Незадача с китайским болванчиком завершала антикварную серию, к текущему моменту вся декоративная часть убранства дедовской квартиры была освоена и не принесла ровно никаких результатов. Все, что поддавалось рассмотрению, было нами детально изучено, но не нашлось ничего, кроме редких фабричных цифр и невнятных закорючек. Если имел место какой-либо шифр, то он был закодирован для разумения намного выше нашего.
Плановая неудача с кивающим китайцем стала сигналом к началу падения духа и беспросветного уныния, а указанные состояния духа являлись для кузена Сергея основополагающими. Утешить его не могло ничто, пока скорби как-то не проходили сами собой. (Вот кому не позавидуешь, так его жене, если она когда-нибудь появится.)
Тем временем день стал клониться к закату, вскорости замаячило появление из садика мелкого Мики, лишь тогда Сергей обнаружил первые признаки оживления. Надо сказать, что Мика действовал на кузена освежающе, поскольку при нем трудно было предаваться унынию, просто некогда. На сей раз Мика еще не появился, мы только за ним собрались, а Сергей взбодрился настолько, что поделился результатом личных расследований. Выяснилось, что кузен почти отыскал потомков эстонского дипломата, которому наши общие предки всучили Кексгольмские мануфактуры по сходной цене. Зачем Сергею или нам обоим сдались данные отдаленные потомки, я так и не поняла, но они были предпочтительней, чем тотальное уныние, посему я приветствовала идею, а об остальном молчала в тряпочку. Итак, у нас неизвестно зачем, но почти что в руках оказался внук покупателя, Ингвар Виломар. Потомок посла родился в ссылке в Вятке, в юности учился в МГУ на почвенном факультете, позднее женился на москвичке и временами наезжал в столицу. И вскорости являлась возможность с ним познакомиться лично.
В свою очередь, не дав Сергею опомниться, я доложила, что ему также предстоит познакомиться, но с дамой. Таков был мой вклад в стратегический план. Кроме закрытой серии с неоправдавшим себя антиквариатом, в плане имелись три квартиры, бывшая собственность семьи. В одной из них вполне мог таиться заветный знак, если хитроумный дед Феликс додумался начертать его на обоях. (Вот все равно стыдно!) Обои возникли фигурально, равно как и потолки со стенами, но квартиры могли безусловно хранить следы владельцев. (Не ищите кладов, дамы и господа, и не будете чувствовать себя совершенными идиотами – ценный совет!)
Две квартиры я знала по адресам: гуляли в тех краях с мамой или тетей Ритой, они показывали, что здесь жила тетя Герта, а вон туда они ходили поиграть с кузеном Руди – тот был страшный грубиян, вспомнить противно! Третья из квартир была мне известна не понаслышке и не вприглядку. Она и была самой вероятной для обнаружения ключей от клада, поскольку до октября 17-того года принадлежала деду Феликсу, а после всем известных событий ему пришлось уплотниться. Однако дед сделал это своими силами, не дожидаясь планового вселения чекистов и дворников. Пригласил пожить под своей крышей две солидные семьи, доктора Эппельбаума и инженера Юнга с чадами и домочадцами. Когда же дед Феликс почил в Бозе, не дождавшись эвакуации на Запад, соседи достались в наследство бабушке Глаше и маме с тетей Ритой. Многолюдным сообществом они долго населяли квартиру, с ними я водила близкое знакомство, когда в детстве длительно гостила у бабули Глаши. Можно сказать, что почти выросла в их плотном окружении, в той самой квартире. Ее-то, кстати, числю родным домом и часто вижу во сне.
Понятно, что самое близкое из знакомств у меня водилось с внучкой доктора Эппельбаума, Элей Добровольской. Она была годом старше и жила на Чистых Прудах постоянно, пока ее родители не получили отдельную квартиру где-то у чертей на куличках, на престижном тогда Юго-Западе. Между тем старшие Эппельбаумы остались на насиженном месте и жили на Чистых Прудах, даже когда семейство инженера Юнга незаметно рассосалось. Юнги (так мы их звали между собой) тоже были неплохие люди, но очень замкнутые. И вот, по прошествии множества лет, когда не стало бабы Глаши, оказалось, что Эппельбаумы-Добровольские осуществили блистательный квартирный обмен. Умопомрачительно сложными операциями они сменяли жилые площади таким манером, что квартира моих предков оказалась полностью в их владении. На данный момент в бывшей нашей квартире на Чистых Прудах проживала Эля Добровольская с мамой Зиной и тетей Лялей. Они, кстати, выросли вместе с моими мамой и тетей, так что я полагала их частичными родственницами. Обе овдовевшие старушки сестры коротали лето на даче, а хозяйкой нужной квартиры оказывалась Эля Добровольская, приятная ученая девушка, кандидат наук с дальнейшими видами на докторскую степень. С ней я планировала познакомить кузена Сережу, в видах придать возобновлению общения с Элей какой-то смысл и целесообразность.
