Мартин во все глаза смотрел на герцога Максимилиана, который, по расчетам гвардейца и всего двора, должен был быть на пути в свое Высокогорье. А оказывается, он остался в столице и в этот роковой для «Алмазного сердца» вечер тихо просидел за столиком с дамой. Он тоже не желал вмешиваться и ждал. Вот только чего?

– К вашим услугам, ваша светлость, – коротко поклонился генерал Зольмс. – Генерал Вебер, мне все еще интересен ответ.

– Я выполнял свой долг, – прорычал тот, пряча шпагу в ножны. – Здесь произошло убийство.

– Вот как? И кого же убили, что вы так усердно это отмечали?

Однако, генерал Зольмс не чужд сарказма.

– Отмечали мы мои именины, – неразборчиво пробормотал все еще сонный адмирал Борн.

– Празднование затянулось, господа. И расследование тоже, – заявил Зольмс. – Где служащие ресторана?

– Заперты в подсобном помещении, ваше превосходительство, – не слишком четко доложил подскочивший лейтенант Геллер.

Зольмс смерил его взглядом, и лейтенант уронил ножи, которые все еще держал в руках.

– Немедленно выпустить всех. И пусть освободят дверь.

По лицу Бауэр читалось, что она недовольна тем, как распоряжались ее адъютантом, но воспротивиться уже не могла. Присутствие генерала лейб-гвардии Зольмса вместе с присутствующим в зале герцогом Максимилианом оказало на распоясавшихся генералов отрезвляющее действие. Несомненно, о сегодняшней ночи будет доложено генералу-регенту, причем Зольмс подкрепит свой доклад словами герцога крови. Возможно, перевязи никого не лишат, но выговор сделают или вынесут предупреждение. И когда королева все-таки взойдет на престол, с назначением нового генералиссимуса уже сложностей не возникнет – четверо претендентов выбыли из списка. Пожилой адмирал Борн вообще рискует отправиться на заслуженный отдых.

– Все гости могут отправляться по домам, – громко сказал Зольмс и посмотрел на Мартина, окончательно покинувшего свое временное убежище. – Лейтенант Фойгт, вы мне понадобитесь.

– Позвольте, я прослежу, чтобы мою спутницу проводили, – попросил Мартин и, дождавшись кивка Зольмса, быстро раскланялся с совершенно растерявшейся Бертой, приставил к ней ресторанного лакея и пообещал в ближайшее время дать о себе знать. В чем сам лично сомневался. После происшествия дел во дворце прибавится и поручений от генерала-регента тоже. Мартин отметил, что дама герцога Максимилиана уже успела покинуть заведение, и никто не заметил, когда. Похоже, она не хотела, чтобы ей заинтересовались. Замужняя любовница?

После того, как расчистили дверь, приободрили до смерти перепуганных официантов и прислугу, с извинениями проводили посетителей, генерал Зольмс занялся забытым покойником. Провинившиеся генералы сидели на стульях и, все как один, мрачно смотрели перед собой. Притихшие адъютанты толпились сзади.

– Так. Барон Михаэль Зингер. Безусловно, это наводит на размышления. – Генерал Зольмс поправил почти упавшее со стула тело. А это еще что? – он наклонился к полу за чем-то светлым.

– Похоже, записка, – кашлянул Мартин. – И как ее не заметили?

Ответа на вопрос не требовалось.

– Кто-то положил ее за одежду убитого, – нахмурился Зольмс.

– С ним сидел мужчина, – сказал Мартин. – Но лица я не запомнил.

– Полагаю, вы должны идти во дворец, генерал, – протянул Максимилиан. – Не буду вам мешать. Что касается меня, то я зверски хочу спать. Передайте генералу-регенту, что завтра я полностью к ее услугам, если понадоблюсь, конечно.

– Доброй ночи, ваша светлость, – наклонил голову Зольмс.

Пять высших чинов встали, угрюмо проводили герцога взглядом, и снова уселись. Выглядели они скверно. Роскошные усы Вебера обвисли, Борн постоянно ронял голову, мучительно борясь со сном. Бауэр и Фейербах с опухшими лицами пили принесенную воду с лимоном, старательно глядя в пол. Один Шредер был относительно бодр, но его заляпанная вином и едой форма и багровые воспаленные глаза делали его похожим на последнего бродягу-плотогонщинка.

– Что ж. – Генерал Зольмс спрятал записку и взял со стола стилет, которым закололи барона Зингера. – Думаю, нам всем тоже пора. Адъютанты в состоянии доставить вас домой, господа?

