Но ведь могло же быть и так, что все русские снаряды летели в "молоко", а большинство японских поражало цель? Однако объективные данные опровергают и это предположение. Отчеты японских специалистов скрупулезно описывают каждое попадание в свои корабли, с указанием калибра снаряда и нанесенных им повреждений (таблица 2).

Казалось бы, даже столь внушительное количество попаданий бледнеет перед успехом японцев. Ведь, по данным В. П. Костенко, получившим широкое распространение в русской историографии, только "Орел" был поражен 150 снарядами, из которых 42 были 12-дюймовыми. Но Костенко, бывший во времена Цусимы молодым корабельным инженером, не имел ни опыта, ни времени, чтобы точно исследовать все повреждения корабля за те немногие часы утра 28 мая до сдачи корабля. Многое им было записано уже в плену со слов моряков. У японцев и англичан было гораздо больше и времени, и опыта. "Орел" обследовался ими "в натуре", непосредственно после боя, и по многочисленным фотографиям. Был даже выпущен специальный альбом, посвященный повреждениям русского броненосца. Данные иностранных специалистов несколько расходятся, но даже приведенное в японской официальной истории войны на море количество попаданий много меньше, чем у Костенко (таблица 3)[5].

* Ссылка на число попаданий по фр. данным цит. по: "Море", N 6–7, стр.202, статья 3. П. Рожественского "По поводу статьи г-на Феррана".

Очевидно, что "Орел" получил не более 70 попаданий, из них 12-дюймовых — всего 6 или 7.

Данные экспертов косвенно подтверждаются и историческим опытом. В состоявшемся в 1898 году бою испанской и американской эскадр у берегов Кубы, в котором испанская эскадра была наголову разбита, из 300 крупнокалиберных снарядов, выпушенных броненосцами США, цель нашли только 14 (4,5% попаданий). Американские корабли в артиллерии и организации стрельбы мало чем отличались от броненосцев русско–японской войны. Похожими были и дистанции, на которых происходило сражение — 15–25 кабельтовых. Крупнейшие сражения 1‑й мировой войны происходили на больших дистанциях, но и управление огнем значительно улучшилось. Ни в одном из них количество попавших снарядов не превысило 5%. Но даже если считать, что японцы совершили чудо и добились в Цусиме целых 10% попаданий, то это дает примерно такое же число поразивших цель японских снарядов, как и у русских — около 45.

Остается предположение о неэффективности русских боеприпасов. Главным доводом всегда было относительно малое содержание в них взрывчатки (1,5% от общего веса), ее качество — высокая влажность и слишком тугой взрыватель. На этом фоне вроде бы очень выгодно выглядели японские, а на деле английские, тонкостенные фугасные и "полубронебойные" снаряды с начинкой из сильнодействующей "шимозы". Но за все надо платить. Чтобы бронебойный снаряд был эффективным, он должен быть прочным, следовательно — толстостенным, и столь же последовательно он просто не может иметь большой заряд. Настоящие бронебойные снаряды морской артиллерии практически всех стран и во все времена содержали примерно от 1% до 2% взрывчатки и имели малочувствительный взрыватель с большим замедлением. Он необходим, иначе взрыв будет происходить еще до полного пробития брони. Именно так и вели себя японские "чемоданы", взрываясь при ударе о любое препятствие. Не даром они НИ РАЗУ не пробили сколь–нибудь толстой брони русских кораблей. Не случаен и выбор пироксилина — он не так чувствителен к удару, как пикриновая кислота ("шимоза"), которая в те времена просто не годилась для снаряжения бронебойных снарядов. В результате японцы их так и не имели, к вящему неудовольствию их британских "учителей". Русские же снаряды пробивали довольно толстую броню: японцы насчитали после боя 6 дырок в 15-сантиметровых плитах. Причем как раз после пробития столь толстой брони происходил взрыв, зачастую наносивший совсем не малые повреждения. Подтверждением служит одно из попаданий, которое могло если не изменить судьбу битвы, то хотя бы скрасить поражение русского флота.

В 3 часа по местному времени, спустя всего 50 минут после первого выстрела, русский бронебойный снаряд пробил 6-дюймовую лобовую плиту кормовой башни главного калибра броненосца "Фудзи" и взорвался над казенной частью первого орудия. Силой взрыва выбросило за борт тяжелую броневую плиту, прикрывавшую заднюю часть башни. Все находившиеся в ней были убиты или ранены. Но, главное, — раскаленные осколки воспламенили пороховые заряды. Одновременно вспыхнуло свыше 100 килограмм пороховых "макарон". Огненные брызги полетели во все стороны. Еще секунда — и кэптен Пэкинхем смог бы наблюдать с борта "Асахи" жуткую картину, свидетелем которой он все–таки стал через 11 лет в Ютландском бою уже в чине адмирала, находясь на мостике линейного крейсера "Нью–Зилэнд". Столб густого черного дыма высотой в сотни метров, гулкий глухой удар и — летящие в воздух обломки: все, что оставалось от корабля при детонации боезапаса. Английский нитроцеллюлозный порох — кордит — был очень склонен к взрыву при быстром сгорании. Такая тяжелая судьба постигла в Ютланде 3 британских линейных крейсера. Теперь понятно, что и "Фудзи" был на волосок от гибели (японцы применяли все тот же кордит). Но кораблю Того повезло: один из осколков перебил гидравлическую магистраль, и хлынувшая под большим давлением вода загасила опасный пожар.