Они ужинали молча, сидя друг напротив друга за маленьким столом. Билл ел медленно и методично. Каждый кусочек еды он поглощал так сосредоточенно, словно балансировал на канате. Порой это завораживало Карен. И когда из куриной котлеты «по-киевски» вылетела водянистая струйка масла с чесноком и угодила на салфетку, а не на рубашку Билла, Карен почти расстроилась.
Она промолчала – привыкла к такому. Прежде она пошутила бы по этому поводу, а теперь ей было легче невозмутимо продолжать есть – меньше разочарований. Они стали похожи на супружеские пары, которые Карен видела в отпуске, – на людей, которым нечего сказать друг другу. Карен стала предаваться раздумьям – о том о сем… Мысли метались. Если дать себе волю… Она живо представила себе разговор с мужем о сексе, как вдруг услышала его голос:
– Интересно, Дейзи приедет на это мероприятие?
– На какое мероприятие? – Карен часто заморгала.
Билл нацепил горошину на один зубец вилки.
– Мамин праздник. Интересно: вспомнит ли она вообще, что речь о юбилее – что ее матери исполняется восемьдесят?
Карен даже не знала, что ответить.
– Конечно, приедет, она про такие вещи не забывает. К тому же ваша мама попросила всех присутствовать, верно? Я про ее странное приглашение.
– Не знаю, странное оно или нет. Типичная мама. Такое у нее необычное чувство юмора.
Карен сомневалась. На ее взгляд, тут было нечто иное, помимо своеобразного чувства юмора.
– Ну ладно. Так или иначе, я уверена: Дейзи появится.
Билл открыл рот и тут же закрыл, а потом медленно произнес:
– Ты ее не знаешь.
«Он хочет об этом поговорить», – поняла Карен.
– Зато я знаю, что вы все про нее говорите. Вернее – что вы все про нее не говорите. По крайней мере, Дейзи явно любит мать – и пусть она тебе и Флоренс не нравится.
– Конечно, она мне нравится. Она моя сестра.
– «Нравится» – неправильное слово.
Билл вздохнул.
– Я хотел сказать… что-то все-таки есть. Несмотря на все, что она натворила, я ее люблю. Мы – одна семья.
– Так что же она натворила, конкретно?
Билл пожал плечами – совсем по-мальчишески.
– Ничего. Просто она не очень… – Он раздавил несколько горошин ножом. – Она вредная.
Карен хохотнула.
– Вредная! Что – прятала твои вещи и обзывала тебя вонючкой? Это не причина ее не любить, Билл!
– Она меня называла «Лили», – буркнул Билл, глядя в тарелку. – «Билли-Лили». Потому что она была Дейзи Вайолет, а второе имя у Флоренс было Роуз, и она говорила, что я – самая девчонка из всех. – Он потер пальцами глаза. – Но ты права, это глупо. Она не сделала ничего ужасного…
– А я думала, что она украла деньги у герлскаутов во время церковного праздника и купила на них травку.
– Ну да. – Билл потер кончиками пальцев переносицу. – Откуда ты знаешь?
– У меня свои источники информации, – пошутила Карен. – Люси сказала.
– А она откуда об этом знает?
– Твоя дочь знает все, – ответила Карен. – А еще она сказала мне. что Дейзи чуть было не устроила пожар в амбаре, когда курила косяк с каким-то парнем из деревни.
Билл несколько секунд пристально смотрел на жену, словно не мог решиться – продолжать разговор или нет.
– Ну… да, она немного баловалась с наркотиками до своего отъезда. И творила всякое. Я часто думал…
– О чем ты думал?
– Знаешь, если сказать об этом вслух, то это прозвучит довольно истерично. Я имею в виду события, которые я не в силах постигнуть разумом. А теперь, когда Дейзи превратилась в ангельскую персону, спасающую сироток и собирающую деньги на благотворительность, нам не позволяют говорить о ней плохо. – Он рассмеялся. – Только маме ни слова, ладно?
– Вы все ненормальные, – объявила Карен, взяв со стола тарелки и практически швырнув их на кухонный островок, за которым находилась кухня. – Почему вы храните молчание? То есть почему она вообще уехала? Почему не видится с Кэт? Безумие какое-то. – Карен сама услышала надменные нотки в своем голосе – и чем дальше, тем больше их становилось. – И Кэт ненормальная, если на то пошло. Засела в Париже и никому не разрешает ее навестить – будто она прокаженная.
