– Она не может, потому что ты ее заставить пытаешься. А сам даже ни разу на ее кружке театральном не был. И что, что она играет, как качан капусты? Она ж твоя жена, ее поддержать надо! Это ее увлечение. Как вот мотоцикл твой – у тебя. Раз ты с ней на любительский театральный фестиваль скатаешься, глядишь – в следующий раз она с тобой на «Нашествие» ломанется. А как иначе? Друг друга во всем поддерживать надо!
Хозяйка мне вновь подмигнула, когда поняла, что я крепко задумался над ее словами. Ведь и правда: я никогда не был у Люськи на выступлении, никогда не видел, какова она. Пару раз с репетиций ее забирал, вот и сложил свое мнение по минутке, что ее мельком на сцене наблюдал. Нехорошо…
– Вот и молодец! Сходи на Люськин спектакль. И цветы ей потом вручи. Что бы она там на сцене не изображала. В конце концов, она у тебя не прима, а всего лишь любительница. И не думай, я не всегда такая умная была. Это меня Лёха такой сделал. Мы друг у друга всему учимся. И дружить, и смеяться, и жить по-человечески. Меня ведь недаром зовут Ульяна Бедуница. Помню, мама в детстве любила говорить: еще с утра глаза не успели раскрыться, уже чего-то натворила моя Бедуница. Я и думала всегда, что у меня все через известное место по жизни получается.
Пока маленькая была, вроде миленько. Но потом-то я взрослеть стала. И вот тут маменька поняла, что добра от меня не жди. То волосы зеленым выкрашу, то на лысо побреюсь, то на концерт без разрешения сбегу. Да-да, ты тут не один такой рокер-фестивальщик. То мамке скажу, что пошла с подругой гулять, а сама с парашютом поеду прыгать, или в другую страну автостопом ломанусь.
За какое дело ни возьмусь, на полпути бросаю. Пытаюсь как лучше сделать всем, меня все ругают и гонят. Ничего не делаю – опять возмущаются, дескать, лодырь пропащий. Бедовая, в общем, девка, сам понимаешь. Такой или плакать на печи днями напролет, или хохотать по любому поводу. И даже самые страшные свои печали в шутку переводить. Вот как раз в такой период мы с Лёхой и встретились.
Достала меня мамка разговорами: когда, мол, замуж, да где, дескать, мои внуки? Я слушала-слушала, а потом и говорю ей, что пойду в лес мужика искать, нет у нас в деревне нормальных. Она ответила, что в лесу я разве помет медвежий найду. Хотя чем последний мой ухажер, Валерка-дурачок, лучше? В общем, психанула я, пошла.
И вроде хорошо леса наши знаю, а вот под ж ты – заплутала. Иду, иду. Ору песни «Аквариума» во всю глотку. И тут выходит мне навстречу такое чудище, что и в страшном сне не приснится. Волосы в болоте каком-то перемазаны, паклей торчат во все стороны. Одето в рванину, глазом одним зыркает, да все стращает: «Будешь в девках всю жизнь сидеть! Сорок кошек заведешь, потому как вкривь и вкось по жизни идешь! Одни беды да несчастья у тебя! И толку с тебя никакого!». Вот тут я уже в голос хохотать стала. Сорок котов, говорю, не беда, когда каждый мурлычет и ластится. Лучше в девках всю жизнь, чем Валерке-дурачку сопли подтирать, да на печь его усаживать, чтоб не обделался. А толку с меня очень даже много. Ты вот мой борщ попробуешь, узнаешь, какой с меня толк!
Он тогда так опешил, помню. И сквозь зубы мне: ненормальная! Я говорю: конечно, тю! Ты, типа, нормальный. Нам хоть сейчас заявление подавай – лесная нечисть и беда-бедуница. Показывай, где живешь! Я должна знать, на что соглашаюсь!
Он на меня свой глаз выпучил, замямлил что-то про полянку лесную, да путников заплуталых. В общем, встретила я в лесу само Лихо. Да так его захохотала, что он сам мне улыбаться стал, про борщ расспрашивать. Показал свою землянку. Она аккурат на этом месте и была, где сейчас трактир. У нас там теперь погреб. Я сразу смекнула, что нам с ним по пути. Ну вот такие мы, перевернутые оба. Вывел он меня из чащи. Я домой вернулась, кастрюли в кружева завернула и к нему обратно пошла. Решили, что надо ему имидж менять, да и квалификацию тоже. Трактир построили, стали гостей принимать, да истории свои им рассказывать. Они хохочут, и нам хорошо. Как я и говорила: бедами сыт не будешь. А вот счастье – оно завсегда накормит!
