– Можешь определить пол?
– Пока нет. Но возраст где-то между девятью и одиннадцатью.
Макнил задумчиво кивнул, гадая, как проводят аутопсию расчлененного скелета.
Словно прочитав его мысли, Том тоже выпрямился и пояснил:
– Естественно, я не могу провести настоящее вскрытие. Только разложить кости и поискать какие-нибудь ключики. – Из-под полиэтиленовой шапочки Тома выбилась белокурая прядь, а васильковые глаза так откровенно уставились на Макнила, что тому пришлось отвернуться. – Конечно, я не эксперт в этом деле, то есть, не знаю, что куда положить. С ребрами я еще разберусь, но необязательно в нужном порядке. Могу найти кости пальцев, но не знаю, от какой они руки. Для этого понадобится антрополог.
Макнил заставил себя посмотреть патологоанатому в глаза.
– А это проблема?
– Она больна.
– Ясно.
– Но могу провести общую оценку, отметить повреждения на костях и отсутствующие части, извлечь костный мозг и провести токсикологическую экспертизу. – Он помедлил. – Предлагаю подключить Эми. Она разбирается в черепах и много раз идентифицировала трупы.
При упоминании Эми у Макнила екнуло сердце, и он задумался, не отразилось ли это на лице. Может, он слегка покраснел. Том как будто пристальнее всмотрелся в него, словно ожидая какого-то сигнала, но если и так, глаза патологоанатома ничего не выдали.
– Конечно, если ты так считаешь, – ответил Макнил и протянул руку, чтобы ему помогли выбраться.
– Осторожней, – быстро произнес Том. – Кое-кто считает, что ко мне опасно поворачиваться задом.
Макнил медленно повернул голову и посмотрел на него. Мрачный взгляд излучал такую угрозу, что слова не понадобились.
– Какой же ты все-таки мужлан, – ухмыльнулся Том.
Над строительной площадкой повисла тишина, похожая на низко стелющийся туман. Здесь, в самом сердце столицы, это было нечто из ряда вон. Никакого шума уличного движения, ни громких разговоров или смеха, ни гула самолетов, заходящих на посадку в Гатвике или Хитроу, над головой. Лишь заунывные крики чаек, улетевших выше по течению, чтобы скрыться от штормов Северного моря, – белые лоскуты в небе, стервятники, кружащие в ожидании гибели всего мира.
Смерть уже пришла, но на костях не осталось поживы.
Макнил осознал, что все смотрят на него. Не приближаясь, чиновник из правительства скрестил руки на груди.
– Ну и?
– Все должны покинуть площадку, – ответил Макнил. – Мы ее закроем и обыщем.
Представитель правительства наклонил голову набок. Лишь глаза выдавали гнев.
– Тогда будут проблемы, – сказал он.
– Проблемы будут у того, кто не сделает, что велено, – повысил голос Макнил, чтобы слышали все рабочие. – Это место преступления. Убийства.
II
– Ты что ему наговорил, мать твою?
– Сказал, что это место преступления и нам нужно его прочесать.
Лейн бросил на Макнила скептический взгляд.
– В общем, что бы ты там ни сказал, он весь на говно изошел. Ты хоть понимаешь, что сейчас на меня льется?
– Могу себе представить.
– Уверен? – Лейн посмотрел на часы и взял пульт, чтобы включить стоящий на полках с папками телевизор. – А знаешь, когда тридцать лет назад я приехал в Лондон из Глазго, то думал, что расстался с ковбоями вроде тебя. Здесь люди привыкли к хорошим манерам, усекаешь?
– Ага, угрожают вежливее.
Лейн сердито уставился на него.
– Вот уж не думал, что аккурат перед пенсией столкнусь с шотландским отморозком.
Он увеличил громкость телевизора. Снова передавали про смерть премьер-министра, и Лейн явно хотел послушать.
Макнил взглянул на фотографию в рамке, стоящую на полке за столом, – портрет главного инспектора и его жены. Странная парочка. Лейн – выходец из Глазго, из семьи копа старой закалки, рабочей лошадки. Он матерился почем зря, любил грубые хохмы и вечно лез в драку. Волосы он зачесывал с бриолином, а выбритые до блеска щеки с проступившими от пьянства венами щедро поливал одеколоном «Олд спайс». О его приближении можно было догадаться по запаху. С другой стороны, его жена была утонченной дамой, дочерью врача из Челси, любила оперу и театр и читала лекции по драматургии в лондонском университете королевы Марии. Жили они где-то на западе, в большом таунхаусе за городом. В обществе жены Лейн превращался в другого человека. Макнил понятия не имел, что она нашла в Лейне, но как бы то ни было, жена пробуждала в муже лучшее. Так иногда получается у некоторых людей. Макнил подумал, что, хотя Марта не пробудила в нем худшие черты, но и лучшие не оживила. Он завидовал семейным отношениям Лейна.