– Ничего подобного. Кэт иногда приезжает домой.
Карен знала, что Билл очень любит племянницу.
– Просто она очень занята.
– Она на цветочном рынке работает – чем же она так занята? Раньше была потрясающей журналисткой, писала о моде и тусовалась со всеми великими дизайнерами, и все такое прочее, – а теперь торгует растениями в горшках. – Карен понимала, что говорит жестокие слова, но ей ужасно хотелось хотя бы раз вытащить мужа из раковины спокойствия, чтобы он дал волю подавленным эмоциям. – Билл, она не была дома больше трех лет. Ты не задумываешься почему?
Но ее муж просто пожал плечами.
– У нее там был парень, Оливье. Похоже, какой-то ненадежный. Он уехал в Марсель, а собаку по кличке Люк оставил на попечение Кэт – так говорила мама. В общем, там все грустно, у бедолаги Кэт. – Билл подлил себе вина. – А этот Оливье – просто кошмар.
Карен поймала себя на том, что ей хочется заорать.
– Что это значит? Он был наркоман? Что ей пришлось пережить?
– Я не знаю, Карен, – ответил Билл печально. – Не знаю и поэтому чувствую себя паршиво. Я с ней не говорил. За всем не уследишь, верно? – Он потер пальцами лоб, уставился на скатерть. – Я тебе рассказывал про Люси? Она хочет обо всем этом написать какую-то статью для газеты. Типа «Семейные тайны Дэвида Винтера».
Карен не сразу сумела переварить эту новость.
– Ничего себе название…
Билл растерялся. Карен заметила, как печальны его глаза, и у нее больно кольнуло сердце.
– Ты же знаешь, каковы эти газеты. Они не меняются. Обожают вынимать скелеты из… отовсюду.
Карен зазнобило в теплой комнате. Она встряхнулась, чтобы прогнать дрожь. Билл сложил руки на столе перед собой и подался вперед.
– Я не хочу говорить ей «нет», и все же вряд ли идея хорошая – ворошить все это. Мама будет расстроена.
– Я никогда толком не могу понять, что ты имеешь в виду, – призналась Карен. – Если ты меня спросишь, я скажу: Дейзи эгоистка. Кэт тоже. Они могли вернуться, но не возвращаются. Что касается Флоренс, то она не от мира сего. А Люси… Ей пора всерьез задуматься о своей карьере. Она то и дело говорит, что хочет стать писателем, достичь большого успеха и всякое такое, но при этом она ничего не делает.
Близость Билла с дочерью вызывала у Карен раздражение, и обычно, когда они ссорились, ей хотелось уколоть мужа. Да, ее раздражало то, как они смеялись над одним и тем же, как у него загорались глаза, когда он видел отправленную ему Люси открытку, или голосовое сообщение, или комикс из «New Yorker». Люси жила с отцом после развода, и их близость друг к другу не оставляла места для Карен. Люси была полна жизни, она была похожа на порыв свежего воздуха, она была слишком велика и неуклюжа для их крошечного дома. Карен не входила в их мир и старалась не переживать из-за этого, однако порой к ней все же подбиралось гадкое, ревнивое, детское желание причинить боль.
– Похоже, ты единственный, кому есть дело до родителей. Тебе одному приходится взвалить на себя все, что здесь происходит.
– Ничего я на себя не взваливаю. – Билл грустно усмехнулся. – Мне нравится навещать маму и папу. Я не похож на сестер. Я скучный. И люблю спокойную жизнь.
Они сидели за маленьким столиком и смотрели друг на друга. Наступила короткая пауза. Карен понимала, что испортила вечер и, видимо, ей лучше уйти. Она встала и скрестила руки на груди.
– Извини, день получился долгий. Я очень много работаю. Ты не возражаешь, если я сейчас отнесу открытку?
Билл остался за столом.
– Билл?
Помолчав еще немного, Билл произнес:
– Ты к Сьюзен идешь, да?
Дрогнувшим голосом Карен ответила:
– Да.
– Передай ей привет от меня.
– Передам…
Карен отвернулась и стала надевать пальто.
– Я тут вот о чем подумал, – проговорил Билл медленно и откинулся на спинку стула. – Пожалуй, тебе стоило бы отдохнуть. После нашего семейного праздника. Съездили бы во Флоренцию. Или в Венецию. Маленький отпуск в декабре, перед Рождеством. Как полагаешь?