С улицы послышались знакомые голоса и ржание множества лошадей. Следом распахнулась дверь, и в трактир ввалились мои друзья: взъерошенные, чуть напуганные, но настороженно принюхивающиеся. За их широкими спинами маячила розовая шевелюра.
– Вот, Лис, принимай новых гостей. Тоже заплутали, как я и говорил. Я лошадей пока в порядок приведу.
Хозяйка засуетилась, на столе стали появляться новые приборы. Мои друзья ошарашено озирались:
– Андрюха, а чё тут творится? У нас что ли, коллективная галлюцинация? – Владимир, врач-психиатр, а по совместительству, мой товарищ и брат по седлу, с надеждой ждал, что я растолкую ему суть.
– Ага, галоперидолу всем выпишешь потом, когда домой вернемся. Не знаю я, что тут творится. Но ты, как борща отведаешь, сразу перестанешь обо всей этой фигне думать!
И правда, через пять минут после того, как на стол было выставлено последнее блюдо, мои друзья сосредоточенно двигали челюстями и внимали истории знакомства наших странных хозяев. На этот раз они говорили уже вдвоем, Лёха успел вернуться со двора. Парочка заливисто хохотала на каждом слове, так что и мы невольно расплывались в улыбках.
Когда ужин подошел к концу, Лёха встал за барную стойку:
– Прошу ко мне, буду вас своим фирменным коктейлем угощать! Не волнуйтесь, господа, завтра спокойно отправитесь восвояси, Ульяна вам отвару нальет поутру. Целебного.
Остаток вечера мы гудели, кажется, на весь лес. Лёха играл на гитаре и пел до боли знакомые песни «Арии», «Аквариума», «Крематория», кого-то из иностранцев. Его жена подхватывала каждую песню бархатным грудным голосом, от которого хотелось плакать и смеяться одновременно. Бедуница рассказывала нам свои истории из жизни: как стриглась неудачно, как по миру счастье свое искала, как в город ходила, да чуть под трамваем не очутилась, а потом вообще у местного лекаря чуть всю кровь не растеряла. Даже самые страшные моменты историй она обыгрывала так смешно, что у нас начинали болеть животы и сводило щеки от хохота.
Еще у них нашлось караоке, так что мы орали дурными голосами сначала все тот же рок, а потом и Сердючка с Лепсом уже шли за милую душу. Разошлись по комнатам и увалились на белоснежные простыни совершенно счастливыми. Голова была пустая и какая-то легкая. Впервые за долгие годы. То ли Лёха со своим коктейлем постарался. То ли этот вечер был каким-то особенным…
***
Наутро каждый из нас получил по стакану ароматного травяного отвара от хозяйки трактира. Похмелья не было и в помине, а после этого восхитительного питья все мысли и вовсе прочистились до состояния горного хрусталя. Мы долго обнимались со странной цветастой парочкой, стоя в дверях. И вдруг, кто-то из наших воскликнул:
– Народ, вы гляньте, что творится!
Все выглянули во двор. Возле стойки, где еще вчера вороные кони меланхолично жевали из яслей овес, стояли наши «харлеи». Каждый блестел на солнышке всеми своими хромированными деталями, будто только вышел из салона или мойки.
– Хозяин! А как так-то?
– А так как-то! – Лёха лукаво сощурился. – Вы, мужики, подумайте. Ну где я вам в лесу бензин раздобуду? Или воск для натирки поверхностей? А овса у меня полно, расчесок всяких. Вот я ваших лошадок и превратил на одну ночь в настоящих. Чтоб подкормить да в порядок привести. А потом обратно перевернул. Чтоб вы на свой фест былинными богатырями не явились.
– Представляю этот эскадрон гусар летучих. В кожанках, на лошадях среди «харлеев», – хохотнула Бедуница. И всем нам тоже стало смешно от одной этой мысли. Проверив баки, мы с удивлением обнаружили, что они и вправду полны. Бензина хватит с головой, чтоб добраться до феста.
– Вам пора, гости дорогие. Лёха вас выведет к тропке, по ней, не сворачивая, на трассу и выйдете. – Ульяна махала нам рукой, белоснежно улыбалась и подмигивала. Ее муж проводил нас до поворота, указал рукой направление и стоял, пока мы шли, весело переговариваясь. Вели своих верных, вновь железных коней, держа за руль – по такой мягкой почве мы бы не проехали.