– Возможно, возможно, Солон, ты прав. Но мне больно осознавать это, ибо я приверженец учения строгого, вечного и неизменного. Прошлое во мне и надо мной, и я весь в нём. А ты – болен жизнетворным будущим. Мы с тобой ровесники по годам, но по духу между нами лежит пропасть в две тысячи лет. Я в глубоком, тоскливом одиночестве нахожусь там, на самом её дне и никак не могу сдвинуться с места, поползти вверх. А ты находишься на вершине, но уже облачился новыми мыслями и изготовился к новому полёту. Мне жаль тебя, но в потаённых уголках своей души, я искренне завидую тебе. Если Эллада поймёт тебя правильно, то её ожидает великое будущее, более значимое, чем египетское прошлое. Хотя никому не известно, что на самом деле лучше. Только спустя столетия люди смогут верно, и беспристрастно оценить наши дела и помыслы. Время – вот подлинный измеритель истины, который нас может справедливо рассудить. А люди, каким бы они ни были, всего лишь его случайные заложники.

Жрец умолк и заметно сник. Солону показалось, что лицо египтянина, покрывшееся неизгладимой тоской, действительно постарело на тысячу лет, и ему стало искренне жаль собеседника.

– Не грусти, Менхофра, не терзай свою душу устаревшими сомнениями. Время великих перемен только наступает. Я полагаю, что и Египту его в будущем не избежать. Однако и то, чего вы добились за прошедшее время, достойно всяческого уважения и изучения. Жаль только, что вы замкнулись в себе, что многое не делаете всеобщим достоянием, ведь оно заслуживает этого. Меня, между прочим, интересуют многие ваши папирусы – они же настоящий кладезь знаний. Не могу ли я с ними познакомиться?

– Можешь, но не сейчас. Вопрос в том, что переписчики заняты восстановлением рукописей, и это продлится долго. К тому же, много свитков по приказу фараона переданы в храм Нейт – в Саис. Ведь там теперь столица. Фивы вновь оказались на задворках и, как мне кажется, теперь уже навсегда. Мы постепенно угасаем, а как хотелось бы процветать, благоухать.

– Напрасно тоскуешь, Менхофра, Сансу, никогда не сравниться с Фивами во славе и величии. Ваш город единственный из египетских городов, которые воспевал наш великий поэт Гомер. Да и столица – что в ней хорошего? – интриги, суета, тревоги. Ты ведь жрец, а не политик. Для жреца храм выше государства, а самый лучший египетский храм здесь – в Фивах, в Карнаке.

– Не забывай, Солон, что я не только жрец. В Египте жрец больше, чем жрец. Он даже больше значит, чем иной политик. К тому же я не только священнослужитель, но и человек, обычный человек со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но, впрочем, всё, что не делается – делается к лучшему, так гласит древняя мудрость.

Солон был приятно удивлен некоторыми переменами, происшедшими в его собеседнике. Ещё несколько часов назад Менхофра был уверенным в себе, в своих идеалах и воззрениях был незыблемым, подобно затемнённому изваянию Амона. А теперь, казалось, перед афинянином сидел обыкновенный человек, всего лишь облачённый в жреческую одежду, со всеми присущими людям слабостями.

– Я хочу спросить тебя, любезный Менхофра, – после длительной паузы обратился к нему гость, – о том, что меня сильно заинтриговало.

– Это ты о чём? – несколько приободрился жрец.

– Там, в храме, на одной из колонн, начертаны слова: «Великая Атлантида». Большего прочесть я не успел. Разъясни мне, что они означают?

– От твоего зоркого глаза, Солон, ничего не ускользнуло, – уважительно заметил хозяин дома. – Прочитанная надпись, – это пролог к большой рукописи, из которой можно почерпнуть сведения о древнейшем неведомом нам, ныне живущим, народе. По уровню знаний и обустройству своей жизни он, судя по всему, был намного выше нас и вас и всех ныне живущих.

– Но этого не может быть! – воскликнул потрясённый Солон.

– Не может, но возможно было, – спокойно ответил жрец, – об этом свидетельствует самый древний папирус. К тому же далёкие предки жреца Сонхиса, проживающего сейчас в Саисе, видели это своими глазами. Между прочим, интересующий тебя папирус находится у него. Древнюю реликвию с трудом удалось сберечь.

– Но, почему к ней такое странное отношение? – ещё больше забеспокоился афинянин.