А то с чего бы это, скажите на милость, мне вздумалось объявляться в поле зрения Эли, проситься к ней в гости, и там пялиться на мебель и убранство? Еще рыться в ящиках и на полках со старинными фолиантами на разных языках. После смерти деда Феликса баба Глаша выбросила вон, а доктор Эппельбаум подобрал с ее позволения целую библиотеку. Подумал, что потомкам может пригодиться. Вот я и придумала, что кузен заинтересовался дедовскими книгами и желает их посмотреть. Эля ничуть не возражала против нашего целевого визита, ей самой любое наследие предков было до лампочки. Ознакомленный с информацией о квартире, Эле и книгах, кузен Сережа сопротивлялся бурно, но недолго. Я уловила, что именно эта квартира влечет его в особенности и даже незнакомая Эля Добровольская не станет помехой, «…черт с нею, если не очень уж противная девка…»
Две остальные квартиры у нас почти освоились, это получилось неожиданно просто, благодаря тайному таланту кузена Сергея. Никто не мог предположить (а я менее всего), что наряду со странными особенностями манер и характера, кузен Сережа обладает уникальным даром. Но дело обстояло именно так, он и раньше удивлял меня ловкостью рук, но когда открылся главный талант, то я просто онемела. Вооружившись обычными ножницами, флакончиком краски и белой бумагой, Сережа мог за недолгий вечер превратить любую заштатную комнатушку в настоящий чертог фей. Разумеется, если не соваться ему под руку с пожеланиями, а предоставить полную свободу творчества. Как это у него получалось, я не знаю, мастер неизменно гнал меня вон, но результат превосходил самое богатое воображение.
В начале весны Сергей в порыве вдохновения отделал у нас детскую комнату в таком стиле, что все приходящие только ахали и охали. Проект назывался банально: «Четыре времени года», на каждой из стен изображался свой сезон. Особенно поражала зима. С темно-синего неба спускались резные снежинки всех размеров, из угла выдвигался фрагмент чудесной избушки со снежным сугробом на крыше, светилось розово-желтое окно с четко прорисованными филенчатыми рамами. Даже мне иногда хотелось попасть внутрь. Не говоря уже о мелком Мике, он мог любоваться часами, встраивал декорации в игры, страшно гордился своими картинками и водил гостей на экскурсии.
Увы, для меня Сергей стараться не стал, лишь изобразил на кухонном окне кружевную занавеску с фестончиками и отчего-то не мог смотреть на результат без омерзения. Был бы кузен Сергей другим человеком, то давно пустил бы талант в дело, и «новые русские» стояли в очереди на прием к декоратору. Но Сережа был самим собой, оттого уникальный дар оставался под спудом.
Однако, в две нужные квартиры мы проникли, используя зарытый талант кузена. (По основной професии, кстати, Сергей числился учителем географии, просто не знаю, как он преподавал в школе, и почему дети не съели его с кашей, такие учителя живут недолго.)
«Не надобен ли декоратор? Почти задаром, мастер умирает с голоду, посмотрите на образчики…» – цыганские тексты, лихо произносимые мною, открыли Сергею дорогу внутрь двух квартир. И кое-что он там тягомотно мастерил, долго и с отвращением, заодно и посматривал.
Однако к моей знакомой Элине Добровольской в бывшую родную квартиру прорваться таким образом было невозможно. Даже Сергей согласился с очевидным и склонился на светский визит к девушке Эле. Только поскрипел зубами, когда я предположила, что дальнейшее общение с хозяйкой он может осуществлять сам. Итак, визит к Эле Добровольской удачно запланировался на недалекое будущее. С ней у нас уже состоялся разговор, о чем я Сергею не сообщала из осторожности.
