Передо мной на корточках сидел привлекательный мужчина. Волевое лицо мужчины можно было бы назвать красивым, если бы его не исказила гримаса раздражения и неприязни.

– Что? Я не понимаю… – я потёрла пальцами виски, жмурясь от боли и призналась незнакомцу: – Я не помню ничего…

– Приехали, называется. Что значит, не помнишь?! – воскликнул он раздражённо.

Зачем же так орать? Я посмотрела на него. И осознание моей ситуации вызвало неприятный холодок в области позвоночника. Получается, что я нахожусь в доме этого мужчины. И я даже не знаю, куда мне идти…

– Я не знаю… Я не помню… – произнесла растерянно.

– Прекрасно! Просто невероятно! – снова воскликнул он. И в его голосе явно чувствовалось лютое недовольство.

Наверное, мне лучше отсюда уйти.

Вдруг, в меня прилетел тяжёлый плед, укрыв с головой.

– Вытрись и завернись в него, быстрее согреешься. – Произнёс мужчина чуть тише.

– Меня зовут Аврора, – сказала я и сама себе удивилась. Аврора? Да, это однозначно моё имя. А дальше? Кто я? Попыталась напрячь свой мозг и хоть что-то вспомнить, но я вновь почувствовала резкую головную боль, от которой у меня на мгновение потемнело в глазах.

– Ага, значит, память уже вернулась? – услышала я его насмешку.

Поднялась на ноги, чувствуя, как меня шатает. Когда мужчина ушёл из комнаты, я с удовольствием стянула с себя влажное платье и белье, укуталась в плед и… замерла. Я услышала плач.

Плакал ребёнок… Нет, ребёнок не просто плакал. Он звал! Звал меня! Как такое может быть?

Я направилась на плач, который вызывал трепет в моём сердце. И какого было моё удивление, когда я увидела в люльке прекрасного малыша. Какой же он кроха! И какой хорошенький! Только люлька явно была неудобной для ребёнка. Я плотнее завернула на себе плед, чтоб не свалился и, осторожно взяла ребёнка на руки.

– И кто тут у нас плачет? – прошептала я ребёнку, широко улыбаясь. – Разве может такой чудесный малыш плакать?

Я прижала кроху к груди, словно старалась защитить его от невзгод и тревог. Ладошкой коснулась редких тёмных волос, погладила их игриво, и ребёнок перестал плакать. Малыш мне даже улыбнулся!

– Ну вот, ушли все неприятности и огорчения, – прошептала я с улыбкой.

Я ощутила себя так, словно я мама этого очаровательного малыша и отвела печаль от него своей материнской рукой.

Я вдруг поняла, что знаю, как обращаться с ребёнком. Когда ребёночек грудной, он ведь иначе разговаривать не может. Его дискомфорт и выражается капризами и плачем; сначала адаптация к новой жизни, это и проблемы с животиком, и просто смена настроения, погода, иногда плохой сон, аппетит; потом это проявление характера, темперамента…

Я прониклась всем сердцем к этому малышу, словно он МОЙ…

Может, у меня тоже есть ребёнок? – со страхом подумала, и на мои глаза навернулись слёзы. Если это так, то мой ребёнок сейчас страдает.

Как и где мне узнать о себе?

Малыш протянул ко мне свою крошечную ручку и цепко ухватился за мои волосы.

Я, обрадовавшись, улыбаясь про себя, взяла эту кроху за кулачок. Почувствовала огромную радость, счастье, умиление и даже гордость от того, что я нравлюсь этому ребёнку.

– Ты такой красивый, – сказала я, касаясь своим носом его крошечного носика.

Малыш в ответ мне улыбнулся, обнажив розовые дёсны.

Я широко улыбнулась в ответ.

– Немедленно положи моего сына обратно! – услышала я яростный рык мужчины.

Аврора

– Простите меня… Я не сделала ничего плохого ребёнку. Он плакал… Ему неудобно здесь лежать… – заблеяла я. От взгляда мужчины мне стало очень неуютно. Он смотрел на меня словно я противное и надоедливое насекомое, которое нужно, по-хорошему, раздавить, но отчего-то он не решался это сделать.

– Я. Сказал. Положи. Моего. Ребёнка. На место. Немедленно!

