– Чего не знал, того не знал, – еле поворачивая языком, отвечал бесхитростный мегарский стратег. – Сорок лет прожил, а о таком не слыхивал, к своему удивлению.

И нижняя губа Фрасибула буквально отвисла от сожаления и разочарования. Казалось, он был основательно удивлён и огорчён.

– Не может быть, чтобы такой славный воин, как ты, не испробовал любовных страстей в воде, – продолжал поддевать мегарянина афинский торговец. – Ты ведь понимаешь, это не делает тебе чести. Понимаешь?

Фрасибул, смотрел на хитроумного Пандора широко открытыми глазами, настолько широко, насколько это возможно пьяному человеку, и давал афинянину знать, дескать, понимать-то он, конечно, понимает, а вот пробовать, всё-таки, не пробовал. Чего не было, того не было, а врать он не намерен.

– Пена… вода…, н-е-е-е-т, никогда не пробовал, – еле выговаривая слова, простонал он. – Но, вскоре попробую!

Обязательно испытай, поторопись! Вот увидишь, какое это блаженство и счастье – любить женщину в воде. Уверяю – не нарадуешься!

– М-д-а-а, – потирая руки, возбуждённо ответил мегарянин, – соблазн велик. Пойду-ка я ещё насыщусь.

Через некоторое время Фрасибул, ещё изрядно подвыпив и подкрепившись, снова подошёл к Пандору и спросил, умеет ли он толковать сны.

– Если сладостные сны, то могу. А что тебе снилось, стратег? – полюбопытствовал афинянин.

– Вода, много воды.

– Говорят, это к болезни.

– А голые женщины?

– Женщины? Голые? Ну как бы тебе сказать? Многие знатоки снов полагают, что это к покойнику.

– Значит, обнажённых женщин следует опасаться? – озабоченно выговаривал стратег.

– Да чего же их опасаться! – многозначительно встрепенулся купец. – Если видишь голую женщину, быстрее раздевайся сам. Опасаться надо одетых и разукрашенных. Обнажённые они вовсе не опасны, скорее они прелестны и желанны. К тому же не доверяй толкователям снов, а верь своим чувствам.

– И я так думаю, – перебил Фрасибул. – Ты меня успокоил. Надо ещё утолить жажду, а потом… буду тешиться, услаждать своё сердце.

И Фрасибул снова сел за стол, дабы поднабраться сил для предполагаемых ночных любовных утех. И намеревался он тешиться не с кем-нибудь, а с афинскими девами, которые должны были сегодня ночью проводить священные купания в честь Деметры. Мегарянам стало известно место проведения этих таинств, и они возбуждённо начали готовиться к вылазке.

Любителей похождений набралось человек четыреста. Остальные же попросту не могли держаться на ногах. Опьянение было всеобщим. А пьяному, как известно, море по колено и всё нипочём. С большим трудом, оставшиеся мегарские вояки разбрелись по острову в поисках места ночлега. Многие уснули тут же, где пировали. Остальные – где кому удалось.

В глубоких сумерках мегарские любители любовных приключений решили, что необходимо станцевать Пиррихий – воинственный танец, который часто исполняли воины перед важным боем. Обычно, это была своего рода разминка перед сражением, имевшая целью укрепление боевого духа и оказание негативного воздействия на неприятеля. В ходе её воины демонстрировали движения с оружием и без него, приёмы уничтожения врага, которые применялись в реальном бою. Но поскольку сейчас мегаряне готовились к «бою» с юными девами, то и Пиррихий носил сексуально-развлекательный характер. Пьяные мегаряне под звуки флейты демонстрировали друг другу, как они будут хватать афинских дев, как они станут их насиловать, а потом выбрасывать как ненужную вещь. По всему Саламину раздавался истерический смех похотливых вояк. Отзвуки этого хохота доносились до афинских берегов. Происходящую картину, прищурив глаза, наблюдал и афинский купец Пандор. Уж он-то знал, какое весёлое приключение поджидает мегарян через час-другой.

Вволю натанцевавшись, мегарские сладострастцы погрузились в свои корабли и устремились на промысел к афинским берегам – к предполагаемому месту купания юных дев. Мегарянами двигала не только страсть любовных влечений, но и желание ещё больше насолить афинянам, собиравшимся, как они прослышали, отвоевать Саламин, а то и вовсе покуситься на саму столицу мегарского государства.

