– Вы знакомы? – я произношу это так тихо, что меня трудно услышать. Смотрю на маму и чувствую, как жаром обдает лицо. – Вы знаете Киру?

– Тебе нужно поспать, Лия, – безучастно бросает она, и отводит взгляд в сторону. Тогда я поворачиваюсь к папе. Он наливает в стакан воды и готовит таблетки. На меня даже не смотрит.

– Пап, – ноль реакции. – Пап! – требовательней повторяю я.

– Давай поговорим после того, как ты поспишь, – предлагает он, протягивает стакан, но я качаю головой и отодвигаюсь.

– Нет! Хочу сейчас услышать ответ.

– Лия.

– Вы меня обманывали, – мне становится больно. Где-то в груди появляется новая рана, только на этот раз душевная. – Вы скрывали от меня то, что было важным и ценным. Я столько месяцев жила с пустотой и страхом одиночества, а сейчас оказывается, что это было бессмысленным. Ненужным.

– Лия, – начинает мама. – Тебе нельзя общаться с этой девушкой, с Кирой. Серьёзно. Послушай меня: ничего хорошего она тебе не сделает и не скажет.

– Мы ведь были подругами, так? – Такое чувство, что меня накачали наркотиками. Я потерялась в пространстве, но продолжаю трезво мыслить. – Поэтому она помогает мне, поэтому мы с ней быстро нашли общий язык.

– Так, Лия, – папа садится рядом и недовольно поджимает губы. – Мы твои родители, а значит, ты должна нас слушать.

– Неужели?

Я встречаюсь с его грозным взглядом и затихаю. Боюсь, что он ударит меня, хотя прекрасно понимаю, что он никогда этого не сделает.

– Мама сказала тебе больше с ней не общаться, значит, ты больше с ней не общаешься. Ещё вопросы?

– Но это нечестно! Почему я должна рвать отношения с человеком, который может дать мне ответы?

– Ответы на что? – громче спрашивает он. – Разве мы не разговаривали об этом? Ты была хорошим ребенком, никуда не ввязывалась, нигде не шлялась. Училась, помогала нам, подрабатывала.

– Зачем ты лжешь мне в лицо? Неужели у тебя нет ко мне ни капли уважения?

– Тема закрыта!

– Но папа…

– Поднимешь её ещё раз, и мы будем разговаривать по-другому, поняла?

Мне становится страшно. Я давно не видела отца таким злым и недовольным. Он напряжен, и я чувствую его ярость, чувствую, что он готов разодрать меня в клочья.

– Это несправедливо, – тихо шепчу я и смахиваю слезы со щеки. – Вы же знаете, что не можете скрывать от меня правду.

– Тема закрыта, – еще раз повторяет папа, и я слышу, как расстроенно выдыхает мама. Она поворачивается ко мне спиной и выходит из палаты. – Пей. – Он протягивает мне стакан и таблетки. – Поспи. Тебе нужно отдохнуть.

Я обижено делаю то, что мне велит отец и отворачиваюсь. Не хочу его видеть.

Больше папа не говорит ни слова. Он встает и исчезает за порогом.

ГЛАВА 5. ТАКАЯ ЛЮБОВЬ УБЬЕТ МИР.

Когда я просыпаюсь, вижу на тумбочке вазу с ромашками. Улыбаюсь и гадаю, кто мне их принес. Два года назад, я прочла книгу «Язык цветов», Ванессы Диффенбах, и узнала, что ромашка обозначает силу в трудные времена. С тех пор, это мои любимые цветы, правда, знают об этом единицы.

Уже прошла неделя после аварии. Раны начинают заживать, лицо практически пришло в норму, плечо перестало болеть, и вообще мне стало гораздо лучше. Но за занавесом счастливого выздоровления кроется печаль, скука и одиночество. Кира больше не приходила. Астахов навестил меня всего один раз и то толком не нашел в себе сил поговорить. Он винит себя в произошедшем и боится смотреть мне в глаза, что кажется безумно глупым. Но Лешу не переубедить. Единственное, чему я рада, так это тому, что он уже выздоровел и выбрался на свободу. Счастливчик.

Сегодня выходной. Больница пуста. Моя соседка по палате, Ларка, уехала с родителями домой, и мне не с кем поговорить даже о погоде. Я перечитала пару книг, прорешала сотню раз билеты по вождению и потеряла смысл в жизни. Не удивительно. Неделя в больнице отнимает его моментально.