– Потому, что этот манускрипт коренным образом меняет взгляд на нашу историю, религию и всё то, на чём мы учились и воспитывались.

– Но я никогда и ничего не слышал о таком народе.

– Об этом и сейчас знают не более пяти человек. А раньше – и того меньше.

– Давно ли жил этот народ, не миф ли это?

– На счёт мифа не знаю. Ведь вся наша жизнь есть непреходящий миф; она целиком состоит из мифов. А в них, как известно, есть всё – и реальное и мнимое, и великое и низменное, и сиюминутное и непреходящее. Что касается давности времён, то это было, – жрец несколько мгновений подсчитывал в уме и затем с наслаждением произнёс, – девять тысячелетий назад, Так некоторые говорят и так полагают.

– Как назывался этот народ, как прозывали их государство? – дрожащим голосом интересовался Солон.

– Государство называли Атлантидой, а народ – атлантами, и жили они в большом море, на огромном острове, столь огромном, что он превосходил все изведанные ныне земли. И жизнь их была устроена по законам разума, совершенства и справедливости. Основою основ были законы, которые они сами сочинили и по согласию приняли. Возможно, о таких законах ты мечтаешь сейчас, афинский мудрец и купец. Но боги покарали их, ибо они слишком высоко вознеслись и вели себя недостойно. Атлантида погибла, остались только смутные воспоминания. Ну да хватит об этом. Прогуляемся лучше по саду перед сном.

Во время прогулки Солон не удержался и спросил Менхофра:

– Разве Сонхис был жрецом вашего храма?

– Да, и не только Сонхис, но и все его предки, с незапамятных времён. Многие из них были Великими жрецами. Их изваяния ты видел в храме. Правда, Сонхис был всего-навсего хранителем рукописей.

– Но почему же тогда он покинул храм Амона, от чего изменил своему Богу?

Менхофра многозначительно улыбнулся, а затем то ли с грустью, то ли с завистью медленно произнёс:

– Сонхису повезло. Фараон Нехо, взойдя на престол, приблизил его к себе. Вот и оказался он в Саисе, стал жрецом храма богини Нейт. Но изменил ли он Амону? – вот в чём вопрос. Полагаю, что нет. Можно ведь быть жрецом храма Сета, Пта, Атума, Хнума, Тота, Аполлона, но в душе оставаться преданным Амону. К тому же, и это главное, он близок к живому Амону – фараону. Ты же не хуже меня знаешь, что для египтян важнее живой, осязаемый Амон, тот, от которого можно что-то получить в награду, а не тот, храмовый – которому, наоборот, следует дарить. Для большинства египтян издревле понятия бог и фараон совпадали. Жрецы пытались возражать против такого толкования бога. Но в Египте сила оружия оказалась сильнее силы духа. Поэтому я не осуждаю Сонхиса. Возможно, и я также поступил бы, обласкай фараон меня.

Солон внимательно слушал жреца, и где-то в душе сочувствуя ему, все больше и больше проникал в тайны религиозной и государственной жизни этой великой страны. Интересного и поучительного здесь было много, и афинянин старательно усваивал всё.

Около двух часов длились прогулки по саду. Собеседники вели незатейливые разговоры, затем состоялся ужин. Солон, по просьбе жреца, остался на несколько дней погостить у него. Здесь же с ним находились и его спутники из Афин.

Жрец ежедневно на несколько часов уходил в храм, затем возвращался домой, и они вновь и вновь в фиванском саду вели возвышенные беседы. Несколько раз Солон пытался повернуть разговор к вопросу об Атлантиде, но беседы на эту тему не клеились. Менхофра уклонялся от столь сложного разговора, сказав, что в храме Нейт он узнает гораздо больше, чем здесь. В этом вопросе главный человек – жрец Сонхис. Фиванский жрец дал понять афинянину, что разговор об Атлантиде его не радует, в отличие от других тем.

В Фивах был ещё один храм Амона в Луксоре. Тоже древнее и поистине грандиозное сооружение. И в этом храме у Солона были знакомые жрецы, и с ними он вёл беседы. Но здесь об Атлантиде ничего не знали, а может не хотели знать и говорить о ней. От Менхофра афинянин услышал немало интересных древнеегипетских сведений по земледелию, астрономии, математике. Только теперь он сполна оценил значимость храмов как центров древней культуры и хранилища знаний.