Он заглянул через открытую дверь в комнату детективов. Там дежурили только пара детективов с горсткой административных работников и полицейских в форме. Пандемия собрала свою дань и тут.
Что-то в новостях привлекло внимание Макнила, и, повернувшись, он увидел, как сидящие за столом мужчины в темных костюмах что-то бубнят в микрофоны. Все они были в масках, как и бомбардирующие их вопросами журналисты. Лицо человека по центру стола в последние несколько месяцев все стали узнавать даже в маске. У него были большие темные глаза под густыми черными бровями, контрастирующими с белокурыми волосами, стриженными под бобрик, и он носил очень своеобразные овальные очки в серебристой оправе. В бархатном, гладком голосе слышался легкий намек на иностранный акцент, происхождение которого невозможно было определить. То был Роджер Блюм, главный врач спецгруппы по борьбе с пандемией компании «Штейн-Франкен».
– Вот клопы вонючие! – выразил Лейн невысказанную мысль Макнила. – Чую, цена на их акции снова скакнет.
«Штейн-Франкен» – французская фармацевтическая компания, чье антивирусное лекарство «Гриппобой» Всемирная организация здравоохранения отобрала еще в преддверие пандемии в качестве потенциально наиболее эффективного средства от птичьего гриппа, если тот начнет передаваться от человека человеку. ВОЗ также предупредила, что такое развитие событий неизбежно. И в результате все страны мира, которые могли себе это позволить, заказали лекарство аж на три с половиной миллиарда евро. Одна Великобритания купила почти пятнадцать миллионов доз для лечения четверти населения. Первыми лекарство получили работники системы здравоохранения. Но средство не особо помогало. В лучшем случае облегчало течение болезни и укорачивало ее длительность, делая выживание более вероятным. Хотя при летальности почти в восемьдесят процентов спросом будет пользоваться любое средство, способное увеличить шансы.
На пресс-конференции «Штейн-Франкен» объявила о дальнейшем увеличении производства «Гриппобоя», чтобы удовлетворить возросший спрос. Циничный журналист из зала спросил доктора Блюма, связано ли увеличение производства с тем, что несколько развивающихся стран намерены производить собственные дженерики. Блюм с легкостью отверг явный намек на то, что его компания заинтересована лишь в сохранении монополии.
– Мы открыли новую фабрику во Франции специально под производство «Гриппобоя», – сказал он. – На следующей неделе она начнет работать. Это давно планировалось. Так что никакой спешки из-за конкуренции. Мы способны производить лекарство быстрее и лучше, чем кто-либо. И контролируем качество, чтобы обеспечить его эффективность.
– Ваша вакцина оказалась неэффективной.
Тон журналиста отражал всеобщее негодование в стране по отношению к тем, кто наживался на мировом бедствии.
– И это прискорбно, – ответил Блюм. – Не из-за примитивных соображений коммерции, а потому что вакцина могла бы спасти жизни.
– Так почему же она не работает? – раздался другой укоризненный голос.
– Потому что мы сделали неверное предположение, – с легкостью ответил Блюм. – Птичий грипп существовал уже давно, но лишь в 1997 году подтвердился первый случай заболевания человека. Тогда вирус передался человеку от птицы. Но с этого момента было лишь вопросом времени, когда птичий грипп объединится с вирусом человеческого гриппа и возникнет форма, передающаяся от человека человеку. Мы знали, что, когда это случится, весь мир попадет в беду. Пандемия была неизбежной и почти наверняка стала бы страшнее, чем испанка в 1918 году. Которая унесла жизни пятидесяти миллионов человек. Так и началась гонка в попытке найти способ победить грипп, прежде чем разразится эпидемия. – Блюм провел рукой по ежику волос на макушке. – И мы одновременно со многими другими попытались создать в лаборатории то, что выглядело бы для иммунной системы как передающийся через людей птичий грипп. Чтобы таким образом создать вакцину. Это значило объединить соответствующие гены птичьего гриппа H5N1 с обычным гриппом человека. Для этого мы выбрали штамм гриппа H3N2, которым чаще всего болеют люди. – Врач покачал головой. – Цель заключалась в том, чтобы поменять местами восемь генов обоих вирусов, один за другим, и посмотреть, какие комбинации создадут версию, легко передающуюся между людьми. Проблема в том, что таких комбинаций двести пятьдесят, и найти верную – все равно что выиграть в лотерею.