А вот почему на люстре, Шедде не ответил бы. Он вообще сомневался, что в этом старом мальканском доме может быть люстра или что-то похожее.

Дверь вдруг открылась.

Высокая фигура, появившаяся в проёме, выстрелила вперёд сжатым кулаком. Шедде ждал чего-то подобного, потому успел и отшагнуть, и встречным ударом отвести руку напавшего в сторону. А потом ещё и вывернул так, что жертве оказалось ни избавиться от захвата, ни даже просто распрямиться.

Впрочем, почувствовав это, человек сразу перестал сопротивляться.

— Пойдём в дом? — почти вежливо спросил Шеддерик. — Покажи дорогу, поговорим…

Рэта Темершана Итвена

Темери сказала Шионе, что хочет побыть одна, и та, не расспрашивая, ушла. Вельву вызвали на допрос, её не было, а прислуга только обрадовалась возможности покинуть «эту непонятную мальканку».

Да что с ней происходит? Вроде бы всё закончилось неплохо: и гости успокоились, и все живы, даже большого скандала удалось избежать. Но почему ей самой никак не удаётся успокоиться? Почему хочется не то бежать куда-то и срочно что-то делать, не то — забраться с головой под одеяла и уж там, в тишине и темноте, ждать, что же будет. И лишь тихонько надеяться, что беда пройдёт мимо, не заметив такую маленькую и слабую её.

Маленькую и слабую?

Темери плеснула в таз воды. Притащила к зеркалу подсвечник. Быстро умылась.

Маленькую и слабую. Как десять лет назад. Тогда она послушалась собственного страха и взрослых. Тогда она предпочла спрятаться под одеяло.

Второй раз так не будет. Темершана Итвена… или всё-таки просто Темершана та Сиверс?.. кое-чему научилась за прошедшие годы.

И пусть чеор та Хенвил сколько угодно повторяет, что она в монастыре Ленны попросту пряталась от жизни. Нет, всё было не так — она жила там! Не боясь ни служения, ни тяжёлой работы. Там был её дом и её родня. И то, что, в конце концов, та её родня от неё отказалась, ещё не значит, что сама она отказалась от родства. И не значит, что эти десять лет исчезли из памяти.

Да, в Тоненге воспоминания нахлынули, подхватили и почти утянули в водоворот прошлого. Но любой опыт — это сила. Ведь простить — не значит забыть. Да и с этим самым «простить» у неё всё время выходит как-то неправильно.

Ничего она не забыла и не простила, но…

Но, кажется, снова запуталась.

В монастыре у неё был советчик и отдушина — Золотая Ленна слышит своих подопечных и всегда готова утешить тех, кто нуждается в утешении. А тем, кому надо всего лишь подтвердить их правоту… им она тоже всегда подскажет и поможет. Ведь не зря же она — мать. Мать всего, что в мире мыслит, чувствует, всего, что живет.

С того дня, что Темершана покинула монастырь, она ни разу не обращалась к Золотой Матери ни с просьбой, ни за советом. Ей казалось — так будет честно. Ведь сёстры без её благословения никогда не отдали бы Темери ифленцам.

Темери тысячу раз повторила себе, что всеблагая Мать прозревает будущее, и точно знает, как поступить правильней и лучше… повторила, но вот поверила ли?

Прикусив губу, Темери принялась искать свой простенький посох-эгу. Где она его оставила? Не в доме же чеора Ланнерика? Нет, она точно его привезла в цитадель… и даже… ах, да. Служанки. Чтобы служанки его не сожгли и не выкинули, Темери спрятала посох в складках балдахина кровати. Там можно было спрятать не только посох, но и целый небольшой алтарь с идольцами, а рядом ещё осталось бы место для двух-трех некрупных пресветлых сестёр…

Раньше она всегда говорила с Ленной в храмовом зале. Там, ей казалось, она ближе к престолу богини и быстрей сможет услышать ответ. Здесь же… надёжные каменные стены сейчас ей только мешали. И Темери убедила себя, что ей нужно выбраться куда-то на воздух. Куда-нибудь, где есть большие окна, и сквозь них видно не такие же каменные замшелые стены, а небо и крыши. И солнце. Ну, или хотя бы луну.

