Или в такой холод все лесные звери предпочитают лежать в норах, свернувшись в тёплый меховой клубок, и ждать рассвета?
Но лес был тих. Мальканка уверенно двигалась вперёд, и сразу видно, что путешествовать пешком для неё не в новинку. Шла, не оглядываясь, по низинному левому берегу, а немного позади, по льду и снегу на реке, скользила её серебристо-синяя тень.
Высокая луна прекрасно освещала путь. Только чёрная глубина леса, там, под еловыми кронами, хранила свои мрачные секреты.
Тем неожиданней прозвучал откуда-то издали протяжный печальный вой.
Шеддерик даже сбился с шага, прислушиваясь. Но мальканка продолжала идти, не обращая внимания.
Волки? В этих местах, говорят, много волков. Они даже на тракт выходят.
На всякий случай следовало бы зарядить пистолет, благо и порох, и заготовленные пыжи и пули хранились в поясной сумке. Но этим не стоит заниматься на ходу, да ещё и в темноте. Так что единственным оружием сейчас у Шеддерика оставалась морская укороченная сабля.
Вой повторился.
Всё так же далеко, но вроде бы теперь с другой стороны. Или показалось?
За очередным поворотом реки мальканка надолго остановилась, словно раздумывая, что делать дальше.
Шеддерик спросил:
— Что-то не так?
— Мы были здесь прошлой осенью. Место похожее, но… я не могу знать точно.
В голосе её звучала досада, но злилась девушка явно на саму себя.
— Ничего. Река не даст сильно заблудиться. Давайте поднимемся на берег и проверим.
— Да. Если я права, чуть дальше должен быть пологий спуск к воде. Мы собирали ягоды несколько дней, ночевали прямо у болота, а на берегу готовили и отдыхали.
Но за поворотом спуска, о котором рассказала девушка, не оказалось. И за следующим поворотом тоже.
Шеддерик даже пару раз поднялся наверх, проверить, нет ли там звериной тропы или каких-нибудь следов пребывания здесь других людей — но тщетно.
И лишь когда начало светать, рэта уверенно узнала место.
— Вон та ёлка с двойной макушкой! Это точно здесь!
Больше той ночью волчьего воя они не слышали. А когда выбрались на высокий берег, стало ясно, что она не ошиблась: там были отлично видны старые кострища. У одного даже лежало брёвнышко, чтобы можно было удобно сидеть у огня. А чуть в стороне Шеддерик увидел обветшавший шалаш. Наверное, в нём монахини и ночевали.
— Остановимся здесь, — решил Шеддерик. — На пару часов, вам надо высушить обувь. Да и отдых нам с вами не помешает. Займусь костром.
Рэта кивнула. Но в стороне не осталась — принялась деятельно обдирать кору с ближайшей берёзы, а потом — ломать мелкие сухие ветки, которых всегда много у елок под пышной кроной.
Пока Шеддерик сооружал что-то вроде фитиля из пороха и пыжа, она успела приволочь несколько высохших на корню молодых ёлочек, ствол можно обхватить пальцами одной руки. Такие даже рубить не надо — дёрнул посильней, и вот уже она у тебя в руках. Что же, это тоже топливо. Хотя сгорят они очень быстро.
— Отдохните, — попробовал образумить её Шеддерик. — День был тяжёлый, и завтра будет не легче.
— Когда двигаешься, — рассудила рэта, — не так холодно.
Она ещё прогулялась по поляне, принесла откуда-то несколько расколотых, серых от времени поленьев.
Так что, когда огонь, наконец, был добыт, его нашлось, чем накормить. К тому времени небо на востоке посветлело, вот-вот должно было показаться солнце.
Чеора та Сиверс наконец угомонилась, села поближе к костру и протянула к нему заледеневшие руки. Дым потянулся к небу, и это было нехорошо: дым могли заметить враги.
Однако тут уж — ничего не поделаешь. Без огня они не смогут продолжить путь.
Она сидела, прикрыв глаза и распрямив усталые ноги…
Кстати о ногах.
Огонь — это полдела. Главное — высушить одежду и обувь. А для этого надо бы эту самую обувь снять…
Впрочем, стоило окликнуть, девушка как очнулась. Увидела вбитые у огня колышки для сапог и сухую дощечку — чтобы не ставить ноги на холодную землю.