Генерал Вебер метнул злобный взгляд на генерала Фейербах.

– Надеюсь, – прохрипел он.

Пальцы были в чернилах, и даже платье немного забрызгано, но это все мелочи. Гонец с письмом ускакал, и ей тоже следует поторопиться, чтобы как можно скорее увидеть отца.

–Айдын ага!

Дверь распахнулась, и старший слуга замер в почтительном поклоне.

– Он еще не пришел в себя?

– Увы, эмирын хазретлери эфенди, – развел тот руками. – Лекарь говорит, у него лихорадка. Вероятно, она вызвана раной на лице.

– У него внешность и одежда знатного человека. Нельзя, чтобы он умер. – Джайлан сердито мотнула головой и отошла от окна. – Пригласите еще лекарей, если ваш не справляется.

– Но это лучший лекарь Кадира хана эфенди, – залепетал слуга. – Он давно живет во дворце и…

– Айдын ага! – перебила его Джайлан. – Делай, как велено! Если незнакомец умрет, виноват будешь лично ты.

– Как прикажете, эмирын хазретлери эфенди, – со вздохом поклонился слуга и вышел.

Раненого незнакомого юношу слуги Джайлан заметили в зарослях миндаля на горной дороге. После посещения одного из храмов, чтобы усыпить возможные подозрения сестры или эмиры, эмирын отправилась прямо в Сэдыр, во дворец Кадира, надеясь найти здесь ответы на свои вопросы.

Сына эмиры Гюльбахар дома не оказалось, как и басэмирана Озана. Зато были слуги и стража, все, как один, либо молчавшие, либо имевшие наглость лгать прямо в глаза своей эмирын. Потому что, как давно подозревала Джайлан, за исчезновением ее кузена и его брата стояло нечто большее, чем приказ эмира. И это «большее» отец и его жена скрывали ото всех. Не найдя ни единой зацепки во дворце Кадира, Джайлан бы с яростью и разочарованием вернулась в ранее посещенный храм Шаллиах, если бы не раненый незнакомец. Еще в паланкине, расстегивая тугой колет, Джайлан нашла странного вида пакет с бумагами. И незамедлительно прочитала их.

Во дворце Джайлан поручила местному лекарю найденного юношу, а сама принялась писать длинное письмо, на которое ушел весь вечер и часть ночи. Гонец ускакал совсем недавно. Отдав распоряжения Айдыну аге, Джайлан вышла из покоев и направилась навестить больного.

В комнате было светло от множества горящих свечей. Лекарь сидел в углу и что-то толок в ступке.

– Здесь слишком душно, – скривилась Джайлан, подходя к широкой кровати и склоняясь над раненым. – Он умрет не от раны и лихорадки, а от недостатка воздуха.

– Все окна открыты, эмирын хазретлери эфенди, – поднял голову лекарь.

– Значит, надо погасить половину свечей, – возразила эмирын. – Поразительно, что шах Кадир не выгнал вас, вы настоящий коновал, а не лекарь!

– Но эмирын хазр…

– Убирайтесь с глаз моих! И пока не позову, не появляйтесь!

Незнакомец, одетый в одну рубаху и прикрытый легким одеялом, казалось, спал, но спал очень беспокойно. Он тяжело дышал, руки комкали простыни, на лбу выступил пот, а ткань, наложенная на зашитую рану на щеке, снова пропиталась кровью. Несмотря на измученный вид и изувеченное лицо, незнакомец был довольно красив, и Джайлан который раз пожалела, что она не так молода, как он. Впрочем, надо будет навестить его, когда он выздоровеет, и узнать имя и происхождение. И, конечно же, до этого никто не должен знать о нем. Слуги уверили ее, что Кадир редко появляется в своем дворце, так что никто не помешает ее планам.

Она отошла от кровати, прошлась по покоям, гася свечи, и остановилась перед большим зеркалом. Джайлан откинула назад свои густые волосы, прищурившись, внимательно осмотрела себя и провела пальцами по мелким морщинкам у глаз, вокруг рта и на шее. Она все еще красива и достойна лучшей доли, чем бессмысленное прозябание в отцовском дворце. С юности Джайлан пытались выдать замуж за самых прославленных пашей и шахов, потом за их сыновей, потом приглашали во дворец наиболее доблестных беев, и, в конце концов, оставили ее в покое. Поскольку она отвергла всех. Старшая дочь эмира мечтала выйти за иноземного принца и покинуть Суриду. Она хотела быть королевой.