Строптивая кошка расшибла камеру, и теперь Монгол мог только догадываться, чем она там занимается. Успокаивало лишь осознание, что девочка под надёжным замком, и ей оттуда не выбраться.

– Может, починить? – Батый почесал затылок, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Нет. Пусть сидит. Завтра утром отнесёшь ей еду и снова запрёшь.

Пора уже взяться за воспитание этой оторвы. Планы Монгола стремительно летели в пропасть, и он понимал, что детьми тут и не пахнет. Эта сумасшедшая не покорится. Придётся ломать.

– Что-то ещё, шеф?

– Да. Заводи машину. В город поедем, развлечёмся.

Проснулась когда стрелка часов, висящих на стене, показывала полдень. Рядом со мной исходила паром тарелка с жареным беконом и картофелем, а я испуганно завертелась, осматривая бункер. Никого…

Съев завтрак, наконец, почувствовала приятную тяжесть в желудке и блаженно откинулась на подушки. Что ж, накормили, не изнасиловали… Похоже, день задался. Хотя он ещё и не закончился… Камера по-прежнему висела под потолком, не подавала никаких признаков функционирования. Тоже неплохо. От мысли, что за мной круглосуточно наблюдает этот маньячина, бросало в дрожь.

Время шло, но Монгол не появлялся. Не пришёл он и вечером. Ни он, ни Батый… Я снова проголодалась и уже начинала нервничать. Не то чтобы сильно желала лицезреть этих сволочей, но от разных нехороших догадок становилось не по себе. А вдруг обо мне забыли? Или, может, подонков, наконец, посадили в тюрьму? Или убили… Чего мне хотелось бы больше всего, но опять же, на данный момент это не в моих интересах. А, может, Монгол просто понял, что от меня ему нет никакого толка, и оставил здесь умирать?

Чего только ни передумала, пока дверь ни открылась, и ни вошёл Батый с очередной порцией еды. Молча поставил тарелку на кровать, пошел к двери.

– Постой! Батый! Тебя же так зовут, да? Да подожди ты! – кинулась за ним, но дверь перед моим носом снова захлопнулась.

Заталкивая в себя мясо, тихо ревела, шмыгая носом и утирая слезы. Безумно хотелось помыться, пройтись. Хотя бы поспать нормально, не шарахаясь от малейшего звука и не ожидая, что вот-вот придёт насильник и снова полезет на меня. Хотелось свободы и больше никогда не увидеть страшную рожу Батыя. И, конечно же, Монгола. Хотелось просто бежать, чтобы ветер трепал мои волосы, а я дышала полной грудью.

Но всё ещё теплилась во мне надежда, что утром я проснусь в своей маленькой комнатушке с облезлыми стенами, а всё произошедшее окажется не больше, чем дурацким сном. Я тогда не знала, что сидеть в бункере мне придётся больше двух недель.

Не видеть этого строптивого волчонка оказалось сродни пытке. Монгол с трудом сдерживался, чтобы не ворваться к ней и не отодрать по первое число. Так, чтобы визжала. Только вот последнего хотелось без слёз и сопротивления, а от кайфа чтобы. Всё-таки прогадал он с её воспитанием. Надо было с детства девчонку к покорности приучать. Архану же казалось, что она и так будет покладистой, как её сестра.

Перевоспитывать взрослую, уже закостеневшую личность намного труднее. Придётся её помучить, пока девчонка сдастся и покорится, а этот вариант Монголу не особо нравился. Одно дело – сломать врага, посеять в его душе страх, и совсем другое – юную девочку, которая должна стать твоей женой. Почему-то именно в её глазах не хотелось видеть испуг и слёзы.

Но как бы ни было неприятно от мысли, что он поступает жестоко, Монгол продолжал мариновать девчонку взаперти. Если уж рубить хвост псу, то одним разом.

А она там ревела и бесилась. Звала Монгола, Батыя, угрожала и умоляла, а потом вдруг резко замолчала. Перестала звать на помощь и не пыталась заговорить с Батыем, когда тот приносил ей еду. Раз в три дня ходила в душ и покорно возвращалась в бункер, склонив голову. Только по ночам тихо пела, а Монгол слушал её под дверью.

Каждый раз порывался открыть долбанную дверь, но здравый смысл побеждал жалость. А позже Алина перестала петь. Замолчала совсем. Не хотела есть и пить, отказывалась ходить в душ. Иногда одаривала Батыя отстранённым взглядом и снова отворачивалась.