– Пока вы мечтаете о Саламине – рассуждал с наглой усмешкой Фрасибул, – мы похитим ваших дев и вдоволь поразвлечёмся с ними. Это будет вам серьёзным предупреждением. С подобными мыслями мегаряне без малейшего предчувствия беды предводительствуемые Фрасибулом подплыли к месту обряда и увидели изумительную картину.

Сотни афинских дев, часть из которых были обнажёнными, а многие в коротеньких платьях и шапочках на голове, плавали в воде и разгуливали на берегу. Зрелище потрясло воображение пьяных вояк. Их глаза пылали вожделением, руки сжались в кулаки, а тела сильно напряглись и тоже горели от мысли о предстоящих страстях. Поставив корабли на якорь, они тихо, насколько, вообще возможно говорить о тишине применительно к пьяным мужам, поплыли к купающимся девам. Те громко хохотали, плескались в воде, распевали песни, были радостны, возбуждены и беззаботны.

Кровь так и закипала в жилах плывших сладострасцев. Осталось каких-нибудь тридцать локтей, и вот оно неистовое блаженство; наслаждайся вволю, развлекайся так, как советовал Пандор. Хорошо-то как будет! Тут уж берегитесь, тут мы вам покажем оргии, – горели чудовищной одурманивающей необузданностью вояки.

Заметив чужаков, афинянки большого шума не поднимали. Правда, те, которые были обнажёнными, вышли на берег, как бы демонстрируя свои прелести не стесняясь. Те же, которые были в платьях, преспокойно оставались в воде.

– Ничего – увлеченно рассуждали охотники за любовными утехами, – в платьях даже лакомее. Соблазн невероятный!

Вот осталось десять локтей, пять, три, один… Ничего не заподозрив, возбуждённые мегаряне начали прыгать в воду и хватать афинских дев в платьях, хватать их за самые нежные места. Но что это?

– О, Афродита! Так разве ж это девы? Это же самые обыкновенные мужи! – восклицали мегаряне. – Что за чудеса?! К чему всё это?

И действительно, девами в платьях с шапочками на головах, оказались те самые триста безбородых и безусых афинских юношей, усердно готовившихся к походу на Саламин.

– Ну, поласкай меня! – говорила одна такая «дева» возбуждённому мегарянину, – да понежнее, поласковее, да пониже, ниже…

Когда пьяные мегаряне поняли смысл происходящего, а именно то, в какую дикую западню они попали – они оторопели и мгновенно стали трезветь.

– Пандорра!!! – заорал со страху один из них. Непонятно, что этим хотел подчеркнуть кричавший сладострастец. То ли он имел в виду первую женщину, подаренную богами как «прекрасное зло», то ли Пандора – афинского купца, готовившего им эту западню. А возможно и то и другое, а может это был клич к спасению.

Но уже было поздно. К пьяному ужасу мегарян, хорошо обученные афинские юноши с кинжалами в руках в течение нескольких мгновений расправились с насильниками. Схватка была молниеносной и беспощадной. То и дело, повсюду раздавались болезненные стенанья и оханья сражённых насильников. Правда, ранее Солон просил молодых афинян избегать большой резни, не убивать мегарян что зря, а только оглушать и ранить их. Раненых и оглушенных немедленно заковывали в цепи. Были, разумеется, и убитые. Несколько человек, в том числе и стратег Фрасибул, отчаянно повернули к своим кораблям. Но тут, невесть откуда, словно бы из-под воды, молниеносно вынырнули корабли афинян под предводительством Солона и преградили им путь. Мегарянам отступать стало некуда, и они решили сражаться, во всяком случае, сопротивляться. Но что за сражение пьяного, голого, безоружного барахтающегося в воде с хорошо вооруженным и хорошо обученным воином, находящимся на корабле. Ясно, дело безнадёжное. Это все поняли. Фрасибул сопротивлялся ожесточённо и пытался избежать пленения. Он глубоко нырял, долго задерживался под водой, маневрировал. Пытался обмануть охотников за ним, делая вид, что он утонул. Дело кончилось тем, что четверо опытных афинян с немалыми усилиями набросили на него сеть и подобно крупной рыбе вытащили на корабль, где находились Солон, Главкон и с десяток афинских воинов.