Вержин вышел из кабинета с заявлением напревес и натолкнулся на СС. Сергей Сергеевич скосил глаза на бумажку.

  - Ага, еще один новый москвич драпать навострился. Понаехали на столичные зарплаты. А чуть на небе посмурнело, солнышко за облачко забежало - и сразу домой к мамке под одеяло. Да знаете, как настоящие москвичи в тяжелые времена свой город защищали? Со зрением минус семь добровольцами на фронт в 41-м уходили. Мне отец рассказывал.

  - Да бог с Вами, Сергей Сергеевич, сейчас же не война. Да и как Вы ее сейчас защищать предлагаете?

  - А не знаю, я - военный, - сердито отмахнулся СС, - Это вы лучшие технические вузы позаканчивали за государственный счет, а сейчас сидите, чужие деньги считаете. Вот потому туча и висит, что инженеры в офисные крысы подались. Э, да что с тобой разговаривать.

  СС махнул ручищей и ушел, заложив чудовищные клешни за спину.

  - Еще со времен Помпей известно, - доносился из курилки все тот же жизнерадостный бас, - Лучшее средство сохранения городских достопримечательностей - вулканический пепел.

  Очередной взрыв хохота был ему ответом.

  - Над кем смеетесь, - пророкотало в спину Вержину, выходящему из дверей, - Над Москвой смеетесь!

  ***

  Предложение вместе съездить к старшим Вержиным явно привело девушку в смущение, но отказ она объяснила по-своему - работа, карьера, 'ты же не думаешь, что я теперь - приложение к тебе?'.

  Перед отъездом Андрей долго не мог заснуть. Вставал, выходил на застекленный, наглухо закрытый балкон. Смотрел на тусклые огни города, где оставалась Анна.

  Однако утро выдалось ясное. Разреженный серовато-белый туман пронизывали солнечные лучи. Исключительный для августа зной еще не обрушился на Москву.

  С большой походной сумкой через плечо Вержин пробежал вверх по улице, успев подивиться парочке, ни свет, ни заря выходящей из кованых ворот Ботанического сада. Запрыгнул в переднюю дверь троллейбуса и уселся на высокое сиденье ближе к окну. Мимо неспешно поползла ограда Останкинского парка. Андрей проводил любопытным взглядом прячущиеся среди деревьев скульптуры, пока парк не сменился зданием Телецентра и дефлорирующей небесный свод пикой Останкинской телебашни, невидимой в дымке.

  За поворотом троллейбус обернулся клипером 'Катти Сарк' и резво поплыл мимо Останкинского пруда с лодочной пристанью, мимо церкви Живоначальной Троицы, отраженной в пруду, и вечно одетой в леса усадьбы.

  Через приоткрытое окно в лицо Вержина подул еще не успевший разогреться утренний ветер. В ушах засвистело. Клипер поиграл в догонялки с трамваем, спешащим вдоль монорельса, идущего ниоткуда в никуда. Быстро пролетел по улице Академика Королева до развязки. Там стал неуклюже маневрировать, как танк на переправе, поворачиваясь то к Центральному входу ВДНХ , то к стеле над Музеем космонавтики, то к вечно изумленному де Голлю под гостиницей "Космос".

  Сменившая танк триумфальная колесница вынесла Вержина на оперативный простор великолепного советско-имперского Проспекта Мира. Мимо помпезно красивых домов прокатилась по прямой до Рижского вокзала.

  Потом колесница свернула налево и материализовавшийся на ее месте туристический автобус ('посмотрите направо - посмотрите налево') мимо дворца Склифа, мимо поворота на проспект Сахарова, мимо здания Минсельхоза России цвета запекшейся крови, степенно покачиваясь, проехал по положенной ему части дуги Садового кольца. Свернув с Садового в узкую щель между домами, он так же непринужденно обернулся венецианской гондолой, которая окунулась в камерное пространство Мясницкой с кафе и магазинчиками, офисными особнячками и идущими по тротуарам совсем рядом занятыми и праздными утренними москвичами. Лодка проплыла через Мясницкие ворота между еле угадываемым вдалеке слева монументом Шухова и вовсе невидимым справа памятником Грибоедову, прячущим за собой Чистые пруды, где когда-то с Вержиным приключилась смешная и безумно романтическая история. И опять въехала в расщелину Мясницкой. И, наконец, пристала к берегу.

  Выйдя из троллейбуса, Вержин кинул мимолетный взгляд в сторону подмигнувшего Кузнецкого моста, где дипломником просиживал недели в научно-технической библиотеке, а через несколько лет прожигал вечера на полубезумной дискотеке рядом с метро, в переулки, где неоднократно гулял с любимыми и просто хорошими людьми. Остановился в тени Большого дома, прислушиваясь к невнятному гулу из его мрачных подвалов и обозревая Лубянскую площадь, где пустота отбрасывает одетую в шинель тень с бородкой Железного Феликса.

  Пройдя площадь насквозь по бесконечному подземному переходу, Андрей вынырнул на Никольскую, пройдя ее от начала и почти до конца. Увидел одноименную башню Кремля. Свернул в уютный дворик со столиками и грибками летнего кафе. Сбежал по лестнице на площадь Революции. Глянул на памятник Жукову, Манежную и ворота Александровского сада . И только теперь спустился в метро, которое унесло его к Киевской и авиаэкспрессу во Внуково.

  После регистрации до посадки осталось еще полчаса. Вержин уселся на свободное кресло и вытянул затекшие конечности.

  - Куда летите? - поинтересовался сосед справа.

  Вержин скосил глаза. Рядом, дружелюбно улыбаясь, сидел гламурный господин лет пятидесяти в дорогом костюме и белоснежной рубашке. На пластмассовом сиденьи в общем зале он смотрелся странновато.

  - К родным в Екатеринбург.

  - От эфирного создания бежите?

  Вержин не сразу понял, кивнул.

  - В том числе.

  Мужчина усмехнулся.

  - Настоящий исход. Будто из этой тучи незаметно на город опускается сильный антидот. Люди, отравленные Москвой, вдруг вспоминают, что они - тверские, рязанские, челябинские, екатеринбургские. Еще немного, и все разъедутся. И выяснится, что никаких коренных в Москве и не было. И весь этот всероссийский морок под названием 'Москва' в одночасье растворится в воздухе без следа.

  От соседа пахло дорогим алкоголем. Андрей предположил свойственное поддатым желание пообщаться и счел за благо промолчать.