Когда Архан вошёл в бункер, она приоткрыла глаза и, увидев его, резко села на кровати.

– Здравствуй, Алина.

Задышала часто, рвано. На неестественно бледной коже выступил румянец.

– Здравствуй, – прохрипела осипшим голосом, прокашлялась. – Ты пришёл меня убить? – а во взгляде столько безнадёжности, как будто и правда верила, что он явился с целью лишить её жизни. Дура.

– Если бы планировал грохнуть, не переводил бы на тебя еду.

На мгновение в её глазах вспыхнула злоба, но тут же угасла. Умная девочка.

– Тогда зачем ты пришёл? – спросила осторожно.

– Это ты мне скажи, зачем я пришёл? Чтобы забрать тебя отсюда или оставить здесь ещё на две недели?

Она вскочила, но пошатнулась и осела обратно.

– Забери… Пожалуйста, – губы задрожали, и щёки заблестели от влаги.

Монголу же словно нож в кадык воткнули. Зря он девчонку здесь столько промариновал. И заскрипел зубами от раздражения. Нехорошо оно, жалость эта. Однажды уже испытывал нечто подобное. Ничего путного из этого не последует.

– Не реви, – взял её за предплечье, потянул вверх. – Вставай. А теперь смотри мне в глаза, – взяв её за лицо, заставил поднять взгляд. – Будешь послушной – больше сюда не попадёшь, – дождался, пока она кивнет, подтолкнул вперёд. – Иди наверх.

Девчонка поспешила к лестнице, то и дело оглядываясь на Монгола. Наверное, боялась, что он передумает. А он уже не изменит своего решения. Ни за что. В штанах всё колом стояло, так хотелось её отодрать. За две недели пару раз спускал в шалаву, но при этом не испытывал ничего схожего с тем кайфом, который испытал с этой малолеткой.

– Давай сразу в спальню, я соскучился по тебе.

Девчонка застыла, тут же сжалась.

– Нет… – обернулась, а взгляд полон непокорности.

– Хочешь вернуться в бункер?

Не хотела. Готова была сделать что угодно, лишь бы не возвращаться туда. Но вот в постель к нему… Выше моих сил. Тогда это будет значить, что я проиграла, сдалась. Опустила руки, как когда-то Лерка.

Только и обратно в бункер не хотелось. Дни, проведённые там, сродни вечности пыток. Ещё немного и я сошла бы с ума.

– Не хочу в бункер…

– Тогда иди, Алина, – подтолкнул меня вперёд, сам же неотрывно следовал позади.

Сбежать не получится, уже пробовала. Сопротивляться тоже… Он просто запрёт меня в жутком подвале снова, и не факт, что в следующий раз я выйду оттуда сама.

Уже в доме тащил за руку по лестнице, а я упиралась ногами в ступеньки и тихо хныкала. Монгол же не обращал на мои слабые попытки никакого внимания. Он был похож на одержимого: страшный взгляд, полный уверенности и играющие скулы. Теперь мне стало страшно по-настоящему. Так, словно там, куда меня ведут, случится что-то необратимое. То, что изменит мою жизнь навсегда…

А что, если я забеременею? Что будет тогда? Он ведь уже давал мне понять, чего именно хочет…

– Постой! – схватилась за его руку, потянула на себя, принуждая его обратить на меня внимание. – Давай поговорим? Пожалуйста…

Наверное, мой вид был слишком жалок, потому что Монгол вздохнул, присел на ступеньку.

– Давай поговорим, – потянул меня вниз. – Только недолго. Мне сейчас не до разговоров, – и, взяв меня за руку, приложил ладонью к своей ширинке, а я ощутила внушительную твёрдость. – Видишь? Не стыдно тебе мужика голодным оставлять?

Инстинктивно дёрнулась, но, конечно же, вырваться не смогла.

– Пожалуйста, – прошептала, сгорая от стыда за саму себя, трогающую член Монгола.

Он нехотя отпустил мою руку, уперся локтями в ступеньки.

– Говори.

– Ты сказал тогда о беременности…

– Совершенно верно, – перебил меня грубо. – Я сказал и этому быть.

– Я не могу так, понимаешь? Я не готова… Это неправильно. Ты же не можешь заставить меня рожать тебе детей. Мы в двадцать первом веке живём! – перешла на крик, но сразу же осеклась. – Я не понимаю, что происходит… Почему я? Почему не та, которая захочет тебе родить и…