Йен принес здоровенный торт, размером с поезд, а для взрослых – французскую помадку. И торт, и конфеты он заказал в «Bettys»[39]. Подарок Джо был убран в пластиковый пакет и лежал на полу у дивана. Возвращаясь из туалета, Джо заметил помятый торт, приготовленный его мамой и оставленный нетронутым в новенькой, с иголочки, стерильной кухне. Жирный крем стекал на картонные тарелочки, которые Лидди аккуратно разложила по краю торта. В итоге Джо сильно напился с Лайзой, соседкой Джеммы, и они пошли к ней, и у них был секс. Секс точно был, только Джо почти ничего не запомнил.
Но еще хуже было вот что: когда Джо уезжал и пришел попрощаться, Джемма вышла из дома. Ее просто трясло от злости.
«Кое-что меняется, Джо. Понял? – Она постучала пальцем по стеклу джипа Йена, на котором она теперь возила Джейми в детский сад. – Мне надоело, что ты болтаешься тут, как бездомный пес».
Джо видел Джейми, сидевшего на заднем сиденье и пристегнутого ремнем безопасности. Полусонный малыш удивленно смотрел на отца, сунув в рот палец; к вспотевшему лбу прилипли густые кудряшки. Джейми потянулся к дверце и постучал по стеклу указательным пальчиком.
«Папа?»
«Убирайся и живи своей жизнью, – прошипела Джемма, глядя на Джо в упор. – Я серьезно».
Конечно, она права. Просто Джо не знал, какая она – его жизнь. Отец ушел, когда Джо не было пяти лет, а Мишель было восемь. Первое время отец часто возвращался, а затем перестал. Дерек Торн, врун и картежник, отнимал деньги у матери Джо и Мишель, а однажды, напившись, ударил ее. Куда подевался отец, Джо понятия не имел. Мать не хотела об этом говорить. Даже и трагедии не было никакой. Он просто испарился, вот и все.
Теперь Джо понимал, как легко и просто может такое случиться. Понимал, насколько осторожно ему следует себя вести, чтобы сохранить хорошие отношения с Джеммой и Йеном. Потому что воспоминания о встречах с Джейми становились для него все более и более драгоценными. Отцом Джейми был он, а не Йен, тут ничего измениться не могло. Джо не какой-нибудь там идиот из Союза борьбы за права отцов. Он не собирался мешать Йену. Потому что ночью, когда Джейми проснется, рядом окажется Йен, а не Джо. И Йен обнимет Джейми, когда тот скажет, что его напугало чудище, которое сидит под кроватью. Да, все это будет делать он…
Джо остановился на полпути вверх по холму. Он стоял, вдыхая запах опавшей листвы, древесного дыма, дождя, и смаргивал едкие слезы, застилавшие глаза. Удивительно радостно было вспоминать, как Джейми прижимался к нему крепким, жилистым телом, когда они обнимались, но к радости примешивалась колющая сердечная боль. Джо вспоминал, как пахло костром от волос Джейми тем летом. Вспоминал негромкий голос сына и то, как он спал, крепко сжав кулаки; так он спал с тех пор, когда был совсем маленьким. Вспоминал его ровные зубы, веселую болтовню про одноклассников и про подружку по имени Эсме.
Джо понимал, что жизнь не остановить, что надо двигаться дальше, раз уж он оказался в таком положении. Но он чувствовал, что начал все портить. И наверное, уже было слишком поздно.
До Винтерфолда оставалось идти минут десять. Подъем по травянистому склону стал круче. Тропа виляла между деревьями, вела мимо развалин старинного монастыря и заканчивалась перед деревянными воротами. На невысоком заборе у ворот было высечено название поместья: «Винтерфолд». Прежде чем отодвинуть засов, Джо немного помедлил. Не то чтобы он трепетал перед знатными и богатыми, но все же очень волновался, шагая по усыпанной мелким гравием подъездной дорожке. Другой мир!
На темно-оливковой зелени пестрели желтые прожилки. Ветви еле слышно шелестели. Джо шагал вперед и смотрел на Винтерфолд. Парадная дверь находилась в центре дома, имевшего форму буквы «Г», и из-за этого казалось, что дом тебя словно обнимает. Нижняя половина постройки была сложена из золотисто-серого батского камня, кое-где покрытого белесым лишайником. Здание венчали четыре величественные мансарды, обшитые стругаными досками – по две с каждой стороны. От земли к нижнему стропилу тянулась глициния. Джо заглянул в одно из витражных окон у двери и отпрянул. Внутри кто-то ходил.
