Ну и вот, повинуясь договорённости, мы с Гришей уселись рядком на диван под лампой, и он стал показывать прощальное письмо от Тамары. За чем я, собственно, приехала. Вертя в руках записку, Гриша повторно уведомил, что будет делиться только копией, далее заверил, что копию мне надлежит снять собственноручно, хочу я этого или нет. И пока предупреждал, записку из рук не выпускал.
Не знаю, что имела в виду его супруга, но она оставила прощальный текст на большой глянцевой открытке, поздравляющей адресата с давно наступившим Новым 2000-м годом! Честное пионерское слово! С ума они все посходили, что ли, в этом доме! Или имело место изощренное оскорбление со стороны Тамары, я просто не знаю.
Я попробовала было возразить против идеи снятия копии с безумного документа, но хозяин резко пресек попытку бунта. Или так, или никак – строго пояснил он. Затем туманно прибавил, что, мол, «не хватало потом оправдываться, когда всякие там криминальные деятели будут совать в нос суду (?) записки якобы от Тамары, написанные его почерком. Нет уж, благоволите сами…». Документ у него, продолжал Добросеев, заверен нотариально, это раз, и он намерен провести частную экспертизу на предмет того, что текст на открытке писан Тамарой. Дело на мази, и нечего тут разводить турусы на колесах.
Да уж, я сидела на диване с ощутимою пружиной и тупо молчала, подавленная весомостью аргументов. И сразу перестала вникать, что бы это могло значить юридически. Бог с ними со всеми, я лучше побуду в сторонке. Дальнейшее действие вылилось просто в чудовищные муки, посудите сами!
Ладно, Гриша Добросеев, не очерствевший душою до конца, снабдил ходячую нотариальную контору бумагой для копии, понятно, что с собой ничего подобного не было. И на журнальном столике разрешил разложиться с работой, еще один реверанс в его сторону, мог послать на подоконник вне квартиры и вообще куда угодно. И альбом репродукций Пикассо принес, чтобы подложить, хвала ему! А ручка нашлась своя.
Но как прикажете снимать точную копию, сто чертей всем в печень и селезенку, когда оригинал исполнен на поздравительной открытке? Где кроме прощального привета имелся типовой текст поздравления и к нему в пару надпись лиловым фломастером: «С новым годом, Тамарочка, с новым веком и тысячелетием, если я не ошибаюсь!»
Вот я и мучилась несказанно, пытаясь сообразить, что будет точнее, и как будет лучше. Как-то не хотелось ударить в грязь лицом окончательно. В конце концов, сделала краткое описание открытки отдельно, а искомый текст записки привела ниже, хотя понимала, что для цельности впечатления они должны бы идти вперемешку, как на оригинале. Но в таком случае вышел бы документ из дурдома, такое я постеснялась бы нести многоуважаемой Любочки Борисовне, даже ей, многоопытной. И долго колебалась, это я опять же, стоит ли приводить в скорбном документе описание новогодней картинки, она была впрямь необычной, подобных поздравлений я доселе не видела, в эдаком демоническом стиле. Находясь в процессе колебаний, я спросила хозяина неуместно доверительно.
– А открытка откуда, очень необычная, и, вообще, почему на ней? – вернее, я засыпала беднягу рядом бестактных вопросов.
– У Тамарки всё не как у людей, – безропотно, хоть и бесстрастно пояснил Добросеев. – Её фирменный стиль, все привыкли. Вот и карточку принесла с работы. Так мило поздравили, какие-то клиенты, ей глянулось, принесла показать, картинка весёлая. Чёрные ангелы несут полуголую душу в когтях, с Новым годом, дорогие товарищи! Потом художество долго валялось, пока не пригодилось. Хорошая бумага, места как раз хватило, вышло удобно. Почерк разбираете?
– Да уж, будто ребенок писал, крупно и коряво, – заметила я не без провокации, очень хотелось разговорить хозяина.
– Вот потому я об экспертизе подумал, – согласился Гриша. – Это у неё от компьютера, рукою почти не пишет, тюкает по клавишам, почерк регрессировал, сама смеялась.
Вот тут мы оба надолго замолкли. Я стала снимать копию в меру своих сил, а между делом витало соображение, что как бы Гриша ни порицал беглую супругу, но… И уж точно ждал ее обратно, хмурый, всем недовольный, но в полной готовности высказать должные упрёки и… Достаточно предположений. А прощальный привет Тамара оставила такой.
