Густав Миллер вышел из механического цеха и направился в свой небольшой кабинетик. Придя к себе, он поставил чайник, достал из шкафа печенье, сел за стол и задумался. Ну вот, что и требовалось доказать. Михаэль Светлоф, лучший карусельщик, из тех, что видел Густав за свою, не очень долгую жизнь, тайком делает нож. Судя по размерам и форме, которые успел разглядеть Миллер, пока тот не сунул клинок в рукав, совсем не простой, столовый ножичек, а явно боевой нож. Орудие убийства.

Значит, он был прав, когда говорил своим друзьям, что так вечно продолжаться не может. Всё равно рабочие, или рабы, как их называли некоторые, более радикально настроенные учёные, когда-нибудь восстанут. Так было всегда в истории человечества, многие империи канули в небытие, после восстания рабов. И сделать с этим ничего нельзя. Нет, можно, конечно позвонить в гестапо, они мгновенно отреагируют и схватят Михаэля. Возможно, в своих камерах, они вытянут с него ещё нескольких сообщников, даже скорей всего вытянут. Уж что-что, а пытать людей они научились.

Ну и что дальше? Ладно, замену карусельщику можно подобрать, либо передать его номенклатуру деталей в другой цех. Работа не остановится, но так же не прекратятся и попытки рабочих освободится. В этом Густав нисколько не сомневался, люди всегда будут бороться за свою свободу. Значит, опять будет литься кровь, и в итоге на базе никого не останется ни хозяев, ни рабов. К счастью ни он один так считал. Большинство молодых учёных были того же мнения. Надо что-то решать, многие так говорили. Однако пути решения проблемы у всех были разные.

Многие рассчитывали на успехи лаборатории генетики. Там, кстати, работала подруга Миллера Берта Фишер. Они пытались синтезировать вакцину подавляющую волю человека. То есть цель была получить послушного индивида. Он беспрекословно выполняет любые команды хозяина, при этом полностью счастлив и доволен жизнью. Ни о чём, кроме пищи не думает, а в идеале, ещё и способен размножаться. Производя на свет уже готовых, идеальных рабов.

Вначале Берта загорелась этой идеей. Пропадала сутками в лаборатории вместе со своим руководителем, профессором Максимилианом Беккером. Когда они перешли к фазе реальных опытов над людьми, она вся светилась надеждой. Она считала, что их вакцина поможет людям узнать, что такое счастье. Никаких волнений, забот, тревог. Делай свою работу и улыбайся, радуйся каждому новому дню. Когда завершилась серия опытов, Миллер случайно встретил девушку в коридоре и не узнал её.

Растрёпанная, с отчётливым запахом алкоголя, она брела, опираясь на стену, в сторону жилого сектора. Он подхватил её под руку и чуть не волоком проводил её до дома и, раздев, затолкал в душ. Спустя некоторое время, она вышла из душа, и закутавшись в большое полотенце, с ногами забралась на диван. Она сидела молча, уставившись в одну точку, потом тихо заговорила:

– Ты знаешь, как они кричали после инъекции? Я думала, ладно, ничего, новый человек всегда рождается в муках, профессор тоже так считал. Примерно двое суток продолжались конвульсии, потом они затихли, потеряв сознание. Вскоре давление и пульс пришли в норму, мы вздохнули с облегчением, процесс стабилизировался. Сутки спустя все трое подопытных очнулись. Мы потирали руки, принесли пищу в палату, тогда-то у меня и возникли первые сомнения. Понимаешь, они разучились есть. Не умели ни ложками, ни руками, они наклонялись над тарелками и хватали еду ртом как животные.

Она ненадолго замолчала, потом встала и, подойдя к бару, налила себе немного коньяка, а потом опять вернулась на диван и снова поджала под себя ноги.

– Густав, если хочешь, плесни себе сам, – сказала она, отхлебнув глоток из бокала.

– Спасибо Берта, мне ещё на совещание сегодня, к начальству идти, – отказался он, взглянув на часы.