Большая дубовая дверь с резьбой в виде орнамента из ягод и листьев потемнела от времени. Дверной молоток имел форму совы; ее глаза смотрели на Джо не мигая. Джо решительно постучал и отступил на пару шагов. Он чувствовал себя Джеком, явившимся к дому великана.
Прождав целую вечность, Джо протянул руку к молотку-сове, чтобы постучать снова, когда дверь открылась. Джо качнуло вперед, и он чуть не упал в объятия Марты Винтер.
– О, привет. Рада вас видеть. Как рука?
– Намного лучше. – Джо достал сверток, который держал под мышкой. – Я вот тут вам принес кое-что. Чтобы отблагодарить. Мне сказали, что, если бы доктор Винтер не сделал все так быстро, я мог бы потерять палец.
– Входите. – Марта развернула бумагу и провела кончиками пальцев по потрескавшейся корочке хлеба. – Тигровый хлеб[40]. Мой любимый, представляете? Как мило с вашей стороны, Джо! Но меня не стоит благодарить – на моем месте так поступил бы каждый. Благодарить вам надо моего сына.
– Да, – кивнул Джо. – Конечно.
– Вы ведь здесь прежде не бывали, верно? Тут красиво по вечерам, когда солнце начинает опускаться за холм.
Джо и не заметил, как Марта сняла с него пальто и повесила на один из странных резных крючков. Когда они шли по прихожей, он бросил взгляд влево, в огромную светлую гостиную. Вдоль беленых стен, рассеченных черными столбами, стояли темные деревянные буфеты. Французские окна были открыты нараспашку, а за ними начинался сад. На фоне зеленоватой дымки мелькали красные, синие и розовые пятна.
– Прекрасное выдалось лето для садовников! То и дело дождь. Домик на дереве совсем сгнил. Правда, у нас тут теперь нет детишек, которые всюду носятся как угорелые, и домик на дереве больше никому не нужен… – Марта открыла дверь кухни, и Джо вошел туда следом за ней. – Я дверь закрою, потому что Дэвид в кабинете и может захотеть к нам присоединиться.
– А это плохо?
– У него сроки подпирают, с выставкой. А он обожает отвлекаться – услышит ваш голос и явится. – Марта взъерошила коротко стриженные волосы. – Садитесь, угощайтесь имбирной коврижкой.
Она отодвинула от стола деревянный резной стул с подлокотниками и подтолкнула по столешнице к Джо бело-голубую полосатую тарелку. Джо с радостью взял кусок коврижки. После травмы его постоянно мучил голод, и он не мог понять, в чем дело, – может, какой-то длительный шок? Марта Винтер ходила по просторной кухне, а Джо следил за ней взглядом. За открытыми дверями располагалась столовая, отделанная деревянными панелями. На буфете стояла банка из-под варенья с ярко-розовыми и сиреневыми цветами душистого горошка. Лидди, мать Джо, сажала душистый горошек возле дома и упорно направляла его вверх по решетке у забора, окружавшего их маленький коттедж. Джо с наслаждением вдохнул сладкий, головокружительный аромат цветов и думал о том, что надо бы что-то сказать, чтобы Марта поняла: он профессионал и годится для работы, которую она хотела ему поручить.
– Флоренция? – спросил он, указав на висевшую на стене акварель.
Марта посмотрела на картину и улыбнулась.
– Да. Мы написали эту картину во время медового месяца. Вместе.
– Очень красиво. А я учился в Италии. Курс кейтеринга – целый семестр там провел.
– Моя дочь живет во Флоренции, – сказала Марта. – Учились в Италии? Как чудесно. А где именно?
– В деревушке, где-то в глуши, в Тоскане. Было здорово. А ваша дочка чем занимается?
– Она профессор искусствоведения. Большую часть времени преподает в Британском колледже искусств там, но иногда и здесь читает лекции. Она очень умная. Не то что я. Я изучала историю искусств, но говорить не мастер.
– Так вы тоже художница?
