Подняться к небольшой, скрытой среди камней пещере казалось мне почти невыполнимой задачей, но тигр держался молодцом.

Силы подвели его в самом конце, когда над нашими головами небо заслонил кусок скалы, а под ногами оказался не песок, а твердая темная поверхность.

Колени мужчины подкосились – и он повалился на землю, как мешок с трухой. Помогая себе лишь руками, он повернулся и уперся спиной в стену, устраиваясь так, чтобы видеть выход из пещеры.

Рыжий не пытался пошевелиться, когда я выскользнула наружу и набрала башмы – кустарника, который любил каменистую почву и жару. Ими местные охотники обычно разжигали костры для ночлега под открытым небом.

Порывшись под одним из камней у входа, я ухватила за хвост двух светляков и безжалостно сдавила их в ладони, чтобы раскрошить панцири и добраться до мягкой обжигающей сердцевины.

Вернувшись в пещеру, я свалила башму в паре футов от тигра и бросила сверху раздавленных жуков. В то же мгновение вверх потянулась тонкая струйка дыма и вспыхнуло слабое пламя. Колючка будет тлеть всю ночь и даст достаточно тепла, чтобы не околеть среди камней.

Бесстрашно умостившись рядом с тигром, я обняла мужчину за плечи и потянула на себя, почти заставив его положить голову мне на колени.

– Что ты делаешь? – пробормотал он.

– А ну-ка, перевернись немного. – Мужчина послушался безоговорочно, будто вообще устал от споров и был не в том положении, чтобы сопротивляться. – Я буду сдерживать яд до утра, а на рассвете вернусь к оазису и наберу нужные травы, чтобы вылечить тебя.

– Ты не можешь идти одна, – янтарные глаза рассматривали меня из-под полуопущенных ресниц, а я прекрасно понимала, какие мысли вертятся в голове тигра.

Что я его брошу умирать, сбегу и махну рукой. О чем еще он мог подумать?

– Пока яд в твоем теле – ты не сможешь никуда пойти, – ответила я холодно. – Я разложу у входа дымогорье, благо оно здесь тоже растет. Никакая тварь не войдет в пещеру, пока я не вернусь.

Мужчина устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул, а я совсем осмелела и запустила пальцы в густые рыжие пряди.

Мягкие. Даже странно.

– Как тебя хотя бы зовут, кот?

Он едва приоткрыл рот, каждое слово давалось с трудом, а жар уже утягивал его разум во мрак.

Ответить мужчина не успел.

Отключился.

Дышать было тяжело. В груди противно булькало, хрипело и похрустывало – хотя последнее мне, скорее всего, просто казалось. Жар накатывал, набрасывался изголодавшимся зверем, впивался невидимыми клыками в плоть и рвал ее в клочья, заставляя захлебываться жуткими кошмарами и видениями, толпившимися на самом краю угасающего сознания.

Подняться я даже не пытался – не хватало сил даже на то, чтобы сесть, не говоря уже о чем-то большем.

Интересно, Заноза и правда вернется или просто успокаивала меня, как успокаивают смертельно больного, когда помочь ему уже нельзя, но и пугать не хочется.

Что я бы сделал?

На ее месте – сбежал бы, не задумываясь. Раз уж Заноза прекрасно знает, для чего я тащу ее в Ан-Салах, то сбежать – самое разумное из решений. Это инстинкт – любой здравомыслящий человек будет спасать свою жизнь. Следующий вопрос – куда? Но первый порыв был бы один – спастись, унести ноги и забыть, что эта неприятность вообще в жизни приключилась.

Однако Заноза сказала, что вернется, и почему-то я ей верил. Это была ненормальная, странная реакция, но девочка вызывала чувство, что перед тобой – открытый человек, который точно не прячет за спиной камень, чтобы потом швырнуть его тебе в спину.

Она говорила то, что думала.

Она спасла мне жизнь. Не бросила там, где грозовая тварь меня подкосила, не сбежала, не растерялась. Пыталась исцелить, почти на себе дотащила до скал.

И от этого все становилось только сложнее.

Я не решился встать на ноги, поэтому просто немного приподнялся и уперся спиной в стену.

С трудом сфокусировав взгляд, я пытался рассмотреть, что происходит у выхода из пещеры, но девчонка умудрилась завести меня вглубь каменного мешка, откуда было видно только краешек неба.