– Мы пытались их научить пользоваться ложкой, – продолжила она, – но тщетно. Они оказались необучаемыми. Они также разучились говорить, стали гадить прямо в одежду. Несколько дней мы бились над ними, пытаясь научить хоть чему-нибудь. Учили буквы, звуки. Они даже не пытались повторять их за нами. Их пробовали наказывать, бить, не давать пищу, всё бесполезно. Даже ложкой работать мы не смогли их научить. Абсолютные растения, все трое, а ведь до инъекции, они были нормальными, здоровыми людьми, все рефлексы были в норме. Интеллект выше среднего, а мы превратили их в овощи. Сегодня Беккер принял решение их усыпить и кремировать, что зря продукты переводить. Мне так плохо Густав, я же хотела реально помочь этим людям, которых на базе тысячи.

Миллер позвонил начальнику и, сказав, что приболел, отпросился с работы до завтра. Остаток дня и ночь он провёл с Бертой, пытаясь её успокоить. После этого эксперимента девушка резко охладела к генетике и уже не боготворила своего шефа. Она по инерции продолжала ходить на работу, так как деваться с базы было некуда. Живыми от сюда никого не выпускали, не инженеров с учёными ни пленных. Хоть и жили они в разных условиях, все они были заложниками обстоятельств.

Густав родился в небогатой семье учёного. Отец был помешан на науке. Он со школьной скамьи вечно пропадал по лабораториям. Именно в одной из них судьба свела его с молодой лаборанткой Эльзой, которая вскоре стала его женой. А через год на свет появился маленький Густав. Мама всегда говорила, что сама женила папу на себе, отбив его у науки. Но, когда Густав немного подрос, всё же уступила сопернице и принялась ассистировать папе в его изысканиях. А мальчик, чаще был с няней, чем с родителями.

Когда к власти в Германии пришёл Гитлер, отца неожиданно арестовали. Оказалось, несмотря на свою любовь к науке, он ещё любил справедливость, и в молодости вступил в коммунистическую партию. Папа попал в один из первых концентрационных лагерей, созданных по приказу фюрера. Мама вначале оббивала пороги различных учреждений, пытаясь отстоять честь мужа, но всё было тщетно. В стране набирал силу фашизм, нацисты старались твёрдо встать на ноги и подмять под себя всю страну. Из лагеря отец так и не вышел, вскоре после начала второй мировой войны, почтальон принёс к ним в квартирку казённую бумагу. В ней говорилось, что их отец и муж скончался в лагере от пневмонии и похоронен на соседнем с лагерем кладбище.

Густав к тому времени уже учился в институте и тоже всерьёз интересовался наукой. Но в отличие от отца его не интересовала наука в чистом виде. Он хотел стать практиком, учёным и инженером одновременно. Очень интересовался авиацией, как и покойный отец, пропадал в лабораториях, своими руками изготавливая различные модели. Несмотря на печальную участь отца его никто, не притеснял, наоборот профессор в институте взял над ним опеку и всячески помогал парню. Даже сумел пробить ему повышенную стипендию.

После окончания института его сразу взяли в конструкторское бюро одного из секретных заводов, который по слухам курировала таинственная организация Аненербе. К этому времени, мама уже год как умерла, молодой учёный закрыл пустую квартирку, приехал на предприятие и с головой окунулся в работу. Как и все сотрудники, он жил под землёй в жилом секторе, лишь в выходной разрешалось поехать в соседний небольшой городок и немного расслабиться. Посидеть в баре или навестить подружку у кого есть. Но вскоре он и в выходные перестал покидать завод. Уже начались испытательные полёты нового образца дисколета, и он старался в них участвовать, нежели бесцельно сидеть в баре. Ну, а подружки у него не было.

Они так и не смогли закончить работу. Русские войска вторглись на территорию Германии, и их завод срочно начали готовить к эвакуации. Сотрудникам и учёным предложили сделать выбор. Ехать с заводом на другой континент на новую секретную базу и продолжить работу, или остаться в Германии и ждать войска большевиков. Силой никого не принуждали, так как поездка планировалась в один конец. Нет, конечно, господа в военной форме говорили о создании четвёртого Рейха и новой освободительной и победоносной войне. Но Густав, да и другие не очень прислушивались к этому бреду.