, и я прожигаю её недовольным взглядом. – Как себя чувствуешь?

– Отлично.

– Давай я принесу йод. Леша сказал утром обработать раны ещё раз.

– Леша? – я вскидываю подбородок и усмехаюсь. – С чего это он внезапно решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось сейчас?

– Неправда. Он сильно переживал.

– Я заметила.

– Послушай, – Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. – Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.

– Ты…, – стряхнув её руку, я протираю ладонями лицо. – Ты в своем была уме, когда прыгнула в куб? Понимала, что делаешь? Потому что я не представлю, какой идиоткой надо быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Просвети меня. Скажи мне: о чем. Ты. Думала?

– Лия, это сложно объяснить.

– Да, нет тут ничего сложного! – заводясь, восклицаю я. – Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?

– В стае есть мои друзья, и я…, – Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растеряно прикусывает губу и отворачиваюсь. – Тебе не понять меня.

– Твои друзья? – я практически выплевываю этот вопрос. – Считаешь, там были твои друзья?! Ах да. Наверно именно они стояли возле аквариума и смотрели на то, как ты задыхаешься!

– Всё слишком сложно! Я познакомилась с одной девушкой, она привела меня. Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.

– Господи, что за чушь ты несешь? Какую инициацию? Что значит: нам пришлось согласиться? Ты увидела этих людей, зачем осталась с ними? Это животные, у которых вместо разума – стремление к свободе и к насилию!

– Не говори так, – с вызовом отрезает сестра, и я прирастает к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? – Они честные и справедливые. Да, иногда и жестокие, но справедливые.

– Знаешь, что, – неожиданно для самой себя, я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. – Пошла вон из моей комнаты.

– Но…

– Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты ставишь мне эту безмозглую стаю в пример? – Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. – Не подходи ко мне больше

– Лия!

– Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я и чувствую, как боль вновь пронзает тело. Карина вихрем выбегает из комнаты, захлопывает за собой дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали все ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь подняться. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели и нахожу опору впереди: фортепиано. Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

– Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь: даже можешь не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, а я хватаюсь рукой за спину.

Если мне удастся выжить, это будет безумным везением.

Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.

Папа останавливается и достает из кармана кошелек.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, – сообщает он и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены, – он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и, желательно, если я буду поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, так что, случись что-нибудь непредвиденное, знания мамы мне могут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда они все же появляются – с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который, порой, сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить, необходимо меняя масло, при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а обязательно нужно разделить их на две партии, и помыть два раза сковородку. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно взаимосвязан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я с Кариной.

– Тогда увидимся завтра утром, – я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сидение. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия? Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий, выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватил.

– Где схватил? – Ну, вот опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверняка, она уже готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц, пап. – Я наблюдаю за тем, как он расслабляется. – Так что не стоит волноваться. Все пройдет через несколько часов.

– Хорошо, – он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.