«Милый друг! Я отъехала, пока не знаю, насколь долго. Постарайся никого не беспокоить, я предупредила, пускай не ищут. Если что, меня нету, уехала лечиться, от чего-нибудь. Деньги – знаешь где, я взяла немного. И пока.
Тамара, год, число, месяц, подпись неразборчиво»
Скупое послание выдала Тамара Добросеева супругу Грише, ничего иного не скажешь, но, с моей точки зрения, вполне достоверное. Если я что-либо понимаю в людях, то Гриша такого бы не сочинил, очень оно вышло обидное для него. Уж лучше бы Тамара придумала про неземную позднюю любовь и седого принца с миллионами в кармане.
Стало понятно, что обнародовать такое письмецо было для Гриши мучительно, просто как нож острый. По всей видимости, Любочка Борисовна выкрутила ему руки с особой жестокостью, иначе бы никто документа не увидел. Всё это промелькнуло враз, пока я копировала, и задерживаться в доме Добросеевых расхотелось вовсе.
Я и не стала. Как только закончила писанину, то принесла хозяину благодарность за содействие, извинения за отнятое время, далее, не медля, испросила разрешения откланяться. Гриша Добросеев в свою очередь гостью не задерживал, церемонно выразил сожаление, что мы оба занимались малоприятным делом, и отвел к входным дверям.
А там обоих ждал небольшой сюрприз. Когда дверь квартиры открылась внутрь, то стало видно, что деревянное сооружение волшебным образом уехало с площадки, но обслуживающий персонал, к сожалению, остался на месте. Тот самый тип в кепке, что напугал меня при входе, никуда не делся. Более того, он сидел у соседней двери, склонил голову на грудь и вытянул ноги поперек площадки. Надо полагать, что работник малярного цеха, потрудившись всласть, пребывал в состоянии беспробудности, хотя проверять никто не стал.
Я просто перешагнула через лежащие ноги в мятых брюках, а любезный хозяин проводил меня взглядом, пока я не сошла с площадки.
– Вот такие пироги с котятами, – сказал Гриша Добросеев на прощание.
И я не совсем поняла, что он имел в виду. То ли внезапный отъезд супруги Тамары и записку с чёрными ангелами, то ли мертвецки пьяное тело поперек дверей на прощанье. Надо сказать, что дешёвый спиртной дух распространялся вплоть до следующего этажа вниз, а потом смешался с прочими лако-красочными ароматами. Однако я успела отметить для себя, пока спускалась по проклятой бумаге, что как-никак, контакт с клиентом состоялся, невзирая на веселую встречу и нестандартные проводы.
№ 5. Вывод из вышеизложенного вышел странный и послужил заключением к вступлению и вообще…
Вывод, или, если хотите, ввод в дальнейшую программу, получился в виде телефонного разговора однажды наутро вскоре.
Абонент Л. Б. – Катюша, я ведь не разбудила тебя, это Любовь Борисовна.
Абонент К. М. – Да нет, не особенно, вообще-то…
Абонент Л. Б. – Нет, ты все же проснись, девочка, у нас тут…
Абонент К. М. – Нет, я почти не сплю, а бумага у меня.
Абонент Л. Б. – Бог с ней с бумагой, деточка Катя, у меня не самые хорошие новости, тебя ждет один милый юноша. Сегодня в полдень.
Абонент К. М. – А Грише Добросееву мы уже дали отставку?
Абонент Л. Б. – Ну, это сложнее, однако, хорошо, что ты проснулась, Катюша. Гриша Добросеев в панике, тебя искал, вызвонил у меня, и я его простила. Ты тоже простишь, я знаю. Он не хотел тебя выдавать, но уже ничего не сделаешь, теперь правила другие.
Абонент К. М. – Простите, Любовь Борисовна, я совсем перестала понимать, может быть, что-то с телефоном?
Абонент Л. Б. – Нет, Катенька, ты мыслишь правильно, просто мне трудно сознаться, но уже пора. Тебя ждут великие, но неприятные дела в муниципальном отделении внутренних дел. Я скажу адрес, юноша там неплохой, инспектор Дима Новожилов, я с ним переговорила и предварительно обаяла. Надеюсь, что дальше него дело не пойдет. Ау, Катюша, ты у нас тут?