Осталось лишь одно: мозговой штурм. Целую субботу я думала о том, что увидела, о своем воспоминании. Мне не дает покоя незнакомый голос. Иногда мне снится, что я падаю, и меня подхватывают чьи-то руки. Я оборачиваюсь, но вижу лишь расплывчатый силуэт. И так каждый раз. Падение, загадочное спасение и тайное лицо незнакомца. Этот сон не дает мне нормально отдохнуть. Мама считает, что бессонница – последствия ушиба головы, а я считаю, что бессонница – последствие секретов, которые от меня скрывают. Мнения разные, но исход, к сожалению, один.

Сегодня воскресение, и я решаю рискнуть, иначе к вечеру меня найдут задушенную костлявыми руками тоски или одиночества. Надев свитер, который мама оставила мне на случай, если я замерзну ночью, я выхожу из палаты. Коридор пуст. Я пытаюсь двигаться быстро, но получается так себе. Осмотревшись, я глубоко вдыхаю и удивляюсь своему безумию. Неужели я способна на такое?

Я пробегаю мимо регистрационного стола и заворачиваю за угол.

Видимо, способна.

Итак, я спускаюсь на первый этаж. Тут людей чуть больше, но они не обращают на меня внимания. В свитере я похожа на обычного посетителя, а не на больного. Осталась лишь одна проблема: на улице холодно, а у меня нет верхней одежды. Но мне наплевать.

Кто сказал, что побег это легко?

Прохожу мимо охранника, чуть опустив подбородок, чтобы он не заметил синяков на лице, и выбираюсь на свободу. Двери позади, как и больница. Свежий воздух врезается в лицо, будоражит кровь, и я закрываю глаза, чтобы в полной мере им насладиться. Я так рада, что сегодня родители работают во вторую смену, так рада, что меня никто не заметил, так рада, что я выбралась. Обхватив себя руками, я открываю глаза и только сейчас понимаю, что мне некуда идти. Радостный огонь быстро угасает. Наверно, его потушил холод, который наглыми порывами ветра врезается в спину, ноги и живот.

На самом деле, у меня есть Астахов, его дом и добрые родители. Они примут меня, я уверена. Можно, позвонить ему, попросить приехать на автобусе и забрать меня подальше от этого места. Потом вернуться в больницу, как ни в чем не бывало, и сделать вид, будто я и не выходила на свободу. Почему нет? По выходным лекарства не раздают, докторов отпускают. На моем этаже лишь две медсестры, и им наверняка наплевать на всех, кто остался в отделении. Так что план вполне реальный и безобидный.

Я неуверенно киваю и иду в сторону супермаркета. Там должен быть телефон. Как назло, родители лишили меня и сотового, и ноутбука, и планшета. Они сказали, вредно держать такие вещи в больнице, правда, я-то прекрасно понимаю, что это лишь попытка ограничить меня от внешнего мира. Вдруг я решу связаться с Кирой? Она ведь такая злая и плохая девочка. Она нехорошо на меня повлияет, подаст мне неправильный пример.

Смешно, честное слово.

Когда я дохожу до магазина, у меня сводит руки. Пальцы отказываются двигаться, краснеют, немеют. Я засовываю ладони под свитер, надеюсь, что сумею набрать номер Астахова, сохранив все конечности. Какая нелепая ситуация. Не думала, что когда-нибудь попаду в нечто подобное.

Я добираюсь до главного входа и неожиданно спотыкаюсь. Совершенно безобидное движение в бок, приводит мой организм в хаос. Перед глазами темнеет, и я буквально вижу, как здание супермаркета переворачивается. Позже я понимаю, что это не дом прыгает вверх тормашками, а я падаю на асфальт. Руки автоматически выставляю вперед, сталкиваюсь ими с какой-то преградой и крепко сжимаю глаза. Меня тошнит, словно я только что несколько минут подряд крутилась на стуле. Мне плохо. Очень плохо. Жар обдает плечи и шею, я борюсь с приступом рвоты и одновременно пытаюсь не поникнуть на ледяной дороге. Почему-то только сейчас до меня доходит, что две недели в больнице были прописаны мне не из воздуха.

– Так, – я пытаюсь ровно дышать. Хочу раскрыть глаза, но почему-то не делаю этого. Сжимаю руки в кулаки и облокачиваюсь головой об асфальт. Он холодный, становится немного легче. – Все в порядке. – Мне жутко плохо. – Все хорошо. – Совсем нехорошо.