Почему-то вместо благодарности нахмурилась:
— Не стоило, благородный чеор. Я могу сама о себе позаботиться.
Ну, надо же, сколько гордости. И глупости. Тем более что когда прихватило по-настоящему, от плаща-то она не отказалась. Значит, устала ещё не смертельно. В конце концов, он всего лишь должен доставить её в Тоненг живой и желательно — здоровой. Развлекать и спорить — совершенно не обязан.
— Как знаете, благородная чеора. Отдыхайте. Дальше двинемся, как солнце выйдет из-за ёлок.
Кивнула. Занялась своими чулками-башмаками. А Шеддерик, посмотрев на это с минуту, махнул рукой и ушёл изучать шалаш. Вдруг да удастся отдохнуть?
Старая дорога — рэта не солгала — оказалась чем-то вроде просеки в густом лесу. Идти по ней было бы и вовсе невозможно из-за еловой и осиновой поросли, если бы по краю не обнаружилась узкая тропинка. Откуда она взялась, Шеддерик мог только догадываться, но расспрашивать мальканку не стал. Не хочет принимать помощь — не надо. Главное, не чинит препятствий, молчит, да ещё и идёт сама. И что важно, в нужном направлении.
Что же до тропки, то её могли проложить крестьяне, наверняка ходившие по ягоды на здешнее болото. К слову, изредка его становилось видно. Меж стволов вдруг проглядывало открытое, припорошенное снегом пространство, покрытое кочками и сухой травой. Небольшие возвышенности заросли ивняком. По опушкам к небу редко тянулись стволы погибших деревьев.
Наверняка, если пошарить под снегом, можно будет найти горсть или две ягод… и это может быть решением. Потому что холодно. Потому что они не ели уже почти сутки, а снег — плохая замена нормальному питью.
Эта мысль заставила Шеддерика всё же окликнуть девушку:
— Чеора та Сиверс! Постойте.
Замерла, как вкопанная. Медленно обернулась.
Взгляд её отбивал всякое желание церемониться, так что он просто сказал:
— Под снегом могут быть ягоды. А нам с вами нужны силы, чтобы выбраться.
Смотрела на него несколько мгновений, словно пыталась прочитать мысли. Влажные тёмные пряди выбились из-под кружевного капора, к плащу пристала хвоя…
Может сколько угодно хмуриться, сколько угодно демонстрировать гордость и превосходство, деваться-то ей всё равно некуда. Так или иначе, он доставит её в город. Чего бы это ни стоило, и как бы она сама этому ни противилась.
Главное, чтобы в Тоненге всё было хорошо. Хотя Гун-хе и обещал присмотреть за делами, но на стороне молодого наместника всё-таки слишком мало пока реальной власти, и слишком много успел накопить врагов его отец.
Многие ведь поддерживали наместника Хеверика лишь потому, что боялись, или потому, что у старика Хевве был на них какой-то компромат. Сейчас они получили возможность выбирать. И выбор казался Шеддерику очевидным.
Мальканка не стала спорить или возражать. Молча свернула с тропы, словно показывая путь. Пробравшись сквозь подлесок, они оказались на небольшой вытянутой вглубь болота поляне, покрытой высокими кочками, вокруг которых скопился белый снег. Но его скопилось ещё не так много, и кое-где хорошо были видны на белом тёмные бусины клюквы.
Девушка присела у одной из кочек, запустила пальцы в снег, потянула за стебель. Он оказался неожиданно длинным, а на конце — несколько ярких ягод.
Улыбнулась, отправила добычу в рот. Но больше себе такого не позволила. Подогнула полу плаща, стала складывать набранное в складку. Шеддерик попробовал повторить этот «кулёк», но у него почему-то не вышло. Всё собранное улетело обратно в снег. Он тогда снял перчатку со здоровой руки: хоть какое, а вместилище. Ягоды смёрзлись, на них было много снега, но он довольно быстро наполнил перчатку. А вот чеора та Сиверс, похоже, увлеклась. Или наоборот, отвлеклась на привычное, понятное дело. И теперь готова была до заката собирать ягоды. Пришлось напомнить ей, что пора идти. Хотя и было жаль напоминать: увлекшись, она словно забыла о том, что происходит вокруг, и даже временами начинала что-то тихонько напевать. Это несмотря на то, что руки у неё наверняка замёрзли ничуть не меньше, чем у самого Шеддерика.