Главная башня цитадели подходила идеально…

Подходила бы, если бы туда вели тайные ходы в стенах. Но её перестраивали вместе со всей новой частью замка, так что идти придётся на виду у всех.

Да и пусть смотрят! Они же всё вслух так радостно говорят, что она здесь хозяйка, а не пленница. Вот и прогуляется. По-хозяйски. Даже…

Караульный у входа выпрямил спину, стоило двери приоткрыться. Но странный приказ мальканки выслушал с таким выражением лица, словно она каждый день ходила куда-то в его сопровождении.

То, что караульному гвардейцу любопытство не чуждо, она поняла, когда они уже поднялись на башню и остановились под закрытым на две задвижки люком.

— Мне сопроводить вас наверх? Там может быть холодно. И… птицы.

Чайки. Они любят гулять по стенам и крышам цитадели. Они никогда ей не мешали. Хотя отец — она помнила — грозился приказать солдатам перестрелять хотя бы половину. Чтобы не гадили.

— Нет, благодарю. Я хочу поговорить с Золотой Матерью, это не займёт много времени.

Гвардеец едва сдержал разочарованный вздох. Он знал, как молятся Ленне: долго стоят, опираясь двумя руками на ажурный деревянный посох, лицом на восход, с закрытыми глазами… и всё. Только губы, может, будут шевелиться.

Темери убедилась, что люк закрыт, и несколько мгновений стояла, зажмурившись — вдыхая ночную прохладу, напоенную привычными запахами ветхого дома — запахом гнилых досок, плесени, чаячьего помета. Все здесь было, как в тот раз, когда она поднялась сюда впервые, семилетней девочкой, показывающей свои владения гостю из соседнего Коанеррета. Гостю было девять, возиться с малолеткой ему не хотелось, но кажется, Темери всё-таки заслужила толику уважения «большого мальчишки» — когда привела его сюда, под дощатую кровлю самой высокой из башен. И гордо заявила, что это её любимое место для игр, и она сюда вообще-то часто сбегает.

Город внизу, посеребрённый луной, казался нагромождением коробочек и сундучков. Он был весь у её ног… и бухта, почти штормовая, холодная, мерцающая в свете луны. Леса вдалеке на востоке. Всё было близко, и одновременно так далеко, что не дотянешься.

И ещё вдруг накатило внезапное чувство провала в прошлое. Город ночью был совсем другим. Совсем прежним. Не видно следов от пожаров, а окна в новых ифленских домах мерцают совсем так же, как мерцали в тех, что стояли здесь десять лет назад.

И людей мало, и сверху не видно, какого цвета у них волосы и глаза…

Темери сжала посох между ладоней.

Ей не нужно было ничего говорить вслух, ведь Золотая Мать Ленна всегда знает, когда к ней обращаются.

Привычно колыхнулись тени тонкого мира, звёзды перестали быть холодными искрами, раздвинув пространство разноцветными лучами…

Ленна никогда не являлась ей раньше.

Она всегда говорила лишь со старшими сёстрами.

Темери и предположить не могла, что ответ на её безмолвный зов будет таким быстрым.

И таким особенным…

Богиня, больше всего в мире чтящая прощение и любовь, богиня, которой Темери когда-то доверила свою жизнь, появилась рядом, словно из городского воздуха, из этих лохматых, тепло мерцающих созвездий над головой. И сразу стало понятно, почему её называют Золотой.

У неё были огромные полупрозрачные золотистые крылья и тёмные, медовые глаза.

Золотая Мать Ленна была драконом — огромным и прекрасным.

Темери задохнулась от удивления и восторга. Раньше она никогда не задумывалась, почему главный храм украшен изображениями древних огненных ящеров — теперь знала.

Но это тоже был только образ, словно платье, которое примеряет модница, чтобы впечатлить подруг…

Потому что через мгновение, всего через миг, Темери вдруг её узнала: узнала её добрые, усталые, всё прощающие глаза, её улыбку. Её протянутые навстречу руки…

— Мама… — сами собой шевельнулись губы.

Она стояла в свете звёзд, в простом светлом платье, такая, какой её Темери, может быть, и не помнила, но всегда представляла. Но как? Как такое возможно?