С трудом сглотнув я пожалел, что рядом нет ни капли воды, и попытался отвлечься от давящей жажды.

А если Заноза нарвется на какую-нибудь тварь?

Или на несколько?

Это просто мука какая-то!

У меня не хватало сил сдвинуться с места, собственное тело не слушалось, я ничего не понимал, не чувствовал уверенности ни в чем, а где-то в Ан-Салах меня ждала дочь – и я никак, совсем никак, не мог действовать быстрее.

И совсем ничего не мог придумать для Занозы.

Куда ни плюнь – везде был тупик.

Даже если я явился бы в город тайно и попытался пробраться во дворец, то любое неосторожное действие погубило бы Мерай. У меня не было плана, при котором я бы мог спасти их обеих, и приходилось решать.

А от такого решения становилось тошно и гадко. За себя. За собственную слабость.

Мне казалось, что я прикрыл глаза всего на секунду. Тяжелый сон обрушился на плечи неподъемным грузом, утягивая меня в далекое прошлое. Истлевшее и пыльное, как старый ковер, брошенный на чердаке.

Когда я забрал Мерай у ее матери, она была такой испуганной, забитой и слабой. Мама была всем ее миром, всем, что она знала, – и тут этот мир поломался и рассыпался горькой пылью, оставив малышку посреди неизвестности.

– Мама же еще вернется, правда?

Она стояла на палубе, вцепившись в мой пояс крохотными ручками и тихонько всхлипывала. Горячий ветер трепал темные кудряшки, а я видел не маленькую девочку, а полуразмытый призрак ее матери – так сильно они были похожи.

– Если ты будешь о ней помнить, – ответил я, поглаживая мягкие спутанные волосы и прижимая девочку крепче, будто мог взять на себя ее горе.

Я бы взял.

Я бы все отдал, только бы малышка забыла весь тот ужас. Чистые души не заслуживали подобных страданий, это было просто нечестно.

Мерай посмотрела на меня так серьезно, как взрослая, и медленно кивнула.

– Я буду помнить. И ты тоже, дядя Виго. Если мы будем помнить маму вдвоем, то она вернется быстрее, правда?

Что-то мягкое коснулось щеки, и я увернулся, как от удара, распахнул глаза и рефлекторно перехватил чужую руку.

Глаза Занозы расширились, став похожими на блюдца, а рот приоткрылся в немом протесте. В руке она сжимала влажный лоскут, явно оторванный от моей рубашки.

– Отпусти, – скомандовала девушка, и я подчинился. Бережные прикосновения уняли головную боль, а через минуту губ коснулось что-то холодное. – Это нужно выпить.

– Что?..

Заноза криво усмехнулась и сама сделала первый глоток.

– Это не яд. Противоядие. Моей силы недостаточно, чтобы вывести отраву ангулов из твоего тела, так что пришлось по старинке – травки, корешки, жопки жуков, крепкое словцо.

– “Жопки жуков”?

– Не капризничай и пей давай!

От первого глотка меня прошиб холодный пот. Такой убойной гадости я еще никогда не пробовал! Кисло-горькое месиво, в котором без труда угадывался корень песчаной слезы, какие-то дикие ягоды и мерзкий привкус подгнивших листьев.

Когда первый приступ тошноты откатился, я почувствовал себя лучше. Горячие тиски на груди чуть разжались, а темное пятно там, где ударил хвост ангула, едва-едва посветлело.

– Пить надо через каждый час, – бормотала Заноза, обтирая мое лицо влажной тряпкой. Из широких темно-зеленых листьев девушка смастерила что-то похожее на флягу и дала мне напиться. – Завтра будешь как новенький.

Я пристально изучал ее лицо, но не мог найти подвоха. Девчонка совершенно искренне пыталась помочь.

Почему?

Нос защекотал запах ее разогретой солнцем кожи, а волосы выглядели куда аккуратнее, чем раньше. Они влажно поблескивали и тугими темными прядями обнимали хрупкие плечи, доходя почти до коленок. Припухшие губы чуть приоткрылись, обнажая ровные белые зубы.

Облизнувшись, девчонка чуть отодвинулась, пытаясь сохранить дистанцию.