Подвалы да крыши, капающие как небо.
Но место ценилось в этих домах,
И лишних вещей в них не было.
И раз дома теперь топят газом,
Сараи заполнялись вещами:
Примус, картина с коровами, тазик…
И полка, с консервированными овощами.
В моём был старый кухонный стол,
И старая, чёрная, настольная лампа.
И с кончиной деда потерявшая толк
Чугунная сапожная лапа.
В столе хранил я свои секреты.
В доме негде, там места нет.
А здесь, ну буржуйский почти кабинет.
Вот только жалко, что не было света.
Да и зачем он, в тот самый час,
Когда звездное небо ночью.
А приспичит, так есть свеча.
Разве, дорого это очень?
А когда свеча догорит,
Жжёшь фитиль, что из банки с маслом.
И рифмуй себе до зари,
Хоть не ярок огонь, не гаснет.
Возмужал я, завёл жену,
Обзавелся и новой квартирой.
И сменил я ее, не одну
И жену я сменил, и страну,
Путешествуя жизнью по миру.
Вот еще одно в жизни жильё.
Замечательный съем, по случаю.
Хоть чужое, а не своё,
С каждым разом, все лучше и лучше.
Но когда я последней жене,
Говорил, что уж тут нам, рай.
То она отвечала мне.
– И в дворце ты устроишь сарай.
Это правда. Но что из того,
Что здесь, уж точно, с крыши не капает?
Я жалею о многом, но больше всего,
О сапожной дедовской лапе.
Лотерея
Предвкушением дурея
Поиграем в лотерею
Номера вписав в таблицу
Или цифру подчеркнув.
Как рулетку аэробус
Под собой вращает глобус,
И пора поторопиться
Подчеркнуть себе страну.
В ожидании зелёных,
Шелестящих, как на клёнах,
Не надейся выграть малым,
Всё поставь и не жалей!
Ну и что, что проиграли.
Мы сыграли – не удрали.
За окном хамсин и пальмы,
А не вата тополей.
Мы совсем не виноваты,
Что проигрывать чревато.
Даже если очень жутко,
Ты своей удаче верь,
Если в ожиданье рая
Мы ещё разок сыграем,
Зарядив без промежутков
Барабанный револьвер.
Предвкушением дурея,
Поиграем в лотерею.
Не надейся выграть малым,
И своей удаче верь.
Как рулетку аэробус
Раскрутил картонный глобус.
За окном хамсин и пальмы,
А в кармане револьвер.
Ливень
Вот если попаду под этот дождь —
Июльский ливень, тёплый и внезапный,
На лужах пузыри, и листьев дрожь,
И мокнущей травы зелёный запах.
Пойду своё лицо дождю открыв.
Пусть до последней нитки я промокну.
Под барабанный грохот мокрых крыш,
Я стану частью этого потока.
Приду домой, на пол, ещё в дверях,
Я сброшу старость с мокрою одеждой.
Ведь он не навсегда – дождь ноября?
Еще зима, весна чредою прежней.
А летом, кто-то попадет под дождь.
Июльский ливень, тёплый и внезапный.
На лужах пузыри, и листьев дрожь
И мокнущей травы зелёный запах.
И снова впереди дорога
И снова впереди дорога,
И лишь молитва по ночам
В надежде выпросить у Бога
Хоть на столетие очаг.
Не потому хорош велосипед
Не потому хорош велосипед,
Что денег не хватает на машину.
А потому, что сто гвоздей и бед
Сегодня обминули нашу шину.
Педали над усталой мостовой
Я круг за кругом двигаюсь и движусь.
На новом круге стрелки часовой,
К чему-то дальше, а к чему-то ближе.
Не то, что это радует меня?
Но ты попробуй двигаться и плакать.
Гоню велосипед, как гнал коня
Прапращура неугомонный папа.
А сзади, на багажнике мой сын.
Он без ироний к миру расположен.
Вы б отдохнули милые часы,
Мы вместо вас вращать педали можем.
Нет билетов в два конца
Нет билетов в два конца
Мы летим, плывём и едем.
И глупца, и мудреца
Гонит ветром по планете.
Невозвратное вчера,
И невиданное завтра.
Ветер мне шепнёт пора,
Но себя оставить жалко.
От себя не убежать,
Но успешно мы уходим,
На крыле острей ножа,
На одесском пароходе.
Обрывая якоря,
Раз назад не воротиться,
Через реки и моря,
Через южную границу.
Нет билетов в два конца.
Лишь в один конец —
Так что же?
Нет такого хитреца,
Что пробраться в завтра сможет.
Я отправлюсь во вчера
Взяв билет во тьму столетий.
Но пока несут ветра
Не использован билетик.
Нет билетов в два конца.
Мы летим, плывем и едем.
И глупца, и мудреца
Гонит ветром по планете.
Непонятное вчера,
И невидимое завтра.
Ветер мне шепнул пора,
Но себя ужасно жалко.
На рассвете будешь расстрелян
– Так вот. На рассвете будешь расстрелян.
На этом свете – такое время.
Потом расскажешь нам, как на том,
И счеты с нами сведёшь…. Потом.
А я стоял и в коленях дрожь
Сдержать пытаясь, сказал
– Ну что ж —
И снег под моими ногами таял.
Он посмотрел на мои колени.
– Да ты до рассвета замерзнешь только
А кто-то скажет, что из-за лени
Моей.
А может, скажут, что я жестокий?
– Эй! Зарядить карабины. Быстро!
А может, с нами хочешь пойти?
Что-то коленки твои, словно листья.
Трус ты, а значит уже не кретин.
– Эй! Сапоги и шинельку солдату!
Я покачал головой, еле-еле…
– Нет, не пойду. Поскорее ребята.
Очень уж холодно, в самом-то деле.
Деревья в стекляшках
За окошком и мокро и серо,
И машин комариный зуд.
И лишь пятнышки белого снега,
Где-то там – далеко внизу.
А вчера я ходил по сугробам,
И дороге в накатанный слой.
И ботинки мочил и гробил,
И не думал идти домой.
Я с девчонкой спускался под гору.
Было скользко и было смешно.
Нам в туманную, позднюю пору,
Просто так,
Ни за что, повезло.
На деревьях стекляшечный иней
Под ногами рипящий ковёр.
И туман молчаливый и синий,
И девчонки весёлый задор.
А часы подгоняли к нам полночь,
И рассыпался сказочный мир.
Громко чмокнувшись…,
Сами…, Покорно…,
Разбежались по клеткам квартир.
И с утра, все деревья в стекляшках.
А сейчас мокрый мир,
И машин…
За окном пролетающих часто
Шум мотора и хлюпанье шин.
На даче
Наверно тяжело грушёвым веткам,