От его рыка я вздрогнула и вопреки приказу (а это был именно приказ), прижала малыша к себе ещё крепче.

– Не могу… – прошептала с отчаянием в голосе.

Я не знаю, почему, но взяв на руки эту кроху, уже не могла оторвать его от себя. Создалось ощущение, что я обрела свою душу и сердце. Как такое возможно?

Я не понимаю, что со мной происходит, но этого ребёнка не могу отпустить от себя. Не могу и не хочу.

Мужчина в мгновение ока оказался рядом со мной и натурально вырвал ребёнка из моих рук, вместе с пледом.

Я тут же прикрылась руками и свела вместе ноги. Оказаться полностью обнажённой перед мужчиной, которому ты неприятна, было безумно стыдно и не просто некомфортно, а ужасно! Я быстро присела и ухватила упавший плед, чтобы тут же укрыть своё тело от нахмурившегося взгляда этого человека. Судя по всему, моё тело вызвало у него ещё больше негатива и раздражения.

А ребёнок, тем временем, потеряв моё тепло и нежность рук, громко заплакал, задёргал ручками и ножками.

– Тише, тише… – растерянно произнёс мужчина и, оттолкнув меня плечом, положил ребёнка обратно в жуткую люльку.

Мне захотелось разрыдаться.

Плач малыша был мучительным и полным безысходности; то взлетал до невероятной высоты, то затихал на мгновенье, чтобы снова усилиться в своих горьких переливах и всхлипываниях.

Мужчина стоял рядом и раскачивал люльку, надеясь, что таким образом, ребёнок успокоится.

Это было невыносимо.

– Простите… Я не знаю вашего имени… Но позвольте мне успокоить вашего… – я даже не успела закончить свою речь!

– Нет! – рявкнул он. – Уйди и жди в коридоре. За тобой скоро приедут. Мало ли кто ты такая. Может ты носитель неизлечимых болезней. Я уже жалею, что принёс тебя в свой дом…

Его слова вызвали протест в моей душе и молчаливый крик, который вторил крикам ребёнка.

– Пожалуйста… – всхлипнула. – Я не могу объяснить, но меня тянет к вашему сыну, будто… Будто он мой. Наверное, у меня тоже есть дети и я тоскую… Я не знаю, кто я, но уверена, что ничем не болею и уж точно не причиню вреда вашему ребёнку!

Мужчина обернулся и скептически на меня взглянул.

– Ты его впервые видишь. Зачем тебе успокаивать чужого ребёнка?

Слова пришли сами собой. Я не знаю, откуда их взяла, но они сами сорвались с моего языка.

– Говорят, что когда дикие звери встречают в лесу покинутого младенца, то они не только не убивают его, но стараются спасти его жизнь. Если это самка, то она кормит его своим молоком. Люди удивляются, что волки вскармливали брошенных детей, а волки, если бы знали, то удивились бы и ужаснулись, что люди убивают собственных младенцев.

Он мрачно на меня глянул и процедил:

– Как видишь, мой сын жив и здоров. И у него есть отец. Уходи, пока я окончательно не разозлился и не заявил на тебя в соответствующую службу, что ты пыталась навредить моему ребёнку.

Меня ошарашили его слова.

– Но это неправда! – воскликнула пылко. – Вы не знаете меня…

– Мне плевать на тебя. Если ты сейчас же не уберёшься в коридор, то немедленно окажешься на улице!

Я нехотя кивнула и поплелась в коридор.

Почему мне так больно?

По щекам полились слёзы, а душа распадалась на части. Ребёнок вдруг стал мне так нужен, что воздуха в груди не хватало, и я задыхалась…

Села на диван в коридоре и я отчётливо слышала голос ребёнка. Он плачет, кричит и эти звуки складываются в зов. Он будто зовёт меня! Я закрыла уши руками, чтобы не слышать его голос! Что со мной случилось? Почему я чувствую себя так, словно меня вывернули наизнанку, перемололи все мои кости, а потом, с садистским удовольствием, собрали меня обратно?

В мои безрадостные мысли ворвался стук в дверь.

Наверное, это пришли за мной.

Я больше не увижу и не услышу этого малыша.

Эта мысль пронзила отравленной иглой моё сердце. Стало